Джеймс, похоже, не выбирался из машины. Он изучающе пос-
мотрел на подошедшего Марио - все ли в порядке? - и взгляд
его снова стал отсутствующим. На широком лице в обнимку спа-
ли лень и равнодушие. Вот только губа... Еще секунду назад
имевшая вполне приличный вид, она поползла вперед, налилась,
вспухла и, наконец, отбивной котлетой улеглась на подборо-
док. Замечательная губа! Не губа, а барометр. Марио дал себе
слово научиться читать его показания. Сейчас Джеймс, должно
быть, расслабился. А до этого? Что держало его в напряжении?
- Случайно не знаешь такого - Роджер Гликоу? - спросил
Марио, когда они миновали дом, в который он сам не знал ког-
да еще заглянет.
- Без понятия, - шлепнул губой Джеймс.
Оранжевый конверт лежал в кармане. Марио попросил прое-
хать той улицей, где находился офис, а когда они поровнялись
с павильонами выставки, - сбавить скорость. Было без четвер-
ти одиннадцать. Еще не поздно познакомиться с тем, кто име-
новался Роджером Гликоу. Он терпеливо ждет. На входе в цент-
ральный павильон - женщина с двумя детьми. Дети доедают мо-
роженое. Когда они войдут в павильон, их тоже ощупает не те-
ряющий надежды взгляд.
Он собирался еще походить по магазинам. Его гардероб нуж-
дался в обновлении. Но когда они въехали в торговый квартал,
передумал.
- Правильно, - неожиданно одобрил Джеймс. - Что нужно, я
привезу. Это тоже входит в мои обязанности.- Он подобрал гу-
бу. В боковом зеркале уже давно ползала темная мушка. За ни-
ми неотступно следовал черный "мустанг".
- Быстро же ты затосковал, - насмешливо встретила его Сь-
юзен, когда он вышел из машины. Она стояла на высоком крыль-
це, руки в карманах халата, волосы подобраны. Подтянутая,
собранная, строгая. - Что так? Отвык от городского шума?
Марио, хотел он того или не хотел, застрял на первой сту-
пеньке и снизу смотрел на голубое изваяние. О, черт, она же
красивая!
- Меня никак ждут? - сказал он и пожалел. Не следовало
подчеркивать то, что и так было ясно. Сьюзен стала Кормили-
цей, то есть лицом должностным, как все здесь, и нечего пя-
лить на нее глаза. Да, она ждала, но не потому, что ей этого
хотелось, а так надо было - дело есть, пусть он ничего себе
не воображает.
- Оденься и приходи к Доктору, - сказала она. Прозвучало
полуприказом.
"Оденься" означало влезть в такой же голубой халат и на-
пялить шапочку. Всякий раз, когда приходилось переодеваться,
а в лаборатории иначе не пускали, он испытывал тоску одичав-
шего кота, попавшего в мешок, и стороной обходил зеркала,
чтобы не встречаться с подозрительно замаскированным типом.
Что-то в его отсутствие произошло. В кабинете Эгона соб-
ралась вся троица. Сам Доктор сидел за столом, поставив пе-
ред собой руки шалашиком, и целиком, казалось, был занят
тем, что наблюдал, как пружинят пальцы, соприкасаясь поду-
шечками друг с другом. Кормилица, обхватив себя за локти,
стояла у окна. Спиной. Неизменно стройная, строгая. И тоже
сама по себе, будто никакого отношения к происходящему не
имела. Зато Учитель и не пытался скрыть возбуждение. Он чуть
не налетел на Марио, опалив, его взглядом.
- Объясни ему, Доктор! - Он был уже в другом конце каби-
нета.
...под утро их привезли на какой-то полустанок. Вывели из
вагонов на платформу, построили. Стояли не по ранжиру, кто с
кем. Справа от него оказался огненно-рыжий малый с сытой
наглой рожей. Кажется, они ехали в одном купе. Потом его так
и звали: Рыжий, и не столько за цвет волос, сколько за на-
хальство и пронырливость. Почему-то все считали, что рыжие и
не могут быть другими. "Подвиньсь!" - повел плечом малый.
Отвоевав пространство, он на какое-то время уго монился.
Потом вдруг повел носом, повертел головой и уставился на Ма-
рио: "Так это ты вонял всю ночь! У, парфюмо!"...
- Извините, Марио, так сложились обстоятельства, что мы
вынуждены обратиться к вам за помощью. - Эгон Хаген единс-
твенный из троих, кто оставался с ним на "вы". У него в кро-
ви было то, что называют врожденной деликатностью.
- Какие обстоятельства, какая помощь?! - взорвался Жан. -
Не мечи икру, мы не на ассамблее.
- Дело в том, - продолжал спокойно Доктор, - что возник
вопрос, разобраться в котором нам пока трудно. Вероятно, мы
чего-то не знаем. Если вы поможете, то окажете...
- О боже! - простонал Жан и направился к двери. Слушать
дальше было выше его сил.
Марио в какой-то степени разделял его нетерпение. Из слов
Доктора он уяснил пока только одно: какая-то неприятность,
причем большая, раз они так переполошились.
- Присядьте, пожалуйста, - предложил, или скорее попросил
Доктор. - Сейчас все объясню.
Объяснение было долгим, туманным, что-то не договарива-
лось, возможно, намеренно, и позднее, переваривая простран-
ный монолог Хагена, Марио с трудом составил более или менее
ясную для себя картину "обстоятельств". Началось это еще
несколько дней назад. Тревогу поднял сам Доктор. Ему не пон-
равилось состояние Большого Мозга. Какие-то там у Него отк-
лонения. "Будь это обычный пациент, я определил бы: невроз".
Невроз - это понятно. Болезнь как болезнь, и ее следует ле-
чить, вернее, не ее, а его. А чтобы лечить, надо знать пер-
вопричину. С чего вдруг? Не от сырости же. И это еще полбе-
ды. Хуже, что сам БМ закапризничал, как малое дитя, лечиться
не хочет. Попробовали подмешать лекарства в физраствор, -
чуть ли не истерика, заставил сменить меню. Это уже по части
Кормилицы. Ей выговор и протест: если, заявил, еще раз без
моего ведома попытаетесь сварить такое блюдо, объявлю; голо-
довку. Она вот сейчас стоит у окна и переживает... Ему объ-
ясняют: без лекарств нельзя, хуже будет. Да какой разговор с
больным, неврастеник ведь. Слушать ничего не хочет: лучше
вас, мол, знаю, что можно, а что нельзя. Устал я, говорит,
отдых нужен, отпуск. Вот тут забегал кибернетик, то есть
Учитель. Почему отпуск? Сколько лет без продыху - и ничего,
а теперь вдруг устал. Отпуск - это катастрофа. Срывается не
только рабочая программа (на это Учителю наплевать), рвется
связь с миром, прерывается информационный поток. БМ отстанет
от событий, вроде как школьник, прогулявший учебную чет-
верть. Что потом спрашивать с отставшего ученика! В принципе
Он может сам объявить себе каникулы, но тогда... Страшно да-
же представить, что тогда... Такая вот закрутилась карусель.
И крутится не первый день, только Марио ничего не знал. С
какого дня конкретно? Прикидывали, считали - выходит пример-
но с появлением в Нью-Беверли Сына, и получается, что он Ма-
рио Герреро, во всем виноват, если и не во всем, то все рав-
но виноват. Потому и есть к нему вопросы.
- Еще раз извините, мы вынуждены кое о чем спросить. Обс-
тоятельства, сами понимаете, чрезвычайные. - Доктор не сразу
решился сказать "чрезвычайные". Он старался подбирать слова
нейтральные, спокойные, чтобы не оказать на собеседника эмо-
ционального нажима. Давить на психику, как он считал, унизи-
тельно, а для людей его профессии - недостойно.
К тому времени, поостыв, вернулся Жан, покинула свой пост
у окна Сьюзен. Втроем они терзали вопросами Марио, пытаясь
понять причину свалившихся на них проблем.
- Ты поднялся на лифте, вошел в зал. Как Он встретил?
Первые слова.
- Спросил о звездах. В том смысле, люблю ли я смотреть на
звезды.
- И что? Ответ понравился?
- Откуда мне знать. Поинтересовался, во что я верю.
- Веришь или веруешь?
- Для него это без разницы, я так понял.
- Потом?
- Немного поговорили о жизни и стали играть.
- Как играть, во что?
- Ну, вроде как с переодеванием, только на словах. Сам он
был то прокурором, то проповедь читал, то дурачка из себя
строил: а почему, отчего? И меня все время во что-то рядил.
Представь, говорит, что ты женат, имеешь свой дом. Тут меня
смех стал разбирать. Попугать хотел: зачем ты, Марио, в
детстве деревья ломал? Потом вдруг: ты бог. Это я-то бог!..
Да вы все здесь во что-то играете.
- Нет, так мы ничего не узнаем... У тебя хороший глаз, ты
легко подмечаешь. Постарайся вспомнить. Что тебя особенно
удивило?
- Яйцо.
- Не о том. Каким Он показался, в разговоре? Может,
странность какая?
- Яйцо сияло.
- Хватит! - взметнулся Жан. - Он же нас дурачит. Разве вы
не видите?! Молодец, Марио, всем нам носы утер. Нет, ска-
жешь?
...все видели, как Рыжий заходил в каптерку. Он пробыл
там минуты две и вышел, ухмыляясь. На вечерней поверке сер-
жант спросил: "Кто?" Строй молчал. Сержант медленно обошел
их, всматриваясь в каменные лица. "Ладно, - сказал он. - На-
казывать всех не в моих правилах. Когда вся армия чистит
нужник - это не армия, а ассенизаторы. Достаточно одного.
Может, есть добровольцы?" Строй молчал. "Тогда сами решай:
те кому". Строй молчал. "Что ж, подождем. Будете стоять до
посинения". И тут подал голос Рыжий: "Парфюмо. Его хлебом не
корми - лишь бы пахло. В нужнике ему самый раз". Сержант
распустил строй. Марио пошел за шваброй...
Когда они остались вдвоем. Доктор встал из-за стола, про-
шелся по кабинету. Он был явно расстроен. Это он предложил
переговорить с Марио и, поскольку затея не оправдала связан-
ных с нею надежд, чувствовал себя виноватым. Перед всеми.
Перед Ж.аном и Сьюзен, что отнял у них время; перед Марио,
что поставил его в неловкое положение. Сам он не считал, что
этот загадочный избранник Большого Мозга морочит им голову.
Тут что-то другое.
Взяв стул, он сел напротив Марио.
- Мне показалось, - тихо начал он, - иногда вы как бы
отключаетесь, пропадаете куда-то. С вами часто так?
Как ни странно, скандальный разговор у Доктора нисколько
не испортил его отношений с троицей. Наоборот. Теперь он был
посвящен в самую что ни на есть потаенную жизнь Нью-Беверли,
и при нем в открытую обсуждались все дела и события, о кото-
рых сам он наверняка никогда бы не узнал.
Обменивались новостями обычно за обеденным столом на об-
щем сборе. Но не только. Случалось, Марио оставался с
кем-либо наедине, и тогда, непроизвольно яли делалось это
умышленно, в знак особого доверия, с ним делились тем, о чем
умалчивалось в присутствии других. Были, оказывается, у них
друг от друга секреты, и не только сугубо личного, интимного
свойства, а, что самое неожиданное, - связанные с Башней.
Удивила его прежде всего Сьюзен Маккали.
В тот злополучный день, когда они чуть не перегрызлись у
Доктора, она перехватила Марио на пути к коттеджу. Вначале
он подумал, что начнет утешать или постарается как-то сгла-
дить - допрос-то учинили они. Ничего подобного! Накинулась
на него, что та пантера. Во всем, видите ли, он виноват; с
ним просто страшно рядом стоять - обязательно история. (Это
он уже слышал). Не успел появиться - и кругом черт знает что
творится. Вандал, варвар, разрушитель. Где пройдет, там пе-
пелище. (Зачем тогда его сюда затащили?). Доктора пожалела:
деликатнейший человек, умница, молиться на таких надо. За
Учителя горой: талант, гений, он и так по ночам не спит. (Но
что он им сделал?).
Другая женщина, наговорив такое, повернулась бы и ушла,
унося с собой праведный гнев и распаленную гордыню. Только
Сьюзен не относилась к тем, другим. Еще не закончив тираду,
она уже поняла, что пересолила и переперчила... У нее хвати-
ло мужества вылить это варево и начать стряпать заново.
- Не принимай все на свой счет, - сказала она. - Мы все
здесь посходили с ума. У нас нет другой жизни, только Башня.
И если с Ним что случится - всему конец. У меня такое ощуще-
ние, что мы - Его частица. Нет, это не женская фантазия. Мне
уже не нужны часы, сама чувствую, когда зовет, без сигнала.
Я, кажется, знаю, почему мы стали психами. Это от Него. "С
ним что-то творится - и с нами тоже. Догадалась давно, но
молчу. Однажды он такое выкинул... Об этом никому, выслушай
и забудь... Попросил алкоголя. Ну да, выпить. Хочу, говорит,
вкусить человеческого безумия. Представь мое положение. В
голове не укладывалось: чтобы я, да своими руками... Покля-
лась: не дам. Пусть выгонят, пусть что угодно - не дам! Тре-
бовал, угрожал, умолял. Уговорил, конечно... Ты ничего не
почувствовал там, у Него? Усталости или сонливости, как при
гипнозе? Чудище какое-то, что хочет внушит... Сама влила
полтора литра виски. Это не так много, в Нем веса две тонны.
Но страха я натерпелась... Что же, думаю, теперь будет? И
больше всего боюсь: вдруг еще потребует, во вкус войдет. А
потом вижу - обошлось вроде. Никто не заметил. И сам Он ра-
зочарован: гадость, говорит, пойло для кретинов, ничего дру-
гого, мол, он и не ждал. Я цвету, у меня праздник. Подхожу к
зеркалу - и ахнула: седая прядь... Так вот, когда я скормила
ему эти полтора литра, вернулась к себе, и чувствую - под
хмельком, будто сама приложилась. Не веришь? Жан свидетель,
он как раз зашел. Ты, говорит, сегодня прямо сияешь, а у са-
мого ноздри разбежались, стал принюхиваться. Честное слово,
принюхивался.
Марио поднял глаза на Сьюзен: где там седая прядь? Волосы
спрятаны под голубой шапочкой, но он хорошо помнил, что ни-
какой седины нет. Правда, она могла и подкрасить.
- Хочешь, зайдем сейчас к Жану, и я помирю вас? - горячо
предложила она, словно воодушевилась на невесть какой под-
виг. С боевого коня она с ходу спрыгнула в телегу миротвор-
ца.
Кажется, ее удивил ответ Марио.
- Мы не ссорились, - сказал он.
Если с кем и осложнились его отношения, так это с Докто-
ром. Не очень-то приятно осознавать, что ты на подозрении, а
Эгон Хаген буквально выслеживал его: ловил каждое слово,
подмечал каждый жест. И это при его-то деликатности. Иногда
он не успевал отвести взгляд и страшно конфузился. Как маль-
чишка, которого застали за шкодой. Он жалко улыбался, словно
жаловался: вот видите, как неловко получается, вы уж извини-
те, пожалуйста, я не хотел, почему бы вам самому не прийти
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг