раз не повезло: он ничего не добыл и потерял палец. Можно было считать, что
Бут отделался легко, но все равно потеря пальца его угнетала. Спеша за
Нилом, он время от времени для верности поддавал ногой маленькому ефиопу,
ножом-мачете прорубающему тропу. Покинув ненавистную "Делисию", маленький
ефиоп восторженно вскрикивал. Все это несколько облегчало страдания Бута.
Длинноволосое существо на деревянной ноге звалось Джоном Гоутом. Оно
жевало табак, злобно сплевывало и изрыгало проклятия на нескольких языках.
Джону Гоуту тоже не нравились спутники, но и об оставшихся на палубе
"Делисии" он нисколько не жалел. Он хорошо знал, что виселица никогда не
снится просто так. Водянистый взгляд его засасывал, как морская пучина.
Пробираться по каменистому, неровному, кое-где заиленному и густо заросшему
папоротником берегу было очень не просто, - одноногий здорово отставал.
Деревянная нога цеплялась за камни, оставляла след, похожий на отпечаток
копыта.
Оглядываясь, Сэмуэль Бут ругался и клал крест здоровой рукой.
Сканируя сознание одноногого, Аххарги-ю никак не мог получить
отчетливую картинку.
Ну да, чужие корабли, ужас.
В неразумных существах много ужаса.
Хотя Джону Гоуту явно везло. Так считал он сам.
Когда-то ядром ему оторвало ногу, но он выжил. С деревянной ногой по
выбленкам не очень побегаешь, Джон Гоут пристроился к канонирам. Никто не
знал настоящего его имени, но он поворачивал голову на оклик: "Джон". Не
важно, что на этот оклик поворачивали головы многие приватиры, Джон часто
успевал повернуть голову первым. За потерянную ногу он имел право получить
пятьсот реалов или трех рабов. Боясь слишком быстро пропить так трудно
доставшееся ему золото, Джон Гоут выбрал рабов, но пропил он их еще быстрее,
чем пропил бы деньги.
Даже оловянную кружку пропил.
Кстати, Джон Гоут, тогда еще совсем молодой и, разумеется, двуногий,
простым матросом служил на борту английского фрегата "Месть". Однажды
адмирал Томас Хоуард ушел в море, намеренно оставив названное судно наедине
с "Двенадцатью Апостолами" испанцев в бухте Ачибо. Личные счеты с капитаном
"Мести" привели английского адмирала к такому неразумному решению: ведь при
выходе из Плимута сама королева Елизавета ласково пожелала удачи и
безопасности всем английским кораблям, как если бы сама находилась на борту
одного из них. Долгое время считалось, что экипаж фрегата полностью погиб в
неравном бою, но Джону Гоуту повезло: пули в него не попали, акулы не
тронули, а пленил его лично дон Антонио де Беррео. Он неплохо относился к
пленнику, надеясь выгодно его продать. Он даже угощал пленника вином,
непременно напоминая: вино любого может превратить в скота, оно отравляет
дыхание, нарушает естественную температуру тела и деформирует лицо.
Сам он пил ровно столько, сколько считал нужным.
Обычно на седьмой чаше смуглое лицо дона Антонио деформировалось, и он
начинал рассказывал своему пленнику о далеком, затерянном в джунглях городе.
Там все сделано из золота и драгоценных камней, вытирал дон Антонио потный
затылок. Там короля купают в хрустальной ванне, а потом из специальных
тростниковых трубок с ног до головы обсыпают желтым порошковым золотом. А в
саду, рассказывал дон Антонио, вытирая большим платком потное,
деформированное вином лицо, растут золотые растения. Дыхание дона Антонио
становилось отравленным. И птицы, и ветки, и трава в саду, сообщал он, все -
золотое. От таких слов естественная температура тела у дона Антонио еще
сильней поднималась. Только ручей в саду, делал он небольшую скидку, течет
самый обычный.
Воду ведь не сделаешь золотой.
У названного испанца Джон Гоут многому научился.
Например, пить и буянить, а также петь песни на разных языках.
Косые латинские паруса теперь не пугали Джона Гоута, как не пугали его
и никакие другие, как бы они ни выглядели на морской глади. Когда ядром
Джону Гоуту оторвало ногу, он сразу сказал себе: некоторым повезло еще
меньше. Когда на дырявой галере его занесло на мутные просторы Ориноко, он
сразу себе сказал: в таких глухих дырах надеяться нужно только на себя.
Местные жители всегда будут убегать от ужасного одноногого человека, а
королевские суда - неустанно преследовать. Он понимал, что даже маленький
ефиоп не оставляет ему места в будущем. Особенно в джунглях, где погибают и
более приспособленные.
Один только боцман не испытывал сомнений.
Много лет он мечтал, как в море, окунуться в джунгли.
В сумеречную душную бездну, густо оплетенную лианами, расцвеченную
орхидеями, в паутинные болота, в гниль, в ядовитые туманы тянули боцмана
яркие воспоминания об одном умирающем упрямом человеке, на которого он три
года назад случайно наткнулся в глухой индейской деревушке. Приватирский
барк "Три грации" встал на кренгование возле безымянного островка. Время от
времени боцман охотился на глупых лабб и акури, похожих на одичавших
поросят. Он не считал грабежи плохим делом, поэтому основательно почистил и
попавшуюся на пути индейскую деревушку. Кроме нескольких золотых вещиц, он
нашел в одной хижине умирающего белого. Вообще-то волков не должно быть
много, считал боцман. И успокоился только после того, как уверился, что
неизвестный действительно умирает.
Кровь и деньги обычно связаны, но в данном случае неизвестный бродяга,
порк-ноккер (старатель), как он сам назвался, умирал сам по себе. Господь,
создавая живые существа, отлично знал, кто кому пойдет в пищу, поэтому
боцман и не мучил себя сомнениями. Под именем Беннет он когда-то служил
правительственным осведомителем на Барбадосе и многому там научился. Ему
нравился Барбадос, и он никогда не уехал бы с острова, не привлеки однажды
его внимание заезжий англичанин. Весь в голубом шелку, в полосатых шерстяных
чулках, в парике, при шпаге - настоящий джентльмен, и в кошельке у него
водились настоящие фунты. К несчастью, ограбленный оказался личным гостем
губернатора, - пришлось бежать с острова. Шлюп "Винсент" под командованием
капитана вен Кези в течение почти полутора лет успешно гонял испанских
морских торговцев, но в один вовсе не прекрасный день на траверзе мыса Одд
наткнулся на военные корабли. В плену боцман провел ровно год. И почти весь
год таскал тяжелые ящики с золотом и серебром через влажные болотистые
перешейки Самарги. Однажды боцман решился на побег, и это ему удалось.
Умирая от раскаленных укусов мух кабури, злобно перебирая четки, вырезанные
из душистого дерева пальмисте (он сорвал их с зарезанного им солдата),
боцман сумел добраться до неизвестного берега.
Порк-ноккер, на которого боцман наткнулся в глухой индейской деревне,
оказался на редкость неразговорчивым, но боцмана это не смутило. Он умел
разговорить и не таких. Путь, подсказанный искателем алмазов и золота,
навсегда запечатлелся в его сознании. Аххарги-ю с некоторым изумлением
всматривался в мысленную карту. Досконально известно, что на планетах,
подобных Земле, существа, не достигшие истинного разума, обладают особым
искусством оставлять тайные знаки. Например, метка росомахи способна не
пустить конкурентов на занимаемую ею территорию, а медведь, оставивший
царапины на высоком дереве, может не беспокоиться за свой участок.
Всматриваясь в мысленную карту, запечатленную в смутном, но уверенном
сознании боцмана, Аххарги-ю чувствовал странную, не поддающуюся анализу
тревогу.
Порк-ноккер, сумевший вырваться из зеленого ада, много знал.
Сотрясаясь в приступах лихорадки, он рассказал о желтом золоте,
прозрачных алмазах и волшебных кристаллах горного хрусталя. Когда боцман
подпалил порк-ноккеру пятки, он вспомнил о чудесных бериллах. Задыхаясь от
боли, проваливаясь в бессознание и снова из него всплывая, порк-ноккер
подтвердил свои же слова о том, что он действительно побывал в некоем
мертвом городе. На океанском побережье любят поговорить о заброшенных
древних городах, но мало кто сам решается оставить линию прибоя. Чтобы
добраться до угрюмого зубчатого хребта и перевалить на другую его сторону,
хрипло утверждал порк-ноккер, подбодренный шеффилдской волнистой сталью
боцманского ножа, нужно выйти точно на речку, течение которой само вынесет
тебя к мертвому городу.
Это нелегко.
Надо уметь ориентироваться.
"Знаешь, чем я займусь однажды? Ну, когда меня от моря начнет
тошнить?" - не раз спрашивал боцман Джона Гоута, с которым почти подружился
в совместных плаваниях.
Джон, конечно, знал, но всегда отвечал: "Не знаю".
"Хорошим делом, - подмигивал боцман, пробуя на пальце остроту ножа. -
Очень хорошим делом. - И видя, что одноногий показывает заинтересованность,
настороженно оглядывался: - Видел когда-нибудь настоящий алмаз?"
"Нет, только стекляшки".
Тогда боцман снова оглядывался.
Только убедившись, что они одни, он извлекал из потертого кожаного
пояса, подвязанного на животе, сверкающий безупречный восьмигранник.
Зачарованный острым холодным огнем камня Джон Гоут (не в первый раз)
спрашивал: "Тебе подарил его тот порк-ноккер?"
"Ну да".
Боцман никогда не выдавал деталей.
Чаще всего он подавал вечерние беседы с порк-ноккером как маленькое
волшебное чудо, которое он всего лишь слегка оттенил раскаленным в огне
ножом. Известно, что порк-ноккеры молчаливы, значит, приходится развязывать
им языки. Даже умирая, тот тип сперва не хотел объяснить, как легче
добраться до мертвого города. А когда все-таки объяснил, боцман зарезал
порк-ноккера, потому что тот с ног до головы был покрыт страшными язвами и
мог умереть в любой момент.
В течение трех лет боцман пытался отыскать двух таинственных женщин, с
которыми порк-ноккер вроде бы вернулся из мертвого города. Эти женщины вроде
бы сперва помогали спутнику, а потом бросили, увидев, что он умирает.
Боцмана не интересовало, каким образом женщины оказались в джунглях, почему
помогали порк-ноккеру, а потом бросили его, главное, эти женщины могли
помнить дорогу к мертвому городу.
К счастью, узнал боцман, обе попали в руки англичан и были приговорены
к смерти.
Наверное, было за что. Так о них говорили. Когда суд спросил, может ли
хоть одна из них объявить что-то такое, отчего смертный приговор не стоит
приводить в исполнение, одна из женщин указала на свой оттопыренный живот, а
вторая бессмысленно забормотала что-то про большие богатства, спрятанные в
лесах. Но о богатствах бормочут многие, особенно те, у кого и пенни в
кармане нет, поэтому приговор оставили в силе. А оттопыренный живот вообще
никого не удивил, ведь для своего спасения каждый старательно использует все
доступные средства.
"У тебя только один алмаз?"
Боцман хмуро качал головой: "Только один".
Порк-ноккер вроде бы нес из мертвого города много камней, а также
большое блюдо из чистого золота. А те две женщины несли меч, рукоять
которого была густо посыпана рубинами и алмазами.
Но теперь проверь!
Зато боцман твердо верил: дорогие вещи и камни прекрасно снимают с
человека грехи - даже самые черные. Он знал: дорогие вещи и камни дают
возможность, сменив имя, профессию, национальность, мирно благоденствовать в
тех странах, где люди не догадываются о существовании пиратов и приватиров.
"Порк-ноккер спрыгнул с ума, - объяснял он одноногому. - Он не боялся Джона
Гоута, потому что считал себя сильнее. Порк-ноккер спрыгнул с ума... Ну
там... блеск ножа... запах гари..." Но и в этом состоянии порк-ноккер,
оказывается, успел рассказать боцману про ужасных идолов из чистого золота,
про множество чудесных золотых дисков и полумесяцев тончайшей работы,
украшавших дворцы мертвого города. "Сегодня только я знаю путь в джунглях, -
говорил боцман. - Порк-ноккер умер, а тех подлых женщин повесили. Господу
угодно было указать мне путь к мертвому городу, но я не такой дурак, чтобы
рисовать карту и таскать ее при себе. Поэтому карта хранится вот здесь. - Он
грубо стучал себя кулаком по голове. - Уж сюда-то никто не залезет".
В этом он ошибался.
Аххарги-ю четко видел мысленную карту боцмана: уединенные протоки и
реки, мерзкие мутные болота, в которых с хлюпаньем возятся аллигаторы,
зубчатые каменистые хребты, покрытые лохмами туманов, холодные ревущие
водопады, темное ущелье - все совсем такое, каким запечатлелось в памяти
порк-ноккера, а потом перешло в память боцмана.
Аххарги-ю четко видел тропу, теряющуюся в непроходимом подлеске.
От того, что ржавая вода там пробивалась небольшими ручейками сквозь
нездоровую болотистую почву, местность перед мертвым городом кишела многими
ядовитыми червями и змеями. А на ветках деревьев, низко нависающих над
прозрачными ручьями, росли шершавые, как бы закаменевшие устрицы.
3
Костер разожгли только к вечеру.
Все понимали, что капитан Морт не оставит беглецов в покое.
Если не сегодня, то завтра лодки рванутся вверх по реке, чтобы найти и
уничтожить бежавших приватиров. Никто не хотел, чтобы его голова болталась
под бушпритом "Делисии". А характер капитана Морта был всем хорошо известен.
Этот джентльмен не знал пощады, поэтому Бут, Нил и ефиоп следовали за
боцманом, даже не спрашивая, куда он их ведет.
Но на привале Нил заговорил об оставленной деревне.
- Там сейчас люди капитана Морта, - покачал головой Сэмуэль Бут,
неодобрительно разглядывая нагноившуюся рану. Палец, отрубленный клинком,
ныл. Вот нет его, а ноет. Бут с ума сходил от ноющей боли. Он искал ссоры. -
У тебя лицо исцарапано...
Ничего не значащими словами он как бы подчеркивал никчемность ирландца.
Вот у меня только девять пальцев, как бы подчеркивал Бут, но я шел
первым, рубил тяжелым мачете подлесок, а на моем лице ни одной царапины.
Получалось, что он, Сэмуэль Бут, ранее житель Чарльзтауна, знает и море, и
джунгли. Он хорошо ходит и по воде, и по суше. А кое-кто... Будто черви...
Кольчатые или пресноводные.
Ирландец благоразумно отмалчивался.
Он много чего нахлебался в жизни и знал, что ссориться с приятелем -
последнее дело. К тому же он не собирался нагружать свои мозги проблемами
Бута. Отрубили палец - терпи. Вон Джон Гоут ползет по тропе на одной ноге и
не жалуется. Ну, капитан Морт взял верх, так бывает. Но мы ушли, мы пока
живы.
Так и должно было произойти.
Двуногие непременно должны были схватиться.
В своем отчете контрабандер нКва особо подчеркивал их полную
несовместимость. Аххарги-ю помнил эти страницы. К тому же неразумность
обитателей Земли не раз уже подтверждалась самыми нелепыми поступками трибы
Козловых, живших в самом тесном симбиозе с сохатыми и кобыленкой, которую
они почему-то называли казенной.
Рано или поздно обитатели Земли перебьют друг друга. Значит,
переправить часть такой активной биомассы в другие миры - спасти ее.
Так утверждал знаменитый контрабандер, и Аххарги-ю склонен был верить
другу милому. Его собственное вхождение в чужую жизнь было рассчитано на
несколько местных столетий, - этого должно хватить для внимательного
просмотра земной истории трибы. Конечно, Аххарги-ю прекрасно понимал, что
без сущностей -тен и -лепсли его миссия обречена на провал: он не выживет в
слишком активной для него атмосфере.
Как это ни парадоксально, но спастись ему помогут эти беспокойные
существа.
Ну да, они агрессивно настроены даже друг против друга, но без них он
не вернет потерянные сущности. А без сущностей -тен и -лепсли он очень
быстро потеряет последние силы и окислится.
Сумеречное сознание боцмана радовало Аххарги-ю.
Очень простое, оно не мешало определять нужное направление.
Немного мыслей о жратве, немного беспокойства о приватирах, попавших в
руки капитана Морта, раздражение, вызванное ноющим Бутом, но над всем этим -
огромное, неуклонное, непобедимое желание добраться до мертвого города.
Можно было подумать, что боцман тоже хочет добраться до сущности -тен.
Но боцмана привлекало нечто другое: металлы, которые он почему-то
считал редкими, камни, которые тоже к редким не отнесешь. Включившийся
адаптор защищал Аххарги-ю от местных запахов и шума. Благодаря адаптору
сигналы сущности -тен теперь доносились особенно отчетливо, в отличие от
очень слабых сигналов сущности -лепсли.
Увеличение чувствительности вело к сбоям.
"...всей недвижимости у него теперь - могила деда на Украине..."
Наверное, все эти достаточно бессмысленные электромагнитные волны
прорывались из будущего. Они вряд ли принадлежат потомкам существ, так
увлеченно занимавшихся делением на палубе залитого кровью шлюпа.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг