ГЕННАДИЙ ПРАШКЕВИЧ
ПОДКИДЫШ АДА
Мертвый город
1
На седьмом витке сорвало центральный слипс - процессы пошли обвально.
На девятом - взрывом разнесло кормовую часть корабля. Зеленые заросли под
кораблем накрыло чудесным снежным зарядом выброшенных в атмосферу
микроскопических вольфрамовых спиралей.
"Еще, еще... Где ты этому научился?.."
Интерпретации перехваченная информация не поддавалась.
Выпучив сайклы, Аххарги-ю держался. Он успел обозначить контуры
будущего существования: сущность -тен отстрелило в районе северного полюса
над белыми ледяными островками, сущность -лепели развеяло над зеленым
массивом тропиков. Электромагнитные сигналы, беспорядочно колеблющие
мембраны отбора, вряд ли стоило относить к системным. Зеленая планета не
относилась к мирам, облагороженным разумом. Перехваченные сигналы вполне
могли прорваться из будущего. Даже из чрезвычайно далекого будущего. На
таком подходе настаивал, например, контрабандер нКва, заподозренный в
Ошибке. Потому Аххарги-ю и отправился на зеленую планету, а нКва разместили
под охраной на одном уединенном коричневом карлике. Единственными соседями
контрабандера были теперь Козловы - шумная, хамоватая, неопрятная триба,
из-за которой, собственно, разгорелся весь сыр-бор.
С мягким шипением обломки корабля сгорели в атмосфере.
Бесшумный взрыв вспугнул не вовремя проснувшегося ленивца. Зверь
вскрикнул и разжал длинные когти. За многие миллионы лет пронзительный
страшный свет впервые выделил в джунглях каждое растение, выбелил жирную
почву, смял гнилые кочки, влажно шевельнул раздутыми воздушными корнями.
Воздушной волной вдавило в раздавшийся влажный подлесок грандиозные облака
москитов, сорвало тучи листвы, горячим вздохом опалило перевившиеся по
стволам лианы. Сбитые лепестки орхидей окрасили реку почти по всему течению.
Черви в моментально прогревшемся иле замерли, рыбы застопорили движение
плавников.
После такой чудовищной вспышки ливень показался черным.
Успеть войти в живое чужое тело! - вот главное, о чем помнил Аххарги-ю,
расчетливо расправляя спутавшиеся щупальца. Вне сущностей -тен и -лепсли
азотно-кислородная среда была для него убийственной. Если в течение
короткого времени не попасть в какое-то из местных живых тел, гибели не
миновать. Можно окислиться. Можно превратиться в беспорядочное облако
оплавленных вольфрамовых спиралей. Можно превратиться в медлительно
размышляющую скалу.
Аххарги-ю не нравились все варианты.
Сущность -ю сама по себе не может противостоять энтропии. Следовало
срочно спрятаться в одной из местных живых форм. В миллионную долю секунды,
пока чужой мир насквозь, как рентгеном, просвечивало звездной вспышкой,
Аххарги-ю успел рассмотреть мутную реку, зеленые душные заросли, сплошной
массой заполняющие пространство до самого горизонта, а на широкой,
поблескивающей под Солнцем протоке - два связанных Цепями плавающих
сооружения. Одно - латинской косой оснастки, другое - ощетинившееся, как
сороконожка, обломками весел. Над выгнутыми бортами вспухали плотные клубы
порохового дыма, звучали хлопки выстрелов. Двуногие запаленные существа с
хриплым ревом карабкались по веревочным лестницам, глухое эхо отражало дикие
голоса. На носу судна, сохранившего косой парус, на длинном бушприте
раскачивалась над волной понурая человеческая голова. Возможно, своеобразное
проявление каких-то неизвестных обрядов, решил Аххарги-ю. В отчете
контрабандера такие штучки упоминались.
Двуногие с хрипом карабкались на высокий борт, прыгали на палубу, густо
залитую кровью. Они задыхались. Они возбужденно орали. Они наносили и
отражали удары. Рявкнула, но тут же умолкла пушка. Обжигаясь дымным
воздухом, давясь его горячими влажными струями, Аххарги-ю неясным облачком
поплыл к оборванному, нелепо перекошенному существу. Оно особенно активно
хрипело, пытаясь прорваться на шканцы. Одна нога у него была деревянная, но
это не мешало ему махать топором, подавая пример приятелям.
Локация ничего не прояснила.
В голове одноногого никаких особенных мыслей не водилось.
Нельзя же считать мыслями опосредованные воспоминания о некоем чудесном
"Альманахе". По-видимому, прыгающие по палубе существа умели переносить
некоторые свои мысли на грубый материальный носитель. Впрочем, пес,
помочившийся на чужой кустик, тоже переносит некоторую примитивную, но
вполне понятную мысль (метит территорию) на материальный носитель (кустик).
"Альманах", почему-то возникший в смутном сознании одноногого, являлся такой
меткой. Он не только ему запомнился. Он помогал ему в определенной
последовательности запоминать дни недели и месяца, таблицы приливов и
отливов, полезные астрономические данные и вычисления, даже необычные
предсказания, подтвержденные грубыми гравюрами. "Приснившаяся виселица
означает беспорядок в душе. Еще - указание на близкие неприятности". - "Не
стоило нападать на "Делисию", - беспорядочно металось в голове одноногого. -
Все-таки двадцать пушек... И королевский обученный экипаж... Куда против них
с такими придурками?.. Правда, на посудине, которую мы срубили, не выйдешь в
море..."
Скачущие мысли одноногого о разуме говорили не больше, чем умение
вирусов проникать в структуры, жизненно необходимые для собственного
развития.
"Ну да, потопленная "Жемчужина"... - металось в голове одноногого. -
Нам еще припомнят коммандера Тиззарда... Умирая, он так и сыпал
проклятиями... Испанский пинк "Орел"... Мы сожгли его в бухте Всех
Святых... - Мысли одноногого казались Аххарги-ю страшно однообразными. -
Бригантина "Сара"... Пущена на дно в устье Ориноко вместе с капитаном
Стаутом, привязанным к мачте... Уолтеру и не снилось, что случится с одним
из его людей... Шлюп "Бентворт"... Весь экипаж в трюме... Зря они вышли из
Бристоля в пятницу на тринадцатое... Тут некого винить. Тут не мы
виноваты... Барк "Картерет"... Топить его было ошибкой... Мы могли оставить
экипаж в трюме, как сделали со шлюпом "Олень"... Кто мог знать, что он набит
бочками с порохом... Наконец, галера капитана Крейда, так удачно
перехваченная в устье реки, но тут же потерянная по небрежности перепившихся
приватиров... Мы ждали в этой индейской деревушке почти полгода... Индейцы
охотились и собирали плоды, а женщины составили с приватирами как бы новые
семьи... И тут "Делисия"... Двадцать пушек... Не спешить... Виселица просто
так не снится..."
Стремительный топор так и блестел.
В ничтожные отрезки времени одноногий успевал поставить перед собой
столько полей защиты, что Аххарги-ю, зависший над мокрой палубой неким
неясным, размазанным в пороховом дыму облачком, просто не успел втянуться в
чужое сознание. Торопясь, задыхаясь в опасной для него среде, он успел
только повторить очертания капитана Морта - решительного джентльмена в
удобном камзоле с позументами и богатыми кружевами на обшлагах, в белом
парике, в чулках, плотно облегающих потные ноги. Короткими ударами шпаги
капитан оттеснял нападавших и громко призывал команду сбросить нежданных
оборванцев с борта шлюпа.
Двадцатипушечная "Делисия" вошла в устье реки всего сутки назад.
От индейца, пойманного на берегу при наборе пресной воды, капитан Морт
узнал, что в крошечном поселке уже полгода прячется команда затонувшего на
реке приватирского судна. Из обломков, выбрасываемых течением на берег,
негодяи даже сумели построить небольшое судно. "Бато, - объяснил индеец
капитану, хотя речь шла все-таки о лодке, а не о какой-то там долбленой
пироге. - Злой дух Даи-Даи вселился в плохих людей. Они всех убьют".
Подумав, капитан Морт решил сам захватить пиратов.
"Каждое лицо, - сурово напомнил он команде, если возьмет в плен любого
пирата на море или на суше или убьет такового при сопротивлении, при
представлении необходимых доказательств умерщвления, будь то ухо, нос или
другая часть тела, получит за убитого соответствующее вознаграждение. За
командира - сто фунтов, за рулевого, боцмана или плотника - сорок, за всех
прочих по десяти. Так сказано в Морском уставе, и если кто забыл эти простые
слова, я напомню их вам завтра, когда развесим негодяев по реям".
"Боже, храни королеву!" - дружно ответила команда.
Но капитан Морт хотел убедиться в их решительности. Он не первый год
бороздил южные моря и знал, с какими людьми обычно приходится иметь дело.
"Если вы забыли Морской устав, - сурово напомнил он, - знайте, что для труса
преждевременная смерть ни в коем случае не будет единственным наказанием. Я
знаю, что порок вам привычен, вы ежедневно в нем упражняетесь. Только
истинная служба Господу и королеве может вас спасти". И столь же сурово
напомнил, что трусов и отступников ждет вовсе не рай, а кипящее озеро
расплавленной смолы. И поведут их в рай не при свете корабельного фонаря, а
при мерзких отсветах свечей, вылитых из человечьего жира. Звук адского
потрескивающего огня, сурово напомнил капитан Морт, любого заставит
трепетать, ибо как можно богобоязненному человеку жить при вечном пламени?
"Трусость и грех есть главное унижение человеческой натуры. Господь и
королева этого не терпят".
И яростно указал шпагой на голову голландского приватира, месяц назад
отделенную от тела и очень уместно украсившую бушприт "Делисии". Голландец
попал в руки капитана Морта при потоплении шлюпа "Южная орхидея". Ничего
личного.
Первое превращение Аххарги-ю не удалось.
Он промахнулся. Он не вошел в сознание капитана.
Хуже того, он возник рядом с джентльменом, как некое его идеальное
отражение, как чудесный материальный двойник - богатые, но частично уже
сорванные кружева на обшлагах, шпага, белый парик на потной голове,
полосатые чулки, изломанный в крике рот, исторгающий богохульства.
Одноногому с топором пришлось бы совсем плохо, поскольку капитан Морт умело
загнал его в угол между фальшбортом и надстройкой, но появление двойника
пусть на секунду, но ошеломило капитана. Не имея времени осознать суть
случившегося, он просто пронзил своего двойника шпагой. Видимо, он не считал
такие происшествия добрыми и не хотел, чтобы второй капитан Морт принялся
командовать. Аххарги-ю даже вскрикнуть не успел: стремительная шпага
проделала в двойнике такую дыру, что удержаться в чужом теле оказалось
невозможно.
Тогда Аххарги-ю вошел в сознание канонира Джеббса.
Умело орудуя банником, черным от гари (им недавно прочищали ствол
пушки), канонир Джеббс видел спрятавшегося за бухтой троса черного
мальчишку - ефиопа, снятого капитаном Мортом с борта потопленного гвинейца,
под черным гафелем доставлявшего невольников к берегам Америки.
Маленький ефиоп стонал.
Он стонал не от ран. Ему было страшно.
Он совершенно не понимал белых людей. Он совершенно не понимал событий,
в которые вовлекла его судьба во время той последней несчастной прогулки по
родному гвинейскому берегу. Ему почему-то казалось, что это из-за него
разные белые люди так неутомимо ссорятся, стреляют и убивают друг друга. Он
никак не мог взять в толк, что в нем такого хорошего, что эти странные белые
ради него забывают сон и отдых?
Аххарги-ю тоже ничего не понимал.
Кто-то ударил его сзади кортиком. А выстрел сразу из двух пистолей
довершил дело.
Банник с грохотом покатился по окровавленным доскам. Отброшенный
выстрелом канонир ужаснул маленького ефиопа не меньше, чем недавнее
появление капитанского двойника. А вновь выброшенный из чужого тела
Аххарги-ю почувствовал удушье. Мембраны отбора жгло, сайклы слезились. Чтобы
не сгореть в слишком активной для него среде, Аххарги-ю, не раздумывая,
вошел в тело только что убитого обрушившимся обломком реи корабельного
плотника.
Нападавшие и отбивавшиеся оцепенели.
Они впервые видели, как поднимается на ноги труп, у которого надежно
проломлена голова, а обе ноги выше и ниже колен перебиты картечью.
Отрубленная кисть руки валялась на просмоленных досках палубы, левый
вытекший глаз плотника ничего не видел, зато правый вращался. Он ужасно
подмигнул остолбеневшему капитану Морту и попытался что-то крикнуть, может,
даже: "За королеву!" Но для пущей надежности корабельного плотника коротким
копьем тут же пришили к планширу, чтобы впредь никогда не вытворял такого.
Аххарги-ю растерялся.
На протяжении двух минут его трижды выбивали из чужих тел.
В этом мире явно не любили двойников, это он понял. Также не любили и
покойников, это он тоже понял. Контрабандер, кстати, упоминал схожие случаи.
Однажды он, например, сам пытался притвориться Козловым. Хотел почувствовать
их отношение к жизни, а получилась какая-то чепуха. Сперва его крепко
прижали лицом к мутному зеркалу, а потом били бутылками.
Вся триба.
Как с ума сошли.
Но так оно и должно происходить, помнил Аххарги-ю.
Ведь существа, не вступившие на тропу разума, боятся отражений.
Они сердятся, увидев свое отражение в зеркале или в тихой воде, и
всегда ведут себя в этих случаях агрессивно. Неясной оставалась лишь суета,
царящая на палубе "Делисии". Картечь, шпаги, топоры... Может, они
размножаются делением?.. Аххарги-ю опять нырнул в искалеченное, пришитое
копьем к борту тело корабельного плотника. У него не хватало не только кисти
руки, но Аххарги-ю за считаные доли секунды успел нарастить казавшуюся ему
нужной массу. Раздробленные ноги мертвеца вдруг будто распухли, грудь сильно
выпятилась. Искалеченный мертвец вызывающе возвысился над дерущейся толпой,
а рваные клочья дыма, окутавшие палубу, придали ему непомерно грозный вид.
Конечно, несколько избыточные уши... Но они помогали улавливать
беспорядочные сигналы... "Еще, еще... У тебя так сладко получается..."
Обозленная душа плотника путалась в оплывающем сознании, что-то там
выскребала, ругалась, никак не хотела отправляться к вонючим серным озерам.
В принципе Аххарги-ю ничего не имел против симбиоза, но пуля, выпущенная
одним из оборванцев, в панике бегущих с палубы "Делисии", окончательно
вышибла из плотника душу.
Времени не было.
Аххарги-ю впрыгнул в боцмана.
2
Чужие волосы падали на глаза, потная кожа чесалась.
Зато Аххарги-ю получил передышку. Он дышал полной грудью.
В усталом и потном теле боцмана атмосферный кислород уже не опалял его
жгучими факелами. Теперь Аххарги-ю мог внимательнее присмотреться к
существам, к которым попал. На скользкой палубе, среди хрипа и рева, в
плотном пороховом дыму, под звон железа и сумасшедшие выкрики происходил,
возможно, самый обычный процесс деления, но Аххарги-ю сбивало с толку то
обстоятельство, что количество существ почему-то уменьшилось.
И двигаться они стали быстрее.
Добравшись до индейского поселка, схватили немного вещей, в основном
пищу, и сразу двинулись по заросшему берегу, боясь погони. При этом
сумеречное сознание боцмана до предела было насыщено всевозможными знаниями
о его пыхтящих спутниках и всех их прародителях по седьмое, а то и по
девятое колено. Вряд ли знания боцмана были точны, вряд ли указанные им
прародители могли длительное время существовать при столь ужасных физических
и моральных недостатках, но боцману, видимо, особой точности и не
требовалось.
Аххарги-ю сразу выделил главное.
Например, длинный жилистый человек в кожаных штанах и в грязном
нашейном платке охотно отзывался на имя Нил. Когда-то он жил в Дублине.
Точнее, даже не в самом Дублине, а в одном из его пригородов с непристойно
длинным, непроизносимым названием. Но Нил и не произносил его никогда. На
это у него были веские причины. Кровь, которую Нил неосторожно размазал по
лицу, к счастью, не была его собственной; просто в горячке боя он кого-то не
совсем неудачно ткнул ножом. Сейчас, торопясь как можно быстрее уйти от
брошенной на берегу полузатонувшей лодки, в которой они сами и наделали дыр,
Нил страстно желал оказаться в родном пригороде, хотя ничего, кроме петли и
плачущих родственников, его там не ожидало.
Это, кстати, злило его даже больше, чем неудачный абордаж "Делисии".
Вторым был Сэмуэль Бут, ранее житель Чарльзтауна. Как все опытные
приватиры, он любил хватать чужое и страшно не любил терять. Сегодня ему как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг