Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
инженерство свое, ты мне им мозги не запудривай.
     А  Томка  сразу издевку учиняет: ты, смеется, соображаешь, толстопузая,
что  у станка вкалывать надо, горлом там план не сделаешь, а ты только горло
раскроешь, и в конторе твоей начальство трясется.
     Старшая,  ясное  дело,  в  накладе  не  останется:  сама,  кричит, утка
общипанная,  от  учения хоромов не нажила, а Борька твой - блажной, еле тебя
с  дитем  кормит,  так  вы  дитенка-то  бабке всегда подсовываете - любимчик
ведь,  потому  бабка  вам  продуктов всегда накупает, так и дурень последний
жить-поживать будет...
     Эх-хэ,  сцепятся  -  не  уймешь, до синевы лаются, обидой-завистью друг
дружку  хлещут, и Надька непременно верх берет, а Томка плакать принимается,
жалко  мне  ее, любит она своего Борю, хоть лбом об стенку, а любит, и живут
же,  поди,  годков  пятнадцать,  и  мужик  такой  -  не  ангелом слеплен, не
досмотришь  -  заложит, а то и за какую юбчонку цапнет, а взгреет его Томка,
так  дома  сиднем  сидит, сына смотрит, картинки свои малюет, бумажки старые
пачкает,  бывает  и  красиво,  только  в толк не возьму - людей-то нелюдских
каких-то  выводит,  сильно  глазастеньких,  я  и не видела на своем веку, но
Борьке-то,  может,  они  и  ведомы  -  когда совсем молодым был, говорят, по
серьезному  рисовать  учился,  потом  вроде  не  так  жизнь его повернула, и
учиться  он  бросил,  в  слесаря  подался,  к  лучшему оно, конечно, но хоть
халтурил  бы  малость  по  малярной части - добрый рублик имел бы да и какую
копейку  в  загашник, потому нельзя мужику без загашника, никак нельзя, а то
не  Богу  свечка,  прямо,  иногда по жалости трешку ему сунешь втихую, а он,
как  собака  глазищами  одними спасибкает, хоть плачь тут, а когда разок про
малярство  ему намекнула, озлился зятек, чуть не месяц видеть меня не желал,
и  Томка  тогда  два раза прибегала, словами последними обзывала меня, потом
Боря  забыл  про все - отходчивый он, с душой, хотя может, и душа-то не ахти
какая,  но  опять  же вокруг Томки многие другие и вовсе без души обходятся,
вот  только  Коленьку  не  приманивал бы рисованием своим, будет у мальчонки
судьба  колдобная  -  не задастся что, так и обида всю жизнь заедать станет,
не  слепая  ж,  понимаю,  что  Борька до сих пор на болты-гайки свои, как на
проклятие Господне смотрит...
     Ну  вот,  ладушки, и набегалась, к магазинчику потопаю, сил нет, уходят
силы-то.
     И как мои косточки старые терпят, хрустят, а терпят...
     Не  буду  стирку  сегодня  делать,  завтречка  перед работой успею, Бог
даст,  Надя  заглянет в гости звать, заодно клянчить примется насчет машины,
а  у  Гены день рождения сегодня, и меня, само собой, не звали, куда уж там,
гости  придут,  из Надькиной конторы начальник какой-то, а бабуся - она и на
завтра   сгодится,  подарок  зятьку  все  едино  сделает,  бабусе  селедочку
устроят,  чернилец  стаканчик  поднесут,  а  бабуся,  конечно,  и  внучек не
забудет, подарочки какие даст, а бабусе кусочек тортика вчерашнего оставят.
     Эх-хэ,  жизнь  такая  -  сами  шею  молодым  подставляем, на самих себя
обижаться  надобно,  сами-то  ой  как  горюшка-лихонька хватили, так хоть им
полегче  пусть  будет,  однако  полегче  - оно не то еще, что получше, не со
всем  душа  свыкнуться поспевает, чего лапа гребет, ох, не со всем, иной раз
-  хвать-хвать,  это  хвать,  то  хвать,  глядишь,  и  душеньку  свою  каким
непотребством заляпал, а душеньку-то не отстирать, ох, не отстирать ее.
     Точно  сказилась Надька, немедля машину хочет, как зайдет, прихлюпывать
сразу  начинает, зависти свои выговаривать: вот у племяша Петьки бабка дом в
деревне  продала,  Петька  гарнитур  отхватил  заграничный, да у Сергеевны -
будь  мой  язык  неладен,  что  дочушкам  про  то наболтал, - у Сергеевны-то
пенсия  такая  же  и  уборщицей,  как  я, работает, а сынуле своему, балбесу
пропойному,  мотоцикл  купила;  так  он,  поганец, три дня всю улицу глушил,
точно  под  бомбежкой  жили,  а  потом спьяну в столб въехал, чуть не полную
тыщу  угробил  -  в  сарае  теперь  хламом  валяется,  а Сергеевна нет-нет и
захвастает:   знаете,  говорит,  сынку  мотоцикл  купила,  долгов  наделала,
раздавать  буду;  а сама - гордая; поди ж ты, так и выходит нынче - почитай,
полгорода  на  домах деревенских ездит, да свинок черноухих на стены коврами
развешивает,   да   пенсиями   нашими  по  переулкам  тарахтят,  на  все  не
раззавидуешься,  да  и  счастья  от  того прибывает ли, и Петька ведь мамаше
своей кусочек хлеба едва подносит, и Сергеевна никак глаза не просушит.
     А  ну их к лешему, дочушек моих распрекрасных, все равно допекут нытьем
своим,  мне-то ничего и не надобно, похоронят как-нибудь - себя не опозорят,
родственность-то  они  уважают,  хоть  и  цапаются  друг  с дружкой, а когда
праздник  праздновать  -  на  людях, значит, - всегда вместе, не любят, чтоб
осудительно  про  них  говорили, потому, оставлю себе сотенку-другую, а все,
что  просят,  им  отдам  напополам  -  пусть  свои  ковры и машины покупают,
завтра-то  сниму  с книжки и пойду вечерком Гену поздравлять, соберу их всех
за  столом  и  скажу:  Генка,  скажу,  беги  в  магазин  за  коньячком,  бес
неуважительный,   чтоб   с  любимой  тещей  за  твое  здоровье  по  стопочке
опрокинуть;  а  у  Генки-то  глазенки  на лоб полезут - не привыкший он тещу
коньяком  поить,  не  гость ведь теща, а так - дароносица ходячая, а я опять
скажу:  скиньтесь, детушки, с Борей по четыре поганых рублика, устройте теще
угощение  порядочное,  а  то чернила эти проклятые видеть не могу, дух у них
тяжелый,  недобрый  дух;  Боренька  первый не выдержит просьб моих, у его до
коньяка  слабина,  рассказывал,  дескать, в молодые годы, когда рисовальному
делу  учился,  только и пил что коньяк, помощь родительскую по ветру пускал,
вытащит  он  мятые  рубли  и  Гене  сунет,  а тому - куда денешься? - пиджак
придется  натягивать  и в магазин бежать, Надька плечами передернет, а Томка
фыркнет  только  -  дескать,  бабуся  наша совсем того, не коньяки ей гонять
положено,  а  о душе думать, да ладно уж, придет Гена, повеселеет от свежего
воздуха,  да и выпивка новая есть, придет, бутылочку откроет, а я так скажу:
где  ж,  Надька,  скажу,  самая большая фужера, что я к прошлому Новому году
дарила,  подавай,  скажу,  мне  самую  большую  фужеру;  тут  Надька  глазом
блеснет,  но  фужеру  подаст,  выпьем  мы  чин  чином  за  здоровье Геннадия
Алексеича,  и все на меня глазенками вспотевшими уставятся, а я нехотя вроде
пробурчу:  надумала  я  кой  что;  и замолчу, и все замолкнут, аж трамвайное
дзиньканье  за  три  улицы  слышно  станет,  потому  как  дойдет до их голов
неповоротливых,  что  бабка Настя важное дело имеет, а я так скажу: надумала
я  кой  что,  деньжонок  хочу  вам  малость подбросить, может, по тыщонке, а
может,  и  поболе,  погляжу,  как  уважать  станете; и ох уж, что начнется -
дочушки  в  обе  щеки  губами  влипнут, зятья по кухне митуситься будут, как
угорелые,  совать  на  стол  всякие  тарелки  с  вчерашней закуской, ладошки
потирать,   а   Надька,  дура  ошалевшая,  внученек  моих  позовет:  бегите,
закричит,  бабусеньку  свою золотенькую целовать, по ее доброте машина у нас
скоро  будет; а Томка опять же в слезу ударится, мокрым носом в меня тыкать,
словно  щенок  какой - радость всеобщая получится, а я хоть коньячку малость
пригублю,  потому  как  с Тамарочкиной свадьбы не пробовала, и светло станет
вокруг,  словно не кухня замызганная, а площадь соборная, и все прощают друг
дружке, будто обиды светом смывают и чище от того становятся.
     Так  и сделаю, ей-богу, так и сделаю; пусть минута светлая посетит моих
дочушек, да и меня напоследок...
     Завтра  постирушку устрою и в кассу побегу, нет, лучше сначала в кассу,
чтоб неусталая была.
     А мешок - пудовина проклятая.
     И как косточки мои старые терпят, хрустят, а терпят...

                                     IV

     Фу-у, сил моих нет, поуходили, наконец.
     Полсотни тарелок, горюшко горькое, и как эту мусорную яму разгрести?
     А  Генка,  паразит,  дрыхнет  себе, насосался, комар плешивый, еще бы -
целый ящик спиртного угробили.
     Сорок  пять Генке, сорок пять, и мне вот-вот столько же стукнет, и куда
годы  торопятся,  морда  оплывает,  груди  -  хоть  в футбол гоняй, и Мишке,
чувствую,  наплевать,  раньше  и мимо не пройдешь, чтоб лапа его куда-нибудь
не  заползла,  а  теперь  скалится,  морально  устойчивый  стал, галстучек в
горошек, быть ему большим начальником, как пить дать...
     А  Томка, дрянь такая, могла бы и остаться, хоть словом перекинулись бы
-  все легче, и с посудой помогла бы, мелкая она баба, сестреночка, зря я ей
доверилась,  да  назад  не  вернешь, ловка все-таки, тихая-тихая, а достанет
чего  душе  угодно,  всюду  влезет, вот и эту штуковину добыла и в кусты, не
знаю  ничего  и знать не хочу, хорошо хоть вместе идти согласилась, а то все
шишки на меня.
     Борис  ее  совсем  чокнутый  стал,  ну  чего  он в Мишу вцепился, ну не
понимает  Миша  этой  живописи,  и  фиг  с ней, так ведь и Борька - недоучка
несчастный,  все  старые  тряпки  Томке  перепачкал, хату свою сверху донизу
замалевал,  бездельник  он, одно слово - блажной, мой-то хоть немного варит,
дубина,  конечно,  поговорить  не  о  чем,  но рубль чует, как пес, ни одной
халтуры  не упустит, только характера семейного совсем нет, деньги принесет,
в  кресло  завалится,  и  хоть  кол  теши  -  никуда  не  вытянешь, ничем не
расшевелишь,  знает  же,  паразит, что у меня с Мишей шуры-муры, а принимает
его  с поклончиком - все ж начальник отдела, а чего кланяться-то, ведь Мишка
в  наших  чертежах ничуть не главней, чем Гена в своих унитазах и тройниках,
а  уж  имеет  Гена  раза  в полтора больше, и то, когда на халтуру не сильно
жмет,  и  собой  Гена  не хуже, и приодела его в импорт, и говорит более или
менее  гладко,  правда,  молчит больше, однако ж, про восемь классов ни один
черт  с  виду  не  догадается,  и  жена  у  Гены,  тьфу-тьфу,  покраше,  чем
мухоморная  Мишкина  телка,  а  вот,  поди  ж  ты:  натура  такова - раз кто
начальник,  значит,  важнее  тебя,  вроде  иконостаса бабкиного для поклонов
предназначен,  дурная  натура, терпеть не могу, ведь в Мишке и цены-то всей,
что  в  себе  уверен,  а  умишком не силен, когда в колхозе ухаживать начал,
такую  пыль  пускал - заграницы все объездил, с министром знаком, а сам-то и
до  Бреста  не  доезжал, и про жену свою околесицу сплошную нес, черт-те что
городил, ох, мужики, паразиты...
     С   тарелками   вроде   все,  а  вот  гусятницу  неохота  чистить,  как
канцелярским  клеем шкварки поприлепливало, а мыть-то все едино надо, завтра
не  до  того  будет,  какая  уж  там  посуда, и узор на той тарелке какой-то
поганый,  ядовитый узор, точно - ядовитый, холера ей в бок, этой Томке, даже
тарелку  приличную  для  такого  случая  выбрать  не  могла,  жена художника
называется, фуфло безвкусное...
     А  Петр  Антонович  -  забавный  такой  мужик,  эх,  сбросить бы годков
десять,  и  здорово он компанию веселит, надо Машутку вместе с ним еще разок
затащить,  сходу  анекдотами  сыпать  стал,  до  всякого выпивона всех ржать
заставил,  чего  он  там, ага... приходит муж домой, а из-под дивана, что-то
там  из-под  дивана,  нет,  не  то, да и что кроме пыли найдешь под нынешним
диваном,  какого  там любовника - это уж не любовник будет, а камбала, хэ...
вот  и  анекдот,  как  же  их  сочинять  просто  - приходит муж домой, а под
диваном  камбала,  а  он  спрашивает жену: где достала? а она: в магазине; а
он: в магазине окуня давали; и в морду ей, смешно...
     Тошно.
     Все  тошно, особенно, когда чернил нажрутся, оно дешево, конечно, но...
но,  сколько  ж эти мужики в себя портвейна вливают, будто пойло и взаправду
на  вино  похоже,  но  при  их  аппетитах  им  водочкой  или  марочным вином
баловаться  никак  нельзя  -  семьи по миру пустят, паразитство сплошное, но
что  ему, мужику, на свободе делать-то, баба по хозяйству жарит-варит, какой
выходной  -  детки,  стирка,  глажка...  ох-хо,  а  мужикам  только б чернил
нажраться  -  какие  у  них  еще  желания?  - разве телек поглядеть, ну, час
глядит,   два,   надоедает,   и   правильно,   сама   не   выдерживаю  -  то
трам-бам-тара-рам,  то  физиономии  какие-то  из  космоса  улыбаются,  им-то
хорошо,  чертям,  разок  слетали  и  работать не надо, небось, все имеют без
очереди,  посидели  бы в нашей конторе с восьми тридцать до семнадцати, да в
обеденный  перерыв  за  сосисками  с кошелкой побегали, знали бы, как ручкой
махать...
     К  черту  все  это, тошно, перехватила сегодня, нервы-то, нервы, с виду
только  -  железная  баба,  ну  ничего, скоро машина будет, участок получим,
клубника,  машина,  благодать,  с  работы  удеру,  уже и стаж за двадцать, и
доходу   побольше  получится,  здоровья  сберегу  целый  воз,  Люська  скоро
невестой  станет,  школу  через  год  кончит,  устраивать  куда-нибудь надо,
устроим,  конечно,  и замуж отдадим, а там - пару лет, глядишь, и Наташенька
вслед  за  сестричкой,  поживем  спокойно,  в  удовольствие, только б ребята
хорошие  попались,  это  ж  каждой  надо  на кооператив дать, не сюда, ясное
дело,  с  зятьями  тянуть,  ох-хо,  вот  и  зятья скоро, и внуки - отгуляла,
Надюша,  отгуляла  свое,  ну и Бог с ним, зато поживем с Генкой тихо, руки у
него  что надо, дачу хорошую сладит, будем по полгода на природе торчать, по
грибы ездить, внуков посмотрим, а баба Настя прабабкой станет...
     Станет.
     И у меня две дочки...
     Только  б  зятья  тихие  попались, непьющие, вроде Бори и Гены, Борька,
конечно,  многовато  закладывает,  но  не  алкаш, другое плохо - юбочник он,
паразиты  мужики,  а  Гена  - совсем ангел, тусклый малость, но жить с таким
можно,  по  праздникам, конечно, как все - нарежется, но в неделю не гуляет,
припасешь  бутылочку  чернилец  к  воскресенью, он и рад, никаких заначек не
держит,  хоть и тряпка паршивая, а хорошо, чтоб кому из моих - хоть одной бы
- такой достался.
     Лишь  бы  не  алкаша  в  дом,  все  выгребет,  еще и спалит, вот и Петр
Антонович  рассказал  кошмар  какой-то  -  костер  под  кроваткой устроили и
собственного  дитенка к ней привязали, паразиты, зверье, в чистенькое одели,
даже  помыли  перед  тем,  сынок  пить им мешал, кушать хотел... у-у-у, гады
мерзкие,   сама   бы   стреляла,   говорят,   перед   сном  вина  ему  дали,
десятилетнему-то  это почти такой же, как Томкин, тьфу, кошмар ночной, и еще
оправдывались  - мы, дескать, ни при чем, мы не поджигали, денег, видишь ли,
не  хватало  дитя  кормить, ну и отдали бы в детдом, паразиты сумасшедшие, а
пили-то  каждый  день  у  всех  на  виду,  люди,  они все видят, не скроешь,
недаром  на  месте  прибить  их  хотели,  так  милиция  пожалела, от соседей
защитила,  вот таких-то и защищают, совести хватает, отдали бы народу, народ
бы  на  клочки разорвал, ведь дом подожгли, мало - сына своего, так ведь дом
спалить  могли,  соседи наживали-наживали, по копеечке скребли, может, кто и
застраховаться  не  успел,  и  все  прахом,  да тут на месте голову оторвать
мало,  я  бы  костер под ними развела, чтоб помучились как следует, и что за
родители  на  белом свете - неужели для детей чего жалко, я - так все отдам,
не то, что баба Настя.
     Фу-у,  вот  и  гусятница готова, а сколько еще всего, наверное, уже час
ночи,  выспаться  следовало  бы,  может,  и  высплюсь,  до  самого Томкиного
прихода дрыхнуть буду...
     Ну,  чего мамаша скопидомничает, Плюшкина корчит, неудобно прямо, ходит
за  пустыми  бутылками по всему городу, как нищая или как алкаш натуральный,
пенсия  есть,  работает, всегда свободный рубль имеет, так вздумала ж внукам
наследство  оставить,  надеется  - помянут ее внуки, как же, помянут, мои-то
Люська  и  Наташа, поди, и меня не вспомнят, хотя бабку они, конечно, любят,
но  любовь  внуков,  как  дым, смерть дунет - вмиг улетучится, и чего мамаша
жилится,  дала  б сразу на эту злосчастную машину, и все хорошо, а то решила
три  книжки  до совершеннолетия устроить, пока то совершеннолетие наступит и
очередь  проскочит,  и  вообще  неизвестно,  сколь машины стоить будут, да и
чего  рубли  солить,  другие  вот машины и дачи деткам покупают, вроде нашей
Климовой  -  без  году неделя, сопля щенячья, только из института, окладик -
курам  на  смех,  а  гляди  ж шубка - тыща, кооператив - три тыщи, гарнитуры
тысяч  пять,  муженек  такой  же  сопляк,  двадцати пяти нету, на "Жигулях",
паразит,  ее  возит,  все понятно - папаши-мамаши, наследственное, это ж лет
через  двадцать,  к  нашему  возрасту,  миллионерами  Климовы  будут, если с
такого фундамента начинают, не то, что мы - своим горбом, везет же людям.
     Спина  ноет,  не та Надюша стала, ох, не та, раньше три дня подряд дела
могла  вертеть  -  хоть  бы  хны,  и плясала еще, как на Томкиной свадьбе, а
теперь ерунда, может, оставить эту грязь, не так уж и много тут.
     Может, и холодец выкинуть?
     И  завалиться  на  боковую часиков до десяти утра - гори оно все огнем,
не  угнаться  мне  за  Климовой,  ни за кем не угнаться, даже за Томкой, она
хоть Бориса своего обожает, ей лучше, а я кого?
     Дочки   уйдут,   забудут,   а  вспомнят  -  внуков  подкинуть,  деньжат
стрельнуть, подарок получить.
     Ох,  баба  Настя,  скоро  и  я  бабой Надей стану, и о моих тыщах детки
размышлять будут...
     Пойду-ка   спать,  а  то  натворю  чего-нибудь,  страшного  чего-нибудь
натворю.

                                     V

     Куда это я иду?
     Ах да, в парикмахерскую.
     Глупо  Надька  придумала,  сейчас  и  парикмахерша  на морду взглянет -
испугается.
     Уже или нет?
     Руки  потные,  надо  спешить,  отпросилась  на часок - ерунда, время-то
известно, ну, парикмахерская, ну и что?
     Не  дури себе голову, так должно было случиться, должно было случиться,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг