с работы, хлебом-солью, низкими поклонами, распахивали входную дверь. Ясное
дело - в глубине души мы, конечно, рассчитывали на чаевые, но чаевых никто
не давал! Даже слова доброго никто не сказал, зато было много слов, которых
я не решаюсь тут привести!.. Тогда мы решили не по-хорошему: грудью встали
в наших дверях и кричали, отталкивая: "Закрыто, закрыто! Сказано вам - мест
нет! Идите в другие дома!" Ясное дело, в глубине души мы рассчитывали на
чаевые и тут, но уже на гораздо более большие, чем в первый раз. Но
кончилось все еще хуже; все вопили: "Что это еще значит - мест нет? В доме,
где с рождения живем, и то уже мест нет?! Сейчас бошки вам оторвем!" И мы
(наверное, единственные из этой сферы) были смяты, отброшены, наши
золоченые фуражки были растоптаны... Я отнес их к знакомому фуражечнику, но
тот отказался их чинить.
Мы стали лихорадочно соображать: как же нам практически без денег
провести отпуск? Сплавляться по реке в виде бревна, как мы это любили
делать в студенческие годы? В нашем возрасте плюс с нашим положением - уже
не солидно. Тогда, поняв, что при всех обычных вариантах ничего, кроме
мучений, нас не ждет, я вдруг почувствовал, что мне надо поехать в те
благословенные места, откуда пошел наш род, до сих пор поражающий меня
энергией и душевным здоровьем в лице, например, отца, который при встрече
гоняет меня вслед за собой по бескрайним своим опытным полям и даже не
чувствует усталости, когда я еле-еле уже волокусь... Да, там наверняка
колоссальный какой-то заряд, если отец до сих пор так заряжен, а я,
родившийся не там, практически уже разряжен. Я поехал к отцу, расспросил
все подробности. Отец горячо это дело одобрил, однако сказал, что сам
поехать не может: у него уборочная, но я делаю абсолютно правильно, ибо
лучше тех мест и тех людей не существует на свете.
Сначала мы с другом вообще не могли достать денег на поездку, потом
достали, но слишком много. Пришлось на некоторое время задержаться, чтобы
истратить излишки... Когда мы с этой задачей наконец справились, друг
окончательно впал в депрессию и сказал, что никуда со мной не поедет и
вообще считает, что жизнь кончена, дальше ехать некуда! Я с ним все-таки не
согласился, вернее согласился не полностью и поехал один, хотя в машине
лучше ехать вдвоем.
По дороге, уже в Москве, я решил заехать к другу-москвичу: вдруг он
соблазнится?!
- Он в Сочи. Сочиняет, - почему-то с ненавистью глядя на меня, сказала
его жена.
"Представляю, что он насочиняет в Сочи!" - подумал я. И поехал один.
Дорогу я опускаю - подробности излишни. Могу сказать только, что все
шло складно и ладно и ко мне вновь вернулось ощущение везения, какого я не
чувствовал уже давно. Может, кое-кто снова повернул ко мне свой лик,
мелькнула мысль.
Короче: чудесный теплый вечер, низкое солнце рельефно освещает сначала
предгорье, потом - горы. Потом солнце гаснет, наступает тьма, однако я
азартно проскакиваю мое село, доезжаю до берега моря (но другого моря, не
того, на котором живет и сочиняет мой московский друг). Сейчас моря не было
видно, но зрелище впечатляло: черная, как тушь, темнота, иногда оттуда с
шипением приходила волна, вскипая на камнях. Такое было впечатление, что
кто-то время от времени растягивает в темноте белую резинку и снова дает ей
стянуться, исчезнуть.
Я вылез из машины, дохнул морского воздуха и уехал с берега - все-таки
в пределах приличного времени надо было добраться до моей цели, не будить
же людей. На дороге тьма была рассеяна тусклыми, но частыми фонарями.
Наконец я увидел указатель и свернул. При свете лунного серпа огляделся.
Когда-то, говорят, я здесь был, но если и вспомню что-нибудь, то, наверное,
не сразу. По мере того как я приближался к месту и все определеннее ощущал
его пейзаж, настроение мое падало: местность была не ахти - это были не
горы, и не предгорья, и не берег моря... так, что-то ровное и незаметное.
Проезжая по стране и разглядывая из окон разные дома, я иногда думаю с
удивлением: как вот мог человек поставить свой дом между рельсами двух
железных дорог и все последующие поколения (вон бегают маленькие дети!) не
постарались отсюда сдвинуться? Почему люди спокойно живут здесь, когда есть
море, берега над просторной Волгой? Такие мысли у меня возникали и по мере
приближения к родному селу. Почему получилось так, что они стали жить в
этой ничем не примечательной местности - такие яркие, значительные люди, и
не сдвинулись хотя бы на двадцать километров, к морю? Так и не получив
ответа, я въехал на тускло освещенную центральную улицу, остановился.
Полная неподвижность и тишина. Да, вот цикады тут звенят здорово, надо
признать. Все-таки довольно далеко я заехал, сумел - и это на почти
сломанной машине!
Отец, провожая меня, радостно и возбужденно говорил:
"Как увидишь на главной улице самый большой дом, так езжай туда, и не
ошибешься - то будет друг мой Платон!"
Разглядев без труда именно такой, я радостно порулил туда. Ожидание
какого-то чуда - в отрыве от привычных тяжелых обстоятельств - снова пришло
ко мне. Вроде как можно начать жизнь сначала, хоть я и понимал логически,
что чувство это странное.
Дом, белый, массивный, стоял в глубине сада, к нему вела очень
аккуратная асфальтовая дорожка. По ней я шел, естественно, уже пешком,
оставив машину у ограды, чуть в стороне. Можно сказать, что я летел в
лунном свете. Сейчас меня встретят наконец-то люди, которые любят меня,
всплеснут руками, воскликнут: "Ну, вылитый Егор!"
Егор - это мой отец, и, воскликнув так, они как бы увидят в этот
момент все самое лучшее во мне, откинув наносное, ведь самое лучшее во
мне - от отца.
Я тщательно, но торопливо вытер ноги о фигурный железный скребок у
крыльца (чувствуется, здесь не лишены художественной фантазии!), поднялся
на бетонное крыльцо и постучал в массивную деревянную дверь.
Не дождавшись никакого ответа - хотя какой-то голос глухо доносился, -
я открыл дверь, с бьющимся сердцем вошел в прихожую с большим зеркалом,
потом - на голос, - еще раз безрезультатно постучав, открыл дверь и увидел
большую комнату, тускло освещенную телевизором, и трех людей, молча
сидевших в "гарнитурных" креслах (разговаривал телевизор). Все в комнате
было "как у людей" - толстый ковер, горка, стенка, огромный цветной
телевизор. Сидели - худая чернявая молодуха, длинный парень, видимо, ее
муж, и сухонькая старушка. Я молча постоял. Никто не восклицал "Вылитый
Егор!" и даже не оборачивался.
- Здрасьте! - наконец выговорил я.
- Здрасьте! - абсолютно безжизненно ответили они, даже не повернувшись
ко мне.
Правда, старушка мельком проговорила: "Присаживайтесь!" - и я присел.
Некоторое время я молча вместе со всеми слушал все о тех же
неразрешимых проблемах - я прекрасно мог слушать это и дома!
- Скажите... а Платон Самсонович далеко? - спросил я.
- Скоро будет... Вы насчет пчел? - не оборачиваясь, проговорила
молодайка.
Я обиделся: неужели я похож на человека, который пришел насчет пчел? Я
же за тысячу километров приехал... Неужели не видно?
- Пчелы кончились у него! - с сочувствием промолвила старушка, видно,
супруга его, видно, самая добродушная здесь.
- Ничего, я подожду.
Я решил не объясняться пока, не тратить эмоциональные заряды, их и
было-то не так много, - поберечь до Платона.
После долгого неподвижного сидения (и диктор в телевизоре, кажется,
задремал) вдруг послышалось шелестение шин, рябой свет фар прошел по темной
комнате, потом хлопнула дверь машины.
- Приехал! - обрадованно проговорила старушка и вышла. - Сидите,
сейчас. - Движением ладошки она оставила меня в кресле.
Некоторое время не происходило ничего, потом старушка вошла, улыбаясь,
и сказала мне:
- Пыльный, с пасеки-то... умывается... - и снова вышла.
Прошло еще довольно долгое время. Старушка опять вошла и, ничего не
объясняя, села к телевизору. Раз пять или шесть я вопросительно посмотрел
на нее, наконец она заметила мой взгляд и произнесла радостно:
- Ужинает!
- Как ужинает? - Я был потрясен. А как же я? Все-таки я проехал
немаленькое расстояние сюда! - Понимаете... - Я решил внести ясность, резко
поднялся. - Я из Ленинграда...
- Да уж он понял, - опережая мое движение к двери и как бы укорачивая
меня, проговорила старушка. - Говорит, только глянул на тебя, сразу увидал:
вылитый Егор!
И все? Я понял, что на этом как бы поставлена точка: ну, да, вылитый
Егор... ну и что? Может, если бы появился сам Егор, еще бы что-то и было, а
так - всего лишь "вылитый"... Потом, посидев некоторое время без движения,
я по своей привычке постарался прийти к гуманному разъяснению: может, он,
наоборот, от стеснения не появляется - пыльный после пасеки, усталый...
стесняется просто появиться перед сыном любимого своего друга, ждет утра?
Но версию о стеснительности пришлось отбросить --почти тут же хозяйка
вышла, снова вошла и произнесла решительно:
- Платон сказал, чтобы ты машину свою куда отогнал. Он еле в ворота
въехал, говорит!
"Да-а-а, - подумал я, - версия насчет стеснительности недолго
прожила!"
- А... куда отогнать? - поинтересовался я.
- Да куда-нибудь! - видимо, заражаясь холодностью от своего мужа
Платона, проговорила старушка, и в ответе ее явно звучало: "Да хоть к себе
домой!" Правда, через некоторое время она же вошла с грудой белья, стала
стелить на диване (молодые встали и, так ни слова не сказав, ушли). -
Платон спрашивает: проездом? - вскользь поинтересовалась она.
Да, круто тут обращаются. Проездом?! Но что делать - сдержанность
губит чувства, я сам-то, честно, не продемонстрировал тут особых чувств -
так что все, увы, нормально!
Но неужели я так и не увижу его и ко мне будут лишь доноситься его
команды, как к бедной Настеньке со стороны чудовища в сказке "Аленький
цветочек"?
Правда, уже перед самым сном мне - как Настеньке - был подан ужин:
кусок пирога и рюмка мутной жидкости... Надо так понимать, что это был
привет от Платона - невидимое чудище начинает понемножку окружать меня
своими дарами...
Самое интересное, что именно "Аленький цветочек" мне и приснился -
правда, в какой-то дикой интерпретации... Но - просыпаться в незнакомом
помещении, когда не вспомнить, где ты оказался и зачем... вот ужас! Тьма
была полная - видимо, ощущение склепа, помещения, из которого уже не выйти,
охватывает в таких случаях всегда... Тьма, кругом преграды... Если я еще на
поверхности, то где же окно?.. Нет... и тут нет. Ах, вот оно... ф-фу!
Тускло лиловеет... Но дверь... Где же выход отсюда? Выйти обязательно
надо - не только по физиологическим причинам, но и по другим, более важным:
надо же разобраться, где я. От ужасов сна я понемножку отходил, но куда
отходил?! О, какая-то дверь под моей рукой поехала, заскрипела... и я,
пройдя через нее, оказался в еще большей тьме. Искательно оглядывался
назад, но и там уже ничего не светило, значит - только вперед! Физиология
торопила. Вот еще какая-то дверь... Со скрипом потянул на себя... полная
тьма! Что открыты глаза, что нет - никакой разницы! Стал щупать руками... и
на что-то наткнулся. Чье-то плечо... толстая неподвижная рука... Я рванул в
бок, нащупал стену, стал шарить по ней. Под рукой что-то нажалось,
щелкнуло... Яркий свет залил помещение. Я зажмурился, потом открыл немного
свои очи... О, да у них тут настоящий холл - зеркала, настенные
переливающиеся бра, светлые заграничные обои! Теперь я наконец-то вспомнил,
куда приехал... Вот тебе и село! А то, куда я пытался только что войти и
где нащупал чьи-то плечи и руки, были полированный платяной шкаф, пальто и
шубы. Хорош бы я был, если бы хозяева, включив свет, увидели бы меня,
роющимся в шкафу. Хорош, подумали бы они, гусь. Вот тебе и "вылитый Егор"!
Рядом была еще одна дверь, но эта уж явно вела на воздух, оттуда тянуло
холодом... Ну что ж - на воздух все же надежнее, там можно не особенно
мучиться, а то тут, пока шаришь по стенам, можешь не стерпеть. За этой
дверью была вторая, совсем уже наружная, между этими дверьми висела грязная
рабочая одежда, стояли измазанные глиной сапоги... Как тут все четко у них,
мелькнула отрывистая мысль... Я распахнул последнюю дверь и вышел на
невысокое, боковое, не главное крыльцо. Прямо перед ним стояли
скособоченные, частично облетевшие, частично почерневшие от мороза астры, а
дальше - покрытые толстым инеем, чуть ли не снегом, соблазнительные лопухи.
Но оказалось, что на улице уже светло, все видно и прямо вдоль длинного
нашего палисадника идут какие-то женщины в ватниках и платках, с вилами на
плечах, с любопытством поглядывают на меня... Отменяется! Я быстро обогнул
угол дома - где-то должен же быть у них сортир?! Вот главное крыльцо типа
террасы, со стеклами. А вон в дальнем углу, среди других дощатых строений,
великолепная будочка, скворечник! Я домчался туда, рванул дверцу...
проклятие! Закрыто изнутри! И идея лопухов тоже уже не годится, потому что
там явно кто-то засел и через щелку наблюдает! Я с безразличным видом стал
прогуливаться... Шел длинный дощатый сарай, и оттуда неслись аппетитное
похрюкиванье, и козье меканье, и низкое коровье мычание... Чувствовалось,
что человек в будке засел основательный, капитальный...
Таинственная тьма, так волнующая меня вчера, полностью теперь
рассеялась, и в тусклом фиолетовом свете утра открылся огромный плоский
участок с высохшими тыквенными плетьми, дальше ряды парников в земле, с
прорванной пленкой, тоже покрытой серебряной изморозью, - "утренник" был
крепкий!
И тут наконец визгнул на гвозде запор и из темноты будки вышел хозяин.
Плотный, основательный, но маленький, в каком-то темном рубище, в меховой
безрукавке, в галошах на серые шерстяные носки. Главной примечательностью
его облика была огромная голова - "котел", я бы сказал, и почти без шеи! А
в лице его выделялся нос, формой и размером напоминающий кабачок, но слегка
подмороженный, рыжеватый, с крупными оспинами. Глазки были примерно как у
налима - маленькие, черненькие, веселенькие, прямо по бокам носа.
- Ну, привет тебе, привет! - Он протянул ко мне миниатюрные руки
(сразу две!). - Ну, я вчера Варваре сказал - вылитый Егор!
"Чего же ты мне-то этого вчера не сказал?" - подумал я, но усмешку
сдержал.
- Чего - я слышал - плохо заводится у тебя? - Он кивнул на мою машину
в конце ограды, всю покрытую небывало крупными каплями росы.
"А что, пора уже заводиться?" - хотел съязвить я, но сдержался, тем
более что заводилось вчера, когда я отгонял машину от ворот, действительно
очень хреново. Озабоченность вытеснила всякую иронию.
- Ты ж, наверное, искупаться хочешь поехать? - вдруг радушно
проговорил он.
"Странно, - я не сдержал удивления, - почему это он думает, что в
такой заморозок я хочу именно искупаться?" Куражится, надо думать, ведь
отец радостно предупреждал меня, что его друг Платон - мастер ядовитых
проделок с абсолютно тупым и добродушным лицом! Видимо, это и происходило!
- Да вот чего-то зажигание барахлит, - солидно сказал я, - сначала бы
надо разобраться.
- А-а-а, ну смотри, - равнодушно произнес он и побрел куда-то в
сторону. Видимо, единственный интерес я представлял для него как предмет
утонченных его розыгрышей. - А то хочешь, на своей тебя довезу? - Азарт в
нем, видимо, побеждал все прочие чувства.
Я понял, что сейчас единственный способ продолжить общение с ним (а
значит, и со всеми остальными) - это участвовать в том, что он предлагает,
а для выигрыша делать вид, что делаешь это с колоссальным энтузиазмом!
- Да искупаться неплохо бы вообще! - весело воскликнул я. - Сейчас,
только шмотки возьму! - Я заскочил сперва все же в будку, потом в дом - за
плавками и полотенцем.
"Ну что ж, раз так - пускай!" - тоже с азартом подумал я.
Утро действительно было отличное, капли начинали светиться желтым в
лучах, идущих между туч, пахло дымком и полынью. Я вошел под навес, где
стоял его серый драндулет типа "нивы", сел вперед и активно заговорил, не
давая этому интригану особенно развернуться:
- Я, наверное, перебудил всех у вас - темно было, а я выход искал!
- Кого ж ты разбудил? - насмешливо проговорил он. - Жена еще с ночи к
сестре ушла - у той корова рожает. Дочь уж три часа как на ферме, а зять -
вон он сидит!
Через стекло я увидел фигуру, словно прилипшую к толстому
осветительному столбу за оградой. До столба провода были туго натянуты,
дальше свисали, от действий зятя слегка покачиваясь.
- Трехфазку тянет к нашему амбару. - Платон кивнул на могучее бетонное
строение без окон. - Циркульную пилу хотим сделать. Он главный энергетик
колхоза у нас.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг