- Что ж ты, дурень,- ласково сказал я, тоже не решаясь приблизиться к
лосю. Единственное, что я сделал,- это повернулся лицом к опасности и
попятился немного, так, самую малость. Делал я это не очень охотно, как
читатель понимает. Ведь в случае, если бы лоси проявили агрессивные
намерения, мне пришлось бы драпать без оглядки, а это не входило в мои
расчеты.
В этот момент я разглядел лосей получше. Ну, скажу вам, настоящие
великаны. Меня господь бог ростом не обидел, метр восемьдесят пять
как-никак... А лоси были еще выше. Сначала мне показалось, что я карлик по
сравнению с ними. Но, оправившись от страха, я решил, что принижать себя не
следует. Пусть они себе великаны, это их дело, но и я не лыком шит. Сын
Земли все-таки, цивилизованной планеты, это вам не хаханьки.
Смутил меня только цвет животных. Утром, когда я смотрел из корабля,
они показались мне черно-белорыжими. Сейчас же - сплошь рыжими, без единого
черного или белого пятнышка. Лишь рога-лопаты были черными, даже, вернее, не
черными, а темно-бурыми, точно прокаленными на огне. Мне пришло в голову,
что здешние лоси обладают мимикрией, то есть способностью менять окраску в
зависимости от местности. Но это гипотеза и не больше, и я на ней не
настаиваю.
Особенно поразили меня повадки лосей. Вот приперли меня, можно сказать,
к стенке (позади были сосны) и стоят, пялят шары, жуют губами... А может,
они тоже изучают? Что это, мол, за чудо-юдо? Что за урод? Голова круглая,
как солнце (здешнее солнце, разумеется), две ноги и еще два каких-то
отростка, висящих вдоль туловища. Ну, у нас (у лосей то есть) "серьга", так
это понятно, рассердишься - тряхнешь ею. А эти отростки... Ну зачем они,
скажите на милость?
Я слегка согнул руки и протянул их, показывая, что в общем-то безоружен
и что у меня нет худых намерений. Вожак чуть подался вперед и понюхал.
Другие тоже понюхали. Понюхали и пошли. Видно, земной запах не произвел на
них никакого впечатления.
У меня отлегло от сердца.
- Что, не нравится? - сказал я, имея в виду земной запах.
Лоси не обернулись на мой голос. Они шли сначала шагом, потом затрусили
рысцой и скоро пропали в гуще березника и сосонника.
Я опять обратил взор к закату. Солнце уже зашло за горизонт, и небо
пылало не так ярко, как десять минут назад. Оно точно притухло и поблекло, и
на нем появились новые краски - вишневые и лиловые. В лесу тоже произошли
кое-какие перемены. Если днем почва была изрезана довольно четкими тенями,
то теперь тени пропали, как бы стерлись начисто, и воздух посинел немного.
Можно было подумать, что это тени растворились в воздухе и придали ему такой
цвет.
И вот что любопытно. Вдали было темнее, чем вблизи. Впрочем, и вблизи
скоро тоже потемнело. Я не знал, что делать. В интересах науки ночь лучше
было бы провести под открытым небом, послушать, как гудят здешние комары, и
заодно узнать, больно ли они кусаются.
Но я не решился и не отважился. Не решился потому, что мне
просто-напросто было страшновато. Не чегонибудь конкретного - я не знал,
чего здесь бояться,страшновато обыкновенной темноты. Ночью, особенно
безлунной и беззвездной, человек и на Земле чувствует себя беспомощно, как в
состоянии невесомости, а здесь, на этой чужой планете, тем более. Сейчас
пришли безобидные лоси, а немного спустя могут нагрянуть чудовища и
пострашнее, подумал я.
Все-таки перед тем как забраться в космический корабль, я проделал
смелый эксперимент - разжег костер.
Наломал сушняка (с трудом, кстати сказать, ибо в лесу было чисто, как в
парке культуры и отдыха) и стал чиркать зажигалкой. "Может статься, здешние
жители и огня еще не знают",- подумал я, заслоняя голубой язычок от ветра.
Но, увы, сушняк попался крупный и никак не загорался. Я погасил зажигалку и
пополз искать сухую траву, мох, вообще что-нибудь воспламеняющееся. Такая
трава - шелковистая и ломкая - нашлась в мелком сосоннике. Я нарвал сколько
надо было и вернулся на поляну. Вторая попытка увенчалась, я бы сказал,
мгновенным успехом. Трава вспыхнула, как порох, сушняк занялся, и костер
заиграл языками чистого, почти бездымного и необыкновенно яркого пламени.
И вдруг кто-то уставился мне в затылок. Будто стоит и смотрит, не сводя
глаз. А тут еще и костер потух - не сразу, а постепенно, но потух, и
наступила такая темень, какой я отродясь не видывал. Я кое-как разыскал свой
корабль (он находился шагах в тридцати-сорока от поляны), поднялся в верхний
отсек и скоро уснул мертвым сном. В ту первую ночь мне снились Шишкин, Иван
Павлыч и Фрося со своим мотоциклом. Фрося будто бы хочет завести мотоцикл, у
нее не выходит, и она сердится страшно. Шишкин говорит: "Давай я... Я!" А
Иван Павлыч стоит и пожимает плечами: "Этого еще не хватало!".
Глава пятая
Вот эта улица, вот этот дом
И вот снова утро. Проснувшись, я сладко потянулся, так, что хрустнуло в
суставах, и глянул в иллюминатор. Солнце взошло, туман уже рассеялся, и лес
сверху просматривался до самого горизонта.
Визуальные наблюдения не дали ничего нового. Лес был как лес, небо как
небо и солнце как солнце. Однако внизу, то есть на самой планете, меня ждали
открытия, которые опрокинули все мои представления о космосе.
Не знаю, как здесь насчет гуанина, цитозина и тимина, это пусть
остается на совести Роджера Макгоуэна из Редстоуна (штат Алабама)... Что же
касается Шишкина, то он как в воду глядел.
Но не будем забегать вперед.
Спустившись вниз, я прежде всего раз пять-шесть обежал вокруг корабля и
проделал несколько упражнений средней сложности. Комплекс был разработан еще
Шишкиным, в него входили ходьба на голове, как он выражался (на самом деле я
ходил на руках, а не на голове), прыжки и приседания (по сто прыжков и
приседаний за раз), вдохи, выдохи и так далее.
Потом я хотел набрать земляники и позавтракать, но вдруг вспомнил, что
не умывался с тех пор, как покинул Землю... "Непорядок, непорядок!" - вслух
сказал я и, быстро сориентировавшись, довольно уверенно, как у себя дома,
зашагал в сторону вчерашнего озера.
Сейчас, при свете дня, все страхи рассеялись, я почувствовал себя
смелее и увереннее, однако ухо все время держал востро, то есть не забывал,
где я. Потому-то и шагал не слишком быстро, так сказать, с оглядкой, и
старался замечать всякие подозрительные вещи. Вон чернеет пень странной
конфигурации: сверху шишка, а по бокам какие-то отростки... На Земле я и
ухом бы не повел, пень - экая невидаль! А здесь в груди все похолодело. А ну
как этот пень, думаю, сорвется с места, замахает руками-отростками...
Особенно внимательно присматривался к почве. Я уже говорил, что она
здесь в основном песчаная. Верхний, то есть гумусный, слой очень тонкий, в
некоторых местах всего сантиметра два-три. Ковырнешь носком туфли, и все:
песок виден. Просто удивительно, как на такой почве растут деревья. Я не
копал глубже, у меня с собой и лопаты не было, но предполагаю, что песок
здесь обладает какими-то питательными свойствами.
Возможно, в нем содержатся и микроэлементы, неизвестные нашей науке.
Они стимулируют рост, формируют структуру древесины, может быть, влияют на
ее цвет и прочность.
Но, как это ни странно, никаких следов на почве я не обнаружил, то есть
отпечатков ступней, как вчера на озере. Какие-то тропинки, бороздки, норки,
ямки, царапины от когтей - всего этого было предостаточно, и я подумал, что
всякого зверья, большей частью мелкого, и здесь хватает. Но все это было не
то, не то... Меня интересовали следы разумных существ, а они-то, эти следы,
как раз и не попадались.
А что, если здешние разумные существа не оставляют следов? Ходят мягко,
не ходят, а как бы парят в воздухе, и почва под ними просто-напросто не
успевает продавливаться... Однако следы на озере откуда-то взялись, возразил
я сам себе. Это же не фантазия, а плод моих наблюдений. Так откуда они? Кто
их оставил, те следы на песке? И тут в голову полезли всякие лилипуты,
великаны, пауки, пришельцы из других миров, еще более далеких, чем наша
Земля.
Пришельцы мне особенно понравились. Бредешь по лесу (на всех
цивилизованных планетах должны быть леса), а навстречу этот самый пришелец.
Сам маленький, ножки и ручки коротенькие, как у пацанов детсадовского
возраста, а голова - ну что твой астраханский арбуз. И - в очках-колесиках,
сползающих на кончик носа. "Wer ist du?" - спрашивает он и щурит свои
шарики, глаза то есть. Я развожу руками. Дескать, hicht verstehen. Тогда он
это же самое по-английски, по-французски и даже по-испански, черт. Сыплет,
как из решета. А я знай свое: nicht verstehen - и больше ни слова.
А еще лучше не пришелец, а пришелица... А? Космическую спецодежду она
уже сняла с себя и осталась в этаком легоньком кисейном, почти воздушном
платьице выше колен. Тонкая, стройная, холера, с длинными, до плеч,
вьющимися волосами... Вынув из сумки круглое зеркальце, губную помаду и
карандаш, навела глянец и топает дальше, наукой, значит, занимается.
Ну, а я тут как тут: "Здравствуйте, мадам! Откуда изволили прилететь, с
какого, так сказать, обитаемого шарика?" Но вот и озеро, залитое солнцем.
Сейчас я искупаюсь, и был таков, подумал я, снимая с себя костюм, трусы и
майку, словом, все до нитки.
Уток на озере было меньше, чем вчера, и держались они несколько
поодаль. Если бы это было на Земле, я решил бы, что их кто-то отпугнул от
берега. Но здесь подобная мысль не приходила в голову. Кто их отпугнет,
когда кругом безлюдье - хоть шаром покати... Выбрав местечко под березами, я
сложил свое барахлишко в кучу и вошел в воду. Сперва по щиколотку, потом по
колено. Надо заметить, вода была теплая и мягкая, как щелок, и это меня
разочаровало немного, В такой, воде, думаю, и не освежишься как следует.
Умываясь, я постепенно отдалялся от берега, точно скользил но песчаному
дну, пока вода не достигла груди. Дальше идти я не решился, так как меня
вдруг охватила робость. Я даже подался назад, где было помельче, и стал
разглядывать зеленые берега. Кстати, они казались очень красивыми, а стайки
уток лишь оживляли общую картину... Не видя никакой опасности, я стал
довольно шумно плескаться и плавать туда-сюда, раза два даже нырнул, достав
со дна горсть песка... Потом оглянулся - опять мне показалось, будто кто-то
смотрит в затылок,- и чуть не сыграл в ящик от разрыва сердца. На берегу,
левее того места, где я оставил одежДУ, удили рыбу два человечка. Если бы
это было на Земле, я дал бы им лет по десять-двенадцать. Оба были в трусах и
майках и оба белобрысы и загорелы, как чугуны.
Не берусь описывать, что я испытал в эти секунды.
Сначала меня бросило в жар, потом в холод... Но человечки не проявляли
никаких враждебных намерений.
Они, правда, помахали руками, как у нас делают, когда просят не шуметь
и не мешать, и опять замерли в напряженном ожидании. Наверно, пришельцами с
других планет их не удивишь, пришло в голову.
Я не знал, как мне вести себя и что делать. Стоять в воде по грудь и не
шевелиться - глупо, согласитесь.
Выходить и одеваться? Но я не знаю, как на это посмотрят они, эти самые
человечки. Выждав немного, я все же подался к берегу. Я шел так медленно,
что вода почти не колыхалась. Это понравилось человечкам. Они дружно
заулыбались и закивали головами, вполне нормальными, кстати сказать. Мол,
правильно, так и надо, молодец. Почувствовав себя молодцом, я ускорил шаг,
наконец выскочил из воды, как пробка, и стал одеваться.
II
"Как быть? Что делать?" - думал я, дрожа всем телом. Не скажу, чтоб я
трусил, нет! И все-таки я дрол;ал и не мог не дрожать, как ни старался.
Я встал и пошел к кораблю, но, пройдя немного, повернул обратно.
Помню, незадолго до отъезда Шишкин сказал:
- Если там (кивок вверх) окажутся разумные существа, смело иди на
сближение с ними, постарайся разузнать, что они за птицы,- это важно для
науки.
- Ясно, Георгий Валентинович,- ответил я, не придавая наказу Шишкина и
своим словам никакого значения. Когда-то я попаду на ту, другую планету,
думал я. Да и попаду - еще неизвестно, как там...
"Вернись, Эдя, вернись,- внушал я самому себе.Докажи этим
цивилизованным младенцам, что ты нисколько не боишься, больше того -
презираешь их, как людей низшего сорта".
Насчет низшего сорта я, конечно, хватил через край.
Я ненавижу расизм и национализм, в какой бы форме они ни проявлялись. И
если тогда, в том лесу, употребил (про себя, мысленно, разумеется) выражение
насчет сорта, то не потому, что у меня изменились убеждения, нет! Просто мне
хотелось еще больше взбодрить себя, придать себе мужества и храбрости. Вы,
мол, хоть и цивилизованные, не спорю, иначе ходили бы в мохнатых шкурах, но
со мной не можете тягаться, черта с два, потому что не вы ко мне прилетели,
а я к вам.
Смутило меня лишь поведение человечков. Представьте, что было бы, если
бы к нам в колхоз "Красный партизан" прилетел товарищ с Марса или еще с
какойнибудь планеты... А здесь полнейшее равнодушие. Помахали руками и ни с
места, как будто пришельцы с других планет их нисколько не интересуют.
Наверно, привыкли,- как там, в воде, подумал я и взял чуть правее, целясь к
тем самым равнодушным человечкам.
Шел я осторожно, стараясь не задевать кусты и не швыркать ногами. И все
же мое появление не застало человечков врасплох. Оба они обернулись и
закивали, заулыбались - приветливо и ласково заулыбались - и показали на
землю. Мол, садись, посиди.
Эти улыбки, наверно, и сбили меня с панталыку.
Вместо того, чтобы присесть рядом и посмотреть, что будет дальше, я
простер руку и гаркнул во все, можно сказать, горло:
- Здравствуйте, братья! Привет вам от жителей планеты...- И я назвал
свою планету.
Я ожидал, что человечки если не бросятся мне на шею, то, во всяком
случае, начнут как-то выражать свое одобрение, восхищение и так далее,-
ничего подобного.
Они переглянулись, потом поглядели на меня, как на съехавшего с
шариков, и... снова переглянулись.
- Дядя Эдуард! - сказал один из них укоризненно.
А другой, ростом поменьше, слегка подался в мою сторону и шепотом
добавил:
- Вы нам тут всю рыбу распугаете... А сегодня, между прочим, вообще
плохо клюет. Десяток окуней, семь или восемь чебаков, две щучки - вот и весь
улов.
- Да-а, нежирно! - сказал я нарочито небрежным тоном и почувствовал,
что обливаюсь холодным потом.
К счастью, волосы мои еще не просохли, и человечки, должно быть,
подумали, что это не пот, а вода.
Я умолк и, отступив в сторону, присел на песок.
Огольцы, как я называл человечков про себя, по-видимому, решили, что я
внял их просьбе и молчу, чтобы не мешать им рыбачить. Увы, они ошиблись. Я
молчу, потому что лишился способности говорить. Вот так планета,
елки-моталки,- думал я,- и живые существа как существа, и лопочут по-русски.
Не по-немецки или, скажем, по-испански, а именно по-русски. И меня назвали
по имени - как будто тысячу лет знают.
Я сидел, обняв колени руками (моя любимая поза), и наблюдал за моими
новыми знакомыми.
Должен заметить, что природа и здесь проявила удивительное
благоразумие. Ничего лишнего! Голова как голова - волосы, два уха, нос, два
глаза, рот, полный зубов... Ниже идут шея и туловище, прочно сидящие на двух
ногах-подставках. Я смотрел, что называется, в оба, но ничего такого, что, с
моей точки зрения, уродовало бы фигуру, не обнаружил. Меня заинтересовали
руки - как они здесь? И руки были как руки. Их держательные и хватательные
функции были развиты достаточно хорошо.
И одеты человечки были, я бы сказал, по-земному.
На обоих трусы (или короткие брюки, как хотите назовите) почти до
колен, с кармашками спереди и сзади, и рубашки с очень короткими рукавами,
не майки, как мне показалось вначале, а именно рубашки,- у нас на Земле их
называют теннисками. Материя обыкновенная - трусы (или брюки) темно-серые,
кажется, льняные, с лавсаном, а тенниски голубые, в коричневую полоску.
Удилища, как и у нас на Земле, были бамбуковые, а лески - капроновые.
Невдалеке я заметил банку с червями и какую-то коробочку, вроде бы из-под
монпасье, яркую такую, красную с желтым... Меня, конечно, сразу
заинтересовало, что в той коробочке. Улучив удобный момент, я подполз и
увидел крючки. И какие крючки! Кованые, вороненые, остроносые! У нас таких
крючков ни за что не достанешь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг