- В сельмаге? - Я кивнул на коробочку.
- Как бы не так! - передернул плечами более рослый оголец.-
Австрийские... А здесь,- он похлопал себя по кармашку,- французские и
бельгийские. Дядя Алексей привез... Из-за границы.
"Дядя Алексей... Это какой же дядя Алексей?" - подумал я, как будто
речь шла о нашем, земном дяде Алексее. Дядей Алексеев в деревне было трое
или четверо, ко за границей никто из них не бывал. Какая там заграница,
когда они в райцентр и то лишь по самой крайней нужде ездят. Разве капитан
Соколов, Фросин брат?.. Но это было бы уж слишком,- чтоб и здесь была Фрося,
а у Фроси - брат! Не хватало еще, чтобы этот брат оказался еще и
летчиком-истребителем.
И вдруг послышались шаги, и из кустов вышел третий человечек. Росточком
он был еще меньше, чем первые двое, но одет точно так же, как эти, только на
голове у него вдобавок возвышалось какое-то странное сооружение, что-то
среднее между пилоткой и беретом.
Впрочем, немного спустя, когда человечек снял свое нескладное
сооружение, я увидел, что это не берет, не пилотка, а самый обыкновенный
мешок, причем старый мешок, с дырками,- потому-то, должно быть, человечек и
употребил его в качестве временного головного убора.
И тут случилось... Но не волнуйся, читатель, ничего страшного не
случилось. Меня никто не укусил, и я ни на кого не бросился с кулаками.
Просто третий оголец (скоро выяснилось, что зовут его Сашкой) вдруг сказал:
- Дядя Эдуард, вы же на курорте! - и вопросительно посмотрел на меня.
- Гм... На каком курорте?
На душе защемило. Вот оно, начинается! - подумал я. Вот сейчас, сию
минуту, и откроются тайны, перед которыми побледнеют все человеческие
фантазии.
И правда, Сашка (так и мы будем звать третьего огольца) шмыгнул носом и
сказал:
- На каком! На самом обыкновенном! Вам же путевку дали. За сенокос. Вы
что, забыли? - В голосе Сашки прозвучали недоверчивые нотки.
- А-а, за сенокос! Ну и что из того?
- Да ничего... Вот только удивительно, как вы здесь очутились... Уж не
сбежали ли оттуда? - И он кивнул через плечо, должно быть, в сторону
здешнего курорта.
Вот оно что, подумал я, вон каким фертом все обернулось. Чего-чего, а
такой встречи и, главное, с такими инопланетными разумными существами я не
ожидал.
Я был рад невольной Сашкиной подсказке (спасибо тебе, дорогой мой
оголец) и ухватился за нее, как утопающий за соломинку.
- Сбежал, сбежал, Сашка. Конечно, сбежал! - засмеялся я радостно и,
заложив руки за спину, прошелся туда-сюда вдоль берега.
Ну и планета! Здесь, кажется, не только все как у нас, а еще и лучше
гораздо. В самом деле, с тех пор, как я живу, мне никто не предлагал поехать
на курорт.
А здесь... Гляди ты! Жатва на носу, а его, Эдьку Свистуна (здешнего
Эдьку Свистуна, разумеется), на курорт отправили. Легко тебе живется,
братец!
Меня вдруг осенила великолепная идея. Если Сашка и эти огольцы
принимают меня за здешнего Эдьку Свистуна, значит, и все остальные примут.
Вряд ли следует говорить, как это важно для науки. Представьте, ихтиолог
превратился (на время, разумеется) в кита, акулу, дельфина, наконец в
селедку и кильку, орнитолог - в попугая, ворону, грача, скворца, воробья,
физик - в молекулу, атом, протон, электрон или какую-нибудь совсем уж
ничтожную, не различимую даже в увеличительное стекло частицу... А? За
несколько дней мы узнали бы о живой и мертвой материи больше, чем за все
предыдущие столетия.
- Ты скажи, какой дорогой вы ходите на озеро?
Самой короткой или самой длинной? Прямиком или в обход? А может, с
ветки на ветку прыгаете? - сказал я тем же радостным и вместе с тем
непринужденным тоном.
Огольцы посмотрели на меня подозрительно. Один из них, самый рослый,
позабыл об удочке (поплавок в это время запрыгал отчаянно, как будто его
топили и не могли утопить), разинул рот и, округлив глаза, ощупал меня
взглядом с ног до головы. Я смекнул, что зарапортовался, и прикусил язык.
- У тебя клюет,- сказал Сашка самому рослому.
Тот глянул на поплавок, легким, едва заметным движением сделал подсечку
и стал тянуть. На песке забилась довольно крупная рыбина, похожая на щуку.
Рослый оголец подхватил ее за жабры и сунул в корзину, из которой торчали
космы травы.
- Вы, дядя Эдуард, в этом бору не были, что ли? - сказал Сашка, тоже
оглядывая меня с ног до головы.
Мне это не понравилось, по правде сказать.- Может, вас подкинуть? -
добавил он, показывая куда-то за кусты.
Я обернулся и увидел прелюбопытнейшую машину, похожую на инвалидную
коляску, только, разумеется, гораздо изящнее. У нее были мягкие округлые
формы, шароподобные колеса (два спереди и два сзади) и какойто
месяцеобразный рычаг управления. Меня так и подмывало подойти поближе и
заглянуть в машину - что там? - но я отказался от этой мысли. "Еще успею",-
подумал я, делая вид, будто такие пустяки, такие детские игрушки меня
совершенно не интересуют.
- Спасибо,- поблагодарил я огольца (он, должно быть, у них за водителя,
пришло в голову) и сделал движение, как бы собираясь идти.
- Ну, как хотите.- Сашка пожал плечами.
Я зашагал сначала вдоль озера, потом круто взял влево, туда, где стоял
мой корабль.
Последующие свои действия не берусь объяснить, настолько они были
нелогичными и странными. Я опять залез в корабль и посидел немного, глядя в
иллюминатор. Потом стал гладить рычажки и кнопки - машинально, без всякой
задней мысли,- и вдруг заметил, что глажу-то, в сущности, одну кнопку, самую
верхнюю, красненькую, с надписью "Старт". Стоит нажать, и все, мой корабль
снова полетит к Земле.
Я отдернул руку, немного расслабился в кресле и закрыл глаза. "Что ты,
Эдя? - стал убеждать самого себя.- Нажать всегда успеешь, дело нехитрое...
Даже если за тобой будут гнаться с ножами и топорами,стоит добежать,
забраться в верхний отсек, ткнуть пальцем - и ищи ветра в поле!" Рассуждая
так, я мало-помалу успокоился, то есть решил не валять дурака, и опять
спустился вниз. Под ложечкой у меня засосало, и я вспомнил, что в суматохе
забыл позавтракать. Этот пробел в своей биографии надо было как-то
восполнить. Сориентировавшись по озеру и солнцу, я смело углубился в лес и
стал собирать ягоды. И не успел я набрать и горсти, как впереди показалась
фигура девушки лет двадцати - двадцати двух, тонкая и стройная, в голубом
платье и белом платочке. Не воображаемой, а настоящей девушки, так сказать,
вполне, вполне натуральной.
"Ну, Эдя...- заколебался я, не зная, подходить к ней или пока
воздержаться. Не будучи знакомым с местными обычаями, я не знал, как она
поведет себя, когда я предстану пред ее очи. А ну как испугается, начнет
голосить...- Нет уж, увольте,- думал я,- нам, мужчинам, эти фокусы и на
Земле надоели..." Все-таки и уходить не хотелось. Во мне, должно быть,
проснулся мужской инстинкт, и я стал разглядывать, какая она, здешняя
красавица, что за фифа, так сказать.
Вот она приблизилась, и я отчетливо различил чистые голубые глаза,
черные ресницы (слегка подкрашенные, как мне показалось) и такие же черные
(тоже, надо полагать, подкрашенные) брови вразлет. Особенно меня поразила
одежда. Платьице не очень короткое, но и не слишком длинное, а, что
называется, в самый раз.
На ногах что-то такое, что я назвал бы сандалиями. Да это, наверно, и
были сандалии, легкие и красивые, с блестящими застежками.
Девушка подошла совсем близко, шагов на десять.
Таиться больше не было никакой возможности. Стараясь не шуметь, я вышел
из-за куста и, протянув руку вперед и вверх, как учил Шишкин, сказал:
- Здравствуй, сестра моя!
Девушка вздрогнула, как бы испугалась чего-то, но тут же пришла в себя
и засмеялась. Она смеялась искренне и простодушно, без всякого притворства,
настолько искренне и простодушно, что я позавидовал ей.
"Дитя природы!" - подумал я, опуская руку и делая шаг в ее сторону.
- Здравствуй, братец! - произнесла девушка, не переставая смеяться.
- Между прочим, сколько на ваших золотых?
- Без пятнадцати девять.- Девушка мельком глянула на свои часы.
А на моих было уже двадцать минут десятого. "Ничего себе, разница в
тридцать пять минут!" - отметил я про себя. Я перевел стрелку назад, чтобы
никого, в том числе и меня самого, не смущало наше, земное, время, и опять
устремил взгляд на прекрасную незнакомку. И... и остолбенел, по правде
сказать, то есть вдруг остолбенел. Передо мной стояла Фрося, здешняя,
разумеется, Фрося, но - красавица из красавиц. Она стояла и смеялась.
Смеялась искренне и простодушно.
Потом перестала смеяться, помахала рукой и двинулась дальше. Мне
хотелось догнать ее, остановить... Но благоразумие взяло верх над слепыми
чувствами. Я потоптался на одном месте, потом вслух сказал: "Держись, Эдя,
здесь ты не пропадешь!" - и тоже зашагал своей дорогой.
III
Скоро лес кончился, как бы оборвался, и передо мной открылась деревня.
Новые места всегда волнуют. Какая-нибудь избенка, обнесенная плетнем,
голубой дымок над крышей, праздно сидящие на завалинке мужики и бабы, серые
или белые гуси на лугу - все наводит на мысли о чужой, таинственной, а
потому и манящей жизни.
Помню первую встречу с нашим райцентром. Выехали мы с отцом на гнедом
меринке вечером, на рассвете остановились у какого-то ручья, разожгли
костерок, попили чаю... Когда тронулись дальше, отец сказал:
- Видишь церковь? Это и есть город. А левее - Обь-матушка. Правый
берег.
Я приподнялся на телеге и увидел вдали что-то белое, устремленное в
небо. Если верить отцу, это и была церковь. Городская церковь. А левее, и
правда, тянулась розовая в утреннем свете полоса - высокий, обрывистый берег
Оби. Не какой-нибудь там речонки вроде нашей Бурлы, а настоящей большой
реки, по которой ходят пароходы.
Сердце у меня сладко забилось. Отец помахал концами вожжей, гнедой
меринок с шага перешел на рысь, телега покатила по накатанной дороге, шурша
колесами, и все замелькало по сторонам... А я так и остался стоять на
коленях. Я смотрел на церковь, построенную еще при царе Горохе, на
обрывистый берег Оби, который из розового становился белым, и испытывал
странное, щемящее чувство, какое, наверно, бывает от встречи с чудом.
Так было и теперь. Я стоял как вкопанный и с пронзительным
любопытством, даже с каким-то страхом смотрел по сторонам. Сначала мне
показалось, что деревня как деревня, точь-в-точь такая же, как и наша.
И березнички, и потемневшие от времени избы с тесовыми крышами, и
мальвы в палисадничках - все как у нас... Я прислушался. И звуки будто
знакомые: то прокудахчет курица, снесшая яйцо, то донесется музыка... Я
потянул в себя воздух, ощутил запах вкусных щей с бараниной, и у меня даже
слюнки потекли - до того аппетитный запах.
Но так показалось лишь вначале, так сказать, при первом взгляде.
Несколько времени спустя, присмотревшись, я обнаружил, что сходство, в
сущности, очень небольшое, почти незначительное. Избы были не бревенчатые, а
кирпичные, как я заметил, только сложены, оказывается, настолько искусно,
что издали их можно принять за бревенчатые. Крыши, сдается, шиферные.
Но, опять же, шифер здешний, особенный, он отличается от нашего мягкими
тонами и своеобразными формами, смотришь - и душа радуется. Окна большие,
светлые, вокруг каждого окна.- резные наличники. Впрочем, я принял их за
резные, а на самом деле это опять же фабричная работа, стандарт, но такой
стандарт, который даст фору любой ручной работе.
- Дядя Эдуард, что же вы? - послышался мальчишечий голос.
Я оглянулся. В двух шагах от меня стояла та самая машина, похожая на
инвалидную коляску, которую я видел на берегу озера. Да не одна, а три
сразу. В машинах сидели уже знакомые мне мальцы-огольцы.
- А где же ваши удочки? - спросил я, давая дорогу. Почему мне
вздумалось спросить об удочках, и сам не знаю. Просто, наверно, увидел, что
мальцы возвращаются с рыбалки, а без удочек, вот и спросил, хотя, как
читатель понимает, удочки в тот момент меня интересовали не больше, чем,
скажем, наряды британской королевы.
- На озере, где же еще! - улыбнулся Сашка.
И двое других тоже улыбнулись. Даже не улыбнулись, а как-то
усмехнулись, чуть по засмеялись. И Фрося, и эти... Было ясно, что они
находят меня смешным, ну если не меня, то что-то во мне или на мне... Но что
именно? Что?.. Я глянул на себя, наеколь ко можно глянуть на себя, не имея
зеркала, и ничего странного, тем более смешного не обнаружил. Наверное,
здешний Эдька Свистун порядочный забулдыга, подумал я. По привычке смеются.
Бывают ведь и у нас на Земле люди. Стоит им появиться, стоит как-нибудь эдак
перекосить рожу, и все покатываются со смеху.
- Ну, если на озере...- сказал я и выкинул руку, как делают
милиционеры, давая понять, что путь свободен. Сашка и двое других заработали
ногами, и машины тронулись, мягко шурша почти круглыми шинами.
Я пошел дальше. Пошел к тетке Соне, то есть, собственно, к себе на
квартиру. Вообще-то, как читатель понимает, не к себе, а к здешнему Эдьке
Свистуну, но вместе с тем как будто и к себе. Хотя на этой чудной планете
все было, кажется, так и не так, как у нас, я примерно представлял улицы,
дома, словом, все расположение, и шел довольно уверенно, не останавливаясь.
Вот я пересек улицу и опять углубился в березняк. Вот подошел к проулку
и увидел... свою улицу. Те же избы, левее - водонапорная башня. А дальше, за
деревней, в степи,- наша ремонтно-техническая мастерская. Наша и не наша, а
скорее все-таки не наша. Что-то в ней было свое, что-то такое, что делало ее
не похожей на нашу, более капитальной, что ли.
По проулку я вышел на улицу, заросшую травоймуравой,- чувствовалось,
что машины по ней давно не ездят,- пересек ее и... очутился на крыльце избы
тетки Сони. Было ровно десять утра, ни секунды больше или меньше. Деревня в
эту пору была пустынной, почти совсем безлюдной, и мне удалось пройти
незамеченным.
"Ну вот я и дома",- мысленно усмехнулся я. В самом деле, глупо говорить
о доме, когда ты впервые в жизни переступаешь порог этого дома.
Я подошел и постучался. Нет ответа. Я постучался еще раз. И опять
молчание. "На работе старуха, не иначе!" - подумал я, по привычке шаря за
косяком. Там была, должна была быть щелка, так сказать, условленная щелка,
куда мы обычно кладем ключ, когда уходим куда-нибудь. Щелка, правда, была, в
нее пролезал палец, а вот ключа в той щелке не оказалось. "Куда же она
могла?.. И что теперь прикажете делать?" Я опустил взгляд и... и увидел, что
на двери нет никакого замка. Да что замка - намека на замок нет! Я взялся за
скобу, нажал слегка, и дверь подалась. Вошел в сени, потом на кухню,
оттуда - в комнату-боковушку.
Не берусь описывать, что я пережил в эти короткие секунды. Мне было и
удивительно, и оторопь брала, и холодные мурашки пробегали по всему телу.
Изба была, разумеется, как и все здешние избы - не деревянная, а
кирпичная, гладко оштукатуренная внутри, но обстановка почти такая же, как и
у нас на Земле, то есть в той тетки-Сониной избе. И стол как будто тот же, и
стулья возле стола, словом, все-все.
А в комнате-боковушке (моей комнате, пришло в голову) так и кровать
была застлана, как обычно стелил я, когда было время,- аккуратненько, без
единой морщинки на покрывале.
В простенке висела довольно красивая полка с книгами. Я взял томик
Пушкина, прочитал несколько строк... "Пушкин - он везде Пушкин!" - подумал я
и, поставив томик на место, прошелся туда-сюда, то есть из угла в угол, как
это делал там, на Земле. И вдруг я хлопнул себя по ляжкам и громко
рассмеялся. "Чудило! Идиот! Форменный идиот!" Только теперь, очутившись
перед зеркалом (кстати, зеркало было во весь рост, от пола до потолка), я
понял, почему ехидненько усмехались мальцы-огольцы, особенно когда нагнали
меня, и почему Фрося (здешняя Фрося, разумеется) тоже, можно сказать,
надрывала животики. На мне же был наш, то есть земной, костюм, как я забыл,
ума не приложу!
Надо было что-то делать. Я распахнул настежь дверцы шкафа и поразился
обилию всякого барахла. Тут были костюмы, брюки, рубашки, галстуки, туфли,
шляпы, береты, запонки - словом, настоящий универмаг.
Не мешкая, я скинул с себя пиджак и брюки и задумался. Что надеть? Я
перебрал несколько вещей и наконец остановился на самых дешевых и скромных,
как мне показалось. Это были голубенькая лавсановая рубашка, серый (по
виду - льняной) пиджак и такие же брюки, то есть не брюки, а трусы, вернее -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг