стоящая у дверей машина, переполнили чашу его выдержки и терпения. Сердце
Иглы стиснулось в пульсирующий шарик, ноги обмякли, он слабо пискнул и
вдруг заверещал на весь двор, рванулся из прихвативших его рук, но длилось
это не более нескольких секунд.
Идущий сзади тяжело ударил его в затылок чем-то очень твердым, и визг
оборвался.
Глава 32
Тьма.
вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
Тьма. Ничего, лишь тьма.
вспышка - вспышка - вспышка
Он застонал, но тьма не отпускала его. Не просыпаясь, он повернулся
на жестком топчане в сторожке © 10, так что лицо его уткнулось в подушку в
пестрой наволочке, а рука свесилась.
вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
Что-то слышится? Важное. "Рассказка", что ль? Нет, тьма. Ничего,
кроме тьмы.
вспышка - цветы - дорога - зеленый газон - вспышка
- Братка! Ты нужен.
Знакомая сильная рука тормошила его.
- С-суки, - привычно выговорилось при пробуждении. Потом он продрал
глаза. Потом вспомнил, что ничего не помнит. Потом - что и вспоминать-то
нечего. Потом увидел тезку-Мишку.
Спеленут, как младенец, длинным брезентовым ремнем, во рту -
профессионально закрепленный, торчит кляп. Глаза у тезки-Мишки закрыты, но
он жив и слабо шевелится.
Тщательно заперев дверь, Павел бросил рядом с Михаилом "стечкин".
Михаил заметил, что обойма из пистолета вынута.
- Крепкий паренек, наломался я с ним. Молодец, Братка, правильных
ребят при себе держишь.
Странная растерянность вспыхивала в его черных, как маслины, глазах.
Перечеркнутый косым шрамом лоб то и дело собирался в морщины. Павел
сдерживал стучащийся наружу вопрос.
Перед Михаилом продолжали плавать обрывки и сгустки тьмы. Первый
случай, чтобы совсем ничего после пароля. Ему уже немного надоело отмечать,
что с ним происходит впервые. Солнце снаружи за окном указывало, что время
приближается к полудню.
- Развяжи его.
- Момент, - отозвался Павел. - Это я чтобы по территории спокойно
пронести. У меня тут дорожка имеется секретная. Только по ней быстро надо.
Наблюдая, как Павел распутывает тезку-Мишку, Михаил обратил внимание,
что помимо хаотических шрамов некоторые Батины отметины как бы повторяют
друг Друга.
Вокруг оснований всех пальцев виднелись белые полоски, обнимавшие
палец подобно кольцу. Будто в этих местах кожу сняли лентами, а ее место
заполнила соединительная ткань. Или, что было уж совсем нелепо, пальцы рук
у него когда-то оказались отрублены, а потом их приставили, и они приросли.
Освобожденный от веревки и кляпа, тезка-Мишка открыл глаза и
закашлялся. Павел подал ему кружку с водой. Злобно поглядев, Мишка воду
принял, стал пить.
- Мать твою, начальник, - прохрипел он, отрываясь, - я там тебя
похоронил, а ты здесь самогоночкой балуешься. В теплой компании.
- Погоди, Мишка. Остынь, я объясню...
- Чего объяснять. - Он сунул кружку на угол стола, потеснив банку с
самогоном. - Столковались вы, так и скажи. Это все твои дела, шеф, но зачем
на меня-то такую зверюгу напускать? Я честно ждал, потом сам пошел. А ты,
оказывается, тут... Шею, гад, чуть не сломал...
- Побеседовали малость, - пояснил Павел. - На лоне природы, вдалеке
от придирчивых глаз. Требовалось определить некоторые моменты.
- Определил? - Михаил не испытывал никакого энтузиазма. Он знал, что
в устах Бати означает "побеседовать". Невольно поискал на тезке-Мишке следы
повреждений. Внешне - ничего, но это "ничего" ни о чем и не говорит.
- Что определил, то определил, да только вопросов у меня теперь
больше, чем ответов.
- Положить с прибором мне на твои вопросы, - проворчал тезка-Мишка. -
С новым дружком свои вопросы обсуждай, а я в ваши игры не играю. Хватит,
набаловался. Верни мою волыну, шеф, и до свиданья. Прав ты был, пора нам
разбегаться.
- Да погоди ты, остынь, говорю. - Павлу: - Зачем понадобилось
человека трогать? Я тебе все рассказал. Чего не хватало?
- Мы с Браткой дружки ой какие старые. Не тебе, паренек, на нас
катить. Ты еще в школе уроки прогуливал, когда мы с ним воевали вместе. На
вопросы мои можете и положить, ежели охота, но один вопрос вас интересовать
должен поболе моего.
Павел взял со стола недопитый Михаилов стакан, выплеснул остатки в
таз под рукомойником, стакан сполоснул. "Ух, ты", - подумал Михаил.
Достав из шкафчика третий, Павел разлил самогон, снял со стола пустую
банку, сходил в угол за новой. Похоже, он всю зиму только и делал, что
готовился к курортному сезону.
- Выпьем, ребятки, нам о многом теперь помозговать придется. Ты тоже
пей, - сказал Мишке, - тебе на сегодня пилотирование отменяется.
- Без отравы? - неприязненно спросил Михаил, берясь за стакан. -
Зачем понадобилось меня вырубать? Руками не мог, если так уж надо,
обязательно гадость сыпать?
- Руками не хотел, Братка, - вздохнул Павел. - Пейте, мужики, пейте,
все чистое.
Михаил влил в себя огненную влагу. Тезка-Мишка, подумав, тоже.
- Ведь главное, почему баклажанная обзывается икрой? - приговаривал
Павел, орудуя ложкой. - Потому что тот же самый в баклажанах сплошной
белок. Только он. Все остальное обман и профанация идеи.
- Ближе к кассе, Батя, - сказал Михаил. Обрывки тьмы перед глазами
исчезли, он вновь чувствовал себя собранным и полным сил.
Надо было расставаться. В конце концов, ну Пашка, ну Батя, ну жизнь
когда-то спас. Что ж с того теперь? Михаил, если на то пошло, тоже его не
единожды вытаскивал, так уж получалось там. А дороги у них теперь разные.
То есть у него, Михаила, своя дорога, а Паша... ему путь совсем короткий
остался.
- Так что за вопросик, Батя? Просвети уж, будь добр. Вместо ответа
Павел скинул в сторону кипу матрасов в углу. Распахнул дверцы фанерного
шкафчика. Тезка-Мишка заглянул внутрь, матюгнулся от чувств.
- Я, мальчики, вашу беседу на подходе сюда слышал. Хорошо слыхать
было, отчетливо. Кто вам в машину закладку сунул, хорошей аппаратурой
пользуются. Я-то ведь, Братка, грешным делом решил, что ты с пареньком по
мою душу явился. Ну, послал вас кто. Не то, что ты мне пел, - осадил он
вскинувшегося Михаила. - У меня и среди простых смертных должников хватает.
Я здесь три года и только потому живой еще, что нос по ветру держу. Этот
ваш, третьего дня который явился, он ведь не пустой пришел, железка под
кроватью валяется - его. Что мне было думать? А теперь, я разумею, и вы ко
мне "хвоста" привели втемную. Вы меня высветили, мальчики, мне теперь хошь
ни хошь с места сниматься насиженного. И поэтому вы пока при мне
останетесь, все подмога, ежели занадобится. Вот такая препозиция.
Тезка-Мишка слушал рассуждения Павла и тихо скалился. Он ждал только,
когда у него отойдут руки и шея. В гробу он видел разборки шефа Михаила.
- Послушай, - сказал Михаил, - а ты совсем не поверил тому, что я
рассказал тебе? О... - покосился на тезку-Мишку, - о НЕЙ?
Прежде чем ответить Павел почесал веко ногтем согнутого указательного
пальца.
- Нет, Братка, я не спорю, излагаешь ты красиво. Нормальная легенда.
Не знаю, зачем тебе, ну да не я тебе судья. А верить... Братка, Миша, ну
кто этому поверит, ты же сам говорил.
- А что за сумасшедшая идея у тебя была?
- А, это... - Павел взмахнул лапищей, как комара отгонял. - В
продолжение твоей баллады. Я тоже стал фантазировать вслед за тобой.
- Хорошо. - Михаил был обижен. Ему не поверили. И кто - Паша, Батя.
Единственный, кому он открылся, и единственный, кто поверить бы мог. Хорошо
же. Сейчас он убедится.
- Про что он тебя спрашивал? - обратился он к тезке-Мишке. Того
вопрос застал врасплох.
- Н-ну... про то, кто мы, от кого, кто послал. Про вас спрашивал,
шеф.
- Ты ответил?
Тезка-Мишка криво ухмыльнулся.
- Понятно. Ответил. Он тогда что?
- Да ничего. Хмыкнул, дал по рогам, сюда припер. А тут вы в стельку.
То-то мне была радость. Я еще, как порядочный, испугался, что он вас, как
Петьку, только прибрать не успел. За вас сперва подумал, за себя - после.
Но нет. Просто, шеф был в дупель. В мясо.
- Ну, ладно, ладно.
- Что - ладно? Как было, так и говорю. Михаил повернулся к следившему
за ними Павлу.
- Итак, ты ничему не поверил, - сказал в его ухмылку. - По-твоему,
все мое - красивая баллада, которой я пудрил тебе мозги. А если получишь
доказательство? Прямо сейчас, сию минуту, здесь? Тогда поверишь?
Павел повел могучим плечом в тельнике.
- Не знаю, Братка, зачем тебе это понадобилось... Да и какое
доказательство?
- Помнишь, что я говорил тебе о том, как ОНА меня финансирует?
Михаил решил не обращать внимания на тезку-Мишку. Все зашло слишком
далеко.
- Предположим.
- Укажи мне место, любое место в свое халупе. Где у тебя похоронка
обычно, только чтобы я не мог догадаться заранее.
- Н-ну... - Павел запустил пальцы в бороду, потеребил, сказал: - Ну,
хотя бы вон, наверху, за лампой.
Голая лампа на шнуре свешивалась с дощатого потолка, и в месте, где
шнур изгибался, переходя из горизонтали в вертикаль, фарфоровый изолятор
был ввинчен в неприметную, но отдельную панельку.
- Понятно.
"Итак, я выполнил задание, - стал думать Михаил. - Я еду домой, еду
выполнять следующее... что там у меня?... "пятьдесят граммчиков" и
"Инвалиды России", вот. Мне предстоит неблизкий путь и большая работа. Я
отправлюсь сейчас же. Я здесь, ТЫ знаешь, где, и я готов".
- Как она у тебя открывается? - спросил он, подтаскивая табурет.
- На себя потяни. Да не очень старайся, не сейф берешь.
Михаил выпрямился на табурете, упершись макушкой в потолок. Взялся за
изолятор, вкрученный в панельку, потянул. С тихим щелчком панелька
отделилась, оказавшись вместе с проводом в его руке.
В открывшемся темном пространстве было много пыли и паутины, а также
невесть откуда взявшегося песку. Михаил пошарил еще, но больше ничего там
не было.
Он поставил панельку на место, слез на пол и убрал табурет в сторону.
Павел смотрел на него сочувственно, но усмехался в бороду, тезка-Мишка, по
обыкновению, ждал.
Наконец Павел сжалился.
- Оставим наши опыты на попозже, Братка, - сказал он. - У меня
предложение вам сегодня здесь все-таки заночевать. С утра езжайте с Богом,
держать не стану. Ты давай пригони свой аппарат, - ткнул в тезку-Мишку, -
покопаемся в нем, авось сыщем, что вам сунули. Тогда, может, вспомните -
кто. Еще выпьем?
- Самогон у тебя больно крепкий, хозяин, - буркнул тезка-Мишка, -
дорогу до баранки, боюсь, не найду.
Павел проследил за его взглядом, уже открыто смеясь. Кинул из кармана
на топчан обойму к "стечкину", металл звякнул о металл.
- Забери ты свою пушку, только на виду не таскай. Меня тебе не взять,
хоть броневик приволоки. Пойдем мы, Миня, а ты тут побудь, спросит кто -
скажи, вернусь скоро. Отдыхай.
Глядя в улыбающееся, ставшее от этого еще страшноватее лицо Павла, он
невольно отметил, что тайное недоумение с этого лица не исчезло. Оно лишь
упряталось совсем глубоко, но продолжало тревожить каменного Пашу Геракла.
Пожалуй, еще и усилилось.
"Отчего ОНА не услышала меня? - думал Михаил, когда Батя и мрачный
тезка-Мишка оставили его одного. - Отчего я ничего не увидел, ничего не
помню? Что Паша мне влил? На обычный клофелин не похоже, да и дешевка это,
не станет он... Неужели я начал освобождаться из-под ЕЕ власти? Паша
сильнее? Не может быть, он всего лишь человек, один из многих..."
Михаил налил себе полстакана, выпил, закрыл банку полиэтиленовой
крышкой. Ну и зелье. Ложкой, захватывая помногу, стал доедать холодные
грибы. Грибы были вкусные.
Глава 33
За последние годы Москва сильно изменилась. Приметой одного из таких
изменений можно счесть появление новоотремонтированных, отреставрированных
и даже перестроенных зданий, подчас расположившихся меж самых ординарных
жилых домов.
Только знающий человек угадает в них, сверкающих импортной отделкой,
какие-нибудь бывшие котельные, прачечные, детские сады старой постройки или
иные, поменявшие масть и хозяев строения. Они стоят солидно, прочно, с
пренебрежением поглядывая снизу вверх на многоэтажные, но обшарпанные
изнанки окружающих зданий.
Одни претерпевали метаморфозу поэтапно, на протяжении времени, другие
менялись вмиг. Надстраивались этажи и по-особому стеклились окна, менялись
стены, врезались новые парадные двери, новые обширные автостоянки
обносились высокими, прочными, но почти всегда изящными заборами.
На воротах выставлялась, как правило, собственная охрана, и особнячки
становились маленькими Монако на краю Франции или Лихтенштейнами сбоку
Швейцарии. А то и Ватиканами посреди Рима - возможно, их хозяевам
приходилось слышать, что "Третий Рим" - это не просто название одного из
самых дорогих ресторанов в Москве.
Как правило, бывает непросто что-либо узнать о них, о хозяевах, а уж
пройти внутрь - и вовсе удел избранных. Однако такие избранные есть, а в
изменившейся и продолжающей меняться Москве они даже составляют
значительный процент населения. Они очень разные и занимаются очень разными
делами.
Все вышесказанное ни в малой мере не относится к особнячку, куда
сейчас подъехал черный "Порш" с сильно затемненными стеклами. Хотя все
внешние признаки были налицо. Неотечественная чистота и аккуратность,
стоянка, забор, охрана. И все-таки этот особняк не был из племени домов
нуворишей, возникшего в один миг.
Внутри его обитали люди, которые и в прежние времена сидели в самых
лучших кабинетах. Пожалуй, лишь занавеси в окнах заморского разреза их
выдавали. Белого искусственного шелка, фестонами, они были перенесены
хозяевами с собой как дань прошлому, как память.
Высокий седой мужчина в толстых очках вышел из "Порша" и уверенно
миновал двоих охранников, стоящих по сторонам полированной парадной двери.
Она мягко открылась и мягко закрылась за ним. Двое не шевельнулись даже.
Этому человеку можно было входить сюда в любое время дня и ночи. Для
него единственного было сделано исключение из всех формальных правил,
которым подчинялись даже сами хозяева. Елена Евгеньевна Бусыгина знала его
как руководителя проекта "Антарес", но этот проект был лишь одним из его
чрезвычайно многочисленных занятий.
Андрей Львович быстро поднялся по витой лестнице на второй этаж,
подошел к одной из двух массивных двустворчатых дверей. Они были с
бронзовой отделкой. Пушистый ковер глушил шаги.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг