должное, устраивал своих подопечных несравнимо лучше.
- Спортивная площадка? - голосом лже-инспектора сказал Питер, -
Бытовые условия? Питание?
Директор заводил плечами. Он что-то опять говорил о трудностях, а
Питер его вновь перестал слышать, потому что увидел ребят. В следующей
комнате шел урок, и дети - человек десять - сидели за столами.
Мальчики и девочки. Лет одиннадцати-двенадцати.
- Что? - переспросил директор. - Старше? Да, конечно. А почему вы
спрашиваете?
Питер вошел. Учительница - молоденькая, сама как девочка, -
обернулась. Питеру показалось, что испуганно. Дети дружно встали,
дружно сказали: "Здравствуйте, господин директор", дружно сели. Не-ет,
у них тут порядочки еще оч-чень серьезные. В столовую не строем ли
ходят? Он уже хотел произнести что-то пустое, что-то
меценатски-безмозглое, но осекся, увидев глаза детей. Не всех. Кто-то,
не заинтересовавшись ничуть, будто такие клетчатые болваны у них вовсе
не в диковинку, сразу отвернулся, но многие смотрели и среди них -
двое. Мальчишка с вихрами и девочка, застенчивая, рыжая и
зеленоглазая, у самого окна.
Это - они. Первую секунду глаза их были широко распахнуты, будто
они вбирали в себя всего его, затем, вобрав, принялись разбираться с
ним, препарировать и классифицировать, и, наконец, вышвырнули,
вытолкнули его из своего сознания, из мозга, из души, из чего там, как
вещь, с которой все ясно, для которой найдено раз и навсегда точное,
определенное место, и к которой понятно теперь как надо относиться, и
к ней так и станут относиться, что бы ни случилось, и ныне, и присно,
и вовеки веков.
Аминь, подумал Питер. Из всех, кто здесь сидит, только эти двое -
из группы Лукаса. Как еще он выглядит, Лукас этот. Может, он -
директор? Нет, вряд ли. Вот это уж совсем вряд ли.
- Продолжайте... ц-ц... продолжайте, - все-таки выдавил он из
себя. - Слушайте, - сказал директору в коридоре, - так я не понял, у
вас что - и команды, что ли, футбольной нет?..
Ночью были тучи, а потом небо очистилось. В переплетах
полукруглого витражного окна сделалась различима луна, узенькая и
слабая. Питер подозревал, что директор отдал ему свою комнату. Но это
- ладно. Вот машина его чуть не подвела: вздумала заводиться, хоть он,
кажется, все старания приложил, чтобы этого не стряслось.
В стекло ударился камешек. Уже второй раз, подумал Питер. И еще
кто-то пытался взобраться на деревце против окна, но обрушился с
треском. Питер встал сбоку от шторы. Внизу было слишком темно, чтобы
что-то разглядеть. Ну что, уже? Или пусть совсем угомонятся? А
угомонятся они? Я вот чего не понимаю, как никто не разбегается
отсюда, хотя с другой стороны - куда? Человеку надо где-то жить, а
ребенку тем более.
Он решился. Лестница завыла и заскрежетала, когда он ступил на
нее. Питер выругался шепотом. На улице оказалось свежо и сыро, и
совсем не пахло мертвым комбинатом, а пахло листьями, травой, землей
и еще отчего-то-уксусом. По небу ползла яркая черточка, если
приглядеться, то и простым взглядом можно различить, что состоит она
из отдельных точечек, - года два назад, в очередной круглый юбилей
какой-то там из европейских промышленных выставок, на орбиту вывели
систему напыленных зеркал. На такую вот отовсюду видимую забаву
решилось человечество. Это, кстати, чуть ли не второй всего не
коммерческий, не научный и не военный запуск. Первый состоялся полвека
назад, на предыдущий круглый юбилей этой же выставки, но тогда зрелище
получилось победнее.
...Фу, что лезет в голову! Так. Однако, чтобы Лукас остался здесь
Лукасом, - это было неожиданностью. Ты, Пити, правда, тоже любишь
менять имена, но то ты, личность, подверженная суевериям... Возраст -
тридцать четыре. Здоровяк. Появился год - смекай - с небольшим назад,
по объявлению о вакансии, - ну, да то объявление обрело уж безнадежную
регулярность. Занимает Лукас отдельный домик, вон, налево. Ребятишки
не то чтобы льнут, но как-то так тянутся. В свободное время мастерит
что-то безобидное, берет столярные заказы в магазинишке в Лаптоне.
Да-да, в том самом Лаптоне на Изере, где год или два назад обитал со
своими подопечными некто Мариус Ленц...
А всего-то было спросить директора. Безо всяких обходных маневров.
Впрочем, обходные маневры тоже были нужны. Зачем? А вот хоть для того,
чтобы не пристрелили тебя, Питер Вандемир, среди величественных
развалин. Прямо днем, во дворе.
Он расстегнул клетчатый пиджак, чтобы видно было, что за поясом
его клетчатых брюк не засунут пистолет. Рубашка на нем тоже была
клетчатая, желтая с тонкими синими полосками. Присмотревшись, можно
было понять, что мнется, или, вернее, гнется, она только по этим
полоскам. Прошлый век, но пока не придумали ничего лучшего.
Окно домика в хилой зелени еще светилось. Питер тронул рамку,
очертанную у дверной панели. Сигнала, что на него смотрят, как и
полагается, не увидел. Качнулся с пятки на носок, вытянул губы дудкой,
сунул руки в карманы, потом вынул их, пустые. Дверь медленно поехала
внутрь.
- А... ц-ц... дружище, - возгласил в пространство, - черт побери,
у меня опять кончились сигареты. И в машине нет. Машина, я вам
скажу... подсунули хлам из хламов, но хотя бы вид имеет...
- ...Значит, тактика гранаты?
- Что ж поделаешь. Рано или поздно приходится идти самому и
выкладывать на стол гранату. На совершенно тривиальный стол, под
тривиальной скатертью.
- Между супницей и блюдом с рыбой. А за столом, между прочим...
Питер некоторое время ждал продолжения и, не" дождавшись, протянул
руку за коньяком. Это потребовало усилий, он зашипел сквозь зубы.
- Алкоголик.
- Что вы. Просто иногда позволяю себе на работе. Тогда как
государственные, если так можно выразиться, служащие надираются втихую
по домам. И бьют жен.
...Болтаю. Плохо, что болтаю. И плохо, что я вообще больше говорю,
а он молчит. Сейчас бы самое время ему поизливать душу, пообращать
меня в свою веру. Или там - определить позиции, расставить точки,
продекларировать постулаты. Заклеймить, выяснить, провозгласить.
Молчит. Ну и черт с ним, пускай молчит.
Питер повертел рюмку в пальцах, поставил, не пригубив Внимательно
посмотрел на Лукаса. Огненнобородый, с белой кожей, с голубыми глазами
и конопушками. Абсолютная классика.
Как у него еще коньяк нашелся, у пуританина. Впрочем, тут вопрос
особый... А ведь боится. Может, даже не столько за себя, сколько за
детей. Но только не за всех детей, а лишь за "своих". За
воспитанников. За выкормышей. За потребных ему для осуществления знать
не желаю каких целей и идей. Не желаю я этого знать, понятно?
Меня бесит явление в принципе.
- И что мы будем делать дальше?
- Разговаривать.
- Чтобы что?
- Чтобы не скучно было. До свету времени много.
- Я не знаю никакого Ленца.
- Может быть.
- Вы ничего не понимаете.
Питер промолчал. Улыбнулся, насколько это у него сейчас
получилось.
- Ч-черт!.. Как же я купился! Вы выглядели абсолютным болваном.
Шпак и болван. Черт...
- Это мне комплимент.
Питер следил за стрелкой часов. Часы являлись безусловно
единственным предметом роскоши здесь. Они выдавали время и сутки по
Земле, Луне и трем главным орбитальным комплексам. Все - цифрами, а
земное стрелкой. Но стрелка была фальшивой - тоже индикация, только в
виде циферблата. Часы висели на стене несколько набок.
- Слушайте, вы, - брезгливо сказал Лукас, - я не могу так больше
сидеть. У меня затекли руки. И нога, правая,
- Момент, момент...
Лукас был пристегнут к одному из стульев, прочному, массивному,
как и вся остальная мебель. Бить доверчиво отпирающего перед вами
дверь, конечно, нехорошо, но тут уж или - или. Доверчиво отпирающий
держал наготове автомат.
Питер перестегнул его и, кряхтя, вновь уселся на свое место.
- У вас нет права наложения наручников.
- А вот я их поутру с вас сниму и в канаву выкину, никто и не
узнает ничего.
Клетчатая рубашка Питера была на боку продрана, пуленепробиваемые
пластины обнажены, в пиджаке вырвано полспины. Левой рукой он почти не
мог двигать, но испытывал тем не менее истинное удовлетворение, как
всегда, когда все получалось точно по задуманному.
6
Прошел час, и в прихожей пропел сигнал.
- Открыто же, - досадливо крикнул Питер. Директор был бледен до
синевы. Еще бы.
- Как ваши дела?
- Что ж вы дверь-то... - вместо ответа пролепетал директор. Он не
сводил глаз с Лукаса. Тот зло оскалился под этим взглядом, и директор
чуть не упал в обморок.
- Я спрашиваю, вы известили полицию?
- А... д-да. Нет. То есть я сказал, а они сказали, что не поедут.
Сейчас не поедут, а приедут утром. Местные, в ближайшем участке, они
нас знают, - поспешил он разъяснить, видя изумление Питера, -
воспитанники, понимаете... в общем, доставляли им много хлопот...
- Вы передали, что я вам велел?
- Н-нет. Я просил... я просто, чтобы они... Так. Начинаются
радости жизни. Хотя пока все вполне правдоподобно.
- Свяжитесь с окружной полицией.
- У нас нет канала напрямую, только через местных, а они говорят,
что будут сами, но утром.
- Ладно, это я уже понял, - буркнул Питер. - Так. Ну, вы пока
идите, а когда совсем рассветет, я буду его выводить. (Директор
покосился на засиневшее окно, и опять стал смотреть на Лукаса.) И чтоб
никого посторонних во дворе. Загоните детей в дом, заприте, что
угодно. Понятно вам?
- Хорошо, я... я понимаю. - Уходя, директор два или три раза
наткнулся на опрокинутую мебель, но так и не повернулся к Лукасу
спиной.
- Вы ничего не понимаете, - повторил Лукас. - Вы настолько ничего
не понимаете, что мне с вами и говорить-то не хочется.
- Не говорите. Подумайте лучше, что полиции скажете. А? То-то.
- С полицией мне разговаривать не придется, - сказал Лукас со
странным выражением. - Что вы ему, - кивнул в сторону двери, - наврали
про меня?
- Что вы - андроид. Невыявленный, скрывающийся, - просто сказал
Питер.
- Да вы... да ты что!! - Питеру сделалось страшно, так вдруг - до
сини, как могут только рыжие, - побледнел Лукас. - Ты что же...
Питер шевельнул плечом, в пальцы ему по рукаву скользнул знакомый
баллончик, плоский и прихватистый. Не сейчас, сказал себе Питер. Он
еще у меня своими ножками до машины должен дойти.
- Да бросьте вы, право, - примирительно сказал он.
- Ты!..
- Вы же сами их ненавидите, должны понять чувства простого
маленького человека. Нет?
- Хотите на мое место?
- Я на стольких местах побывал, дорогой мой, и такого уж про меня
и думали, и говорили, и делали, что... Бросьте. Не обращайте внимания.
Отдохнуть не желаете полчасика?
Не полчаса, не час, а все полтора просидели они, пока Питер не
велел себе встать и попытаться все-таки добрести до машины и довести
туда Лукаса. К тому же дети должны были вот-вот проснуться, - если они
вообще спали - и уж тогда их в доме не удержишь никакими силами.
Питер снял с Лукаса обе пары наручников, отступил на шаг, следя,
как тот разминает, ругаясь, затекшие ноги.
- Вперед.
Вся прихожая этого маленького домика была изрешечена пулями.
Стены, потолок, даже, кажется, пол. Не малохольный тебе биохимик,
выпустил все, до железки; шальное попадание с корнем выломало замок.
- А куда, собственно, вы уничтоженных андриодов девали? В речку?
Ей, мол, уже все равно? (Лукас прошипел сквозь зубы.) Что?
- Какой идиот...
Так. Не имеет значения, что он там бормочет. Бормочет и бормочет
себе, пускай его. Ну, пока все отлично. У машины я его срубаю, гружу,
а очухается он у меня уже в участке. Строго рассуждая, это я должен бы
подумать, что я скажу полиции. Мне надо будет их убедить. Это очень
трудно - в чем-либо убедить нашу полицию, - но я попробую...
Прямо за дверью, на крыльце и дальше, стояли дети.
Они, должно быть, пришли под дверь уже давно и стояли долго, а
некоторые из них присели на траву и теперь поднялись, и Питер увидел,
что штаны у них сзади мокрые от росы, а у тех, которые стояли поближе,
видел посиневшие губы и кожу в пупырышках. Уже знакомая зеленоглазая
девочка стояла одной из первых, наворачивала на палец прядку. Плотно,
зло сжатые губы ее все-таки вздрагивали, на подбородке висела капля.
Детей было пятнадцать, может, двадцать. Не может быть, чтобы все из
группы Лукаса, - мелькнула мысль. Так. Что и следовало ожидать. Врешь,
врешь, вовсе ты этого не ожидал, и теперь не знаешь, что делать...
- Нелюдь! - вдруг выкрикнул худенький парнишка в белой грязной
кофте, и остальные подхватили:
- Нелюдь! Нелюдь! Гад!
Что они? Это они обо мне что ли? А, ну ясно: те, кто разбирается,
сговорились и обманули остальных. Не может же быть, чтобы ребятишки не
знали друг о друге, друг перед другом не хвастались. И остальные
поверили. Потому что уже привыкают верить. Вот вам еще одно, из-за
чего...
- Нелюдь! Отпусти Лукаса, что он тебе сделал? Фараон проклятый!
- Нелюдь!
- Отпусти, слышишь!
Ну вот, и про меня закричали. Их наставник может быть доволен.
- Лукас!! - и пинка ему, рыжему! Тот, как и предполагалось,
обернулся. Питер среагировал, но рука у него все еще действовала
совершенно отвратительно, и заряд ушел в небо. Нет, краем все же
задел: глаза у Лукаса закатились, он судорожно вздохнул и пошатнулся.
Отбросив пустой баллончик, Питер подставил плечо. Эх, все в этом
сволочном мире получается не так...
- А ну марш с дороги! - гаркнул он что было сил, и часть ребят
отпрянула.
Он не сделал и двух шагов. Мелькнул твердый, как из стекла, кулак,
и Питер понял, что заряд ушел в небо весь. Три черные бомбы взорвались
у него в голове, и он рухнул лицом вниз, а сверху его придавил Лукас,
как тяжеленная кукла...
...тяга разболтана. Подтянуть. Заменить. Перебрать сустав...
Он ощутил, что лежит почти в той же позе, лбом упираясь в траву,
только Лукаса на нем нет. Со всей осторожностью собрал себя с травы,
поднялся и разогнулся. Детей было уже гораздо меньше, они сгрудились
чуть в стороне, стояли кружком и смотрели внутрь. Что-то заставило
подойти к ним. Худенький парнишка лежал на неумело подоткнутой своей
белой кофте. По руке его текла, струясь, дорожка крови, а из синей
ранки торчала острая косточка. И темная струйка, застыв, свисает из
уголка рта.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг