поразился и не поверил, когда оба раза видел, как Папа поворачивает
древнющий медный рубильник, это вроде церемониала какого-то у него,
что ли... Хотя, если он где-нибудь здесь, внутри, всобачил "глаз",
сколько же веселых минут я ему доставлю. Впрочем, надеюсь, что нет.
Мне, собственно, больше не на что надеяться...
Закряхтев от неудобной позы, Питер, не вставая, стащил через
голову пиджак. Или вот пиджак. Вполне мог не выдержать. Очень даже
мог. Но выдержал. Питер встал на пиджак коленом, в два рывка сорвал
подкладку. Все инструменты были на месте. Выполненные из особой
керамики грязно-бурого цвета, толщина самого массивного не более
полусантиметра. Ломик, клещи, резак, прочее. Бог Меркурий отнесся
благосклонно. Питер приступил к решетке. Страшно подумать - решетка,
дверь, еще одна дверь и еще одна решетка, - и это если он угадает с
первого раза. Хотя на этот счет у него тоже, имелось соображение.
Последние дни Леонард Валоски, отправляясь в Хранилище, находился там
строго одинаковое (и очень небольшое) количество времени. Судя по
протяженности коридора, это могла быть только самая первая от входа
комната. В крайнем случае, вторая. Последние дни - с того момента, как
в конторе появился сотрудник Интерпола Дастин Лэгг.
...Вообще, эту задачу с сейфом в запертой комнате следует решать
по Альтбауэру: сразу формулируется идеальный конечный результат. То
есть: надо, чтобы сейф раскрылся сам. Или: если в запертую комнату
принципиально невозможно пронести ни любой источник энергии, ни
металл, ни кислоту, ни взрывчатое вещество, то, следовательно,
приспособление для вскрытия сейфа должно идентифицироваться как
биологический объект. Например, зубы. Но я выбрал лом. Керамический
лом и электронный сторож - не смешно... Что же касается моих
источников информации - примерное устройство охраны, поведение Папы в
последнее время, и т.д. - то они тривиальны. В любые времена боссы не
оставляют привычку спать со своими секретаршами, а те начинают слишком
многое знать. Остальное - дело техники, я же пока еще профессионал.
Это машина, сволочь безмозглая, против нее я пас, а человечки - это
пока еще моя специальность. Так. Специальность. Ну ладно,
специальность так специальность. Да. Ну и, конечно, повезло, что
просвечивают здесь во втором, ныне не включенном эшелоне. А то
элементарный "интро", как в аэропортах, и - все. Хотя теперь весь
цивилизованный-то мир не ворошит нижнее белье в своих чемоданах,
теперь он только сует какой не жалко палец в фиксатор и чинно следует
себе дальше от стойки, когда-то бывшей таможенной, - облизывая
капельку крови и гордясь: я вам, дескать, не кто-нибудь - человек,
венец творенья...
Правда, есть маленькое "но". Чтобы Папа сделался и растерянным, и
ошеломленным, и озабоченным, чтобы пошел на поводу у неплохого, но
рядового, в общем-то, агента Питера Вандемира, который ободран,
который обожжен, который сейчас явно не в себе; да - самое главное -
чтобы запамятовал или счел необязательным, не в первый ведь раз уже,
задействовать второй эшелон охраны, - вот для этого нужны истинно
ударные меры. Не хлопок вам парадной дверью.
Какие? Ну например, заложить две мины под свой собственный зад,
прекрасно зная, какова вероятность, что сработает только одна. Риск,
прямо скажу, не фифти-фифти...
К концу третьего часа он покончил с решеткой первой от входа
комнаты-сейфа. Он должен быть угадать и угадал. Пока пилил, он уже
видел его - ящичек, чуть-чуть недозадвинутый по сравнению с
остальными. Или, наоборот, вдвинутый чуть глубже. Ящичек, который
трогали совсем недавно. Питер вытянул его, длинный, набитый
карточками, каких он перерыл здесь, наверное, тысяч двадцать. Он
нашел, что искал. Материал содержался в трех карточках, и был не
окончен - начало, продолжение и продолжение. Для очистки совести он
решил досмотреть до конца.
Информация на предпоследней карточке никак не была связана с тем,
что он искал. И, тем не менее, именно ее взяв в руки, Питер ощутил,
как холодный пот - который уж раз за сегодня! - проступает на висках,
а сердце начинает бешено колотиться под горлом. Из-за этих строк,
выписанных бисерным почерком Папы, сейчас все, все, все, - все летело
к чертям свинячьим в пекло! Питер разожмурился и перечел вновь. Да, к
чертям. Повертел карточку в пальцах, сунул на место. Задвинул в ящик
остальные, а сам ящик - обратно в стену. Вышел в коридор, сел у
ступенек, ведущих к выходу. А может, и не совсем к чертям. Конечно,
конечно, не совсем, очень даже не совсем, это я, что называется, с
налету... Нет, нет, ничего. Все будет хорошо.
Питер оперся спиной о стену и стал ждать, блаженно вытянув ноги.
Они болели.
Глава секретной службы, толстый веселый мужчина, выглядел на
редкость несерьезно и расхристанно, и не аляпистый мятый комбинезон,
распахнутый на волосатой груди, играл тут решающую роль, - таким же
Никлас Ротенберг был и в строгой обстановке своего делового кабинета
на сорок седьмом этаже небоскреба "Би-Эм". И машина его - новехонький,
но уже побитый "торино-универсал", - громоздкий, изящный, квадратный,
стелющийся, скособочивший стукнутый глаз, - была ему очень под стать.
Однако место Ротенберг выбрал, не придерешься - второй уровень бана,
сверху поток машин, снизу поток машин, и вообще, развязка, редкие
траки, заплутавший автобус, по какому пресс плачет, - короче,
подходящее.
Для того подходящее, например, чтобы прострелить с верхнего уровня
твою, Пити, давно наметившуюся плешь. Ну-ну, одернул он себя,
перестань выдумывать. Хотя может быть. Если уж на то пошло, теперь с
тобою может быть все что угодно.
- Слыхал, вы как будто попали в переделку?
- Немного, - буркнул Питер. - Я прошу прощения, что заставил вас
напрасно ждать, но... у меня действительно... в общем, не было
возможности связаться. Окончательные материалы у вас при себе?
- Материалы... - проговорил Ротенберг в задумчивости. - Сегодня
двадцать восьмое...
Так. Следовало ожидать. Но сегодня и вправду уже двадцать восьмое,
тут он прав. Впрочем, Питер был готов.
- Моя информация уйдет в "Европейскую" через два часа. Если я не
вернусь и не успею ее перехватить. Я не блефую сейчас, поверьте. И
потом, причем здесь двадцать восьмое? Она будет стоить ровно столько
же и завтра, и послезавтра, и через месяц, вы же понимаете. Если
хотите знать мое личное мнение, то ваши "Тритоны" - порядочная дрянь,
и не знаю, кого уж вы там подмазали в "Европейской", но не об этом же
сейчас речь...
Питер заметил, как Ротенберга передернуло. Ничего, пусть кушает.
- Могу даже сказать, откуда у меня эта информация. Хотите? Это
очень просто. Когда-то у меня были дела с парнями из Хьюстона, а
теперь кое-кому там интересно, что делается в старушке Европе. Я им
помогаю время от времени. А они - мне. Могу назвать Питера Уэзерби,
Марка Холлиса. Они уже не у дел, так что я им не наврежу, да и вы,
думаю, не станете. Январь этого года и... - Питер назвал сложное
дробное число, - это вам что-нибудь говорит?
(В январе "Европейская Космическая" вынесла принципиальное решение
о расширении парка малых челноков, а сложное число было индексом
орбиты, откуда свалился модифицированный "Тритон"; испытания
проводились в беспилотном режиме, но все равно - скандал. Впрочем,
"Би-Эм" проявила завидную предусмотрительность: низкая орбита
находилась почти в самой зоне, упоминающейся во всех регистрах как
зона максимального скопления "неорганизованных объектов", попросту
говоря - космического мусора. Выводить туда штатные спутники было
делом рискованным, и практически никто и не совался. Кроме тех, кому
нужно было проворачивать свои темные делишки. Вот, может, этот риск-то
их и погубил.)
Теперь глаза Ротенберга из безмятежно-простецких сделались
жесткими щелями. Однако Питера это не остановило. Сейчас он был
сильнее и знал это.
- "Двадцать седьмой", которого так и не взяли в Балтиморе, - это
был я, - сказал он, чтобы все окончательно расставить по местам. Тут
он приврал: у "двадцать седьмого" он работал на подхвате, но, в общем,
того действительно так и не взяли, хоть за ним и охотилось четыре
разведки. Ни его, ни Питера, благополучно возвратившегося в Европу к
Элле и стакану - теперь ненавидимого - теплого молока.
Щели не изменили своего блеска, но в глубине их что-то открылось
и закрылось вновь. Ротенберг полез двумя толстыми пальцами в нагрудный
карман рубахи под комбинезоном, достал блестящую палочку, протянул.
- И еще, - Питер легко взял кассету, - у меня опять изменения, и
самое ужасное, я не знаю, на сколько это затянется. Но не более двух
суток. Но все равно начинайте без меня, только не раньше послезавтра.
- Мы не собираемся лезть в это дело. Мы не имеем интересов в этом
деле. Мы не имеем к этому делу никакого отношения. И не будем иметь.
- Да что вы, никто вас ни к чему и не принуждает. Ни вас, ни вашу
фирму в целом. Уведомить, дать, так сказать, сигнал к наступлению,
вложить свою лепту в общее начинание - благородно, нет?.. И не
огорчайтесь, пожалуйста, мне действительно ничего от вас больше не
нужно, я исчезаю с горизонта. Это - последнее - только просьба о
любезности, если угодно... И вот еще что, давайте-ка вы уедете первым,
да?
Не проронив более ни слова, Ротенберг уселся в свою "торино",
испуганно охнувшую под ним, и - Питер ждал удара дверью, рывка, но
ничего подобного-плавно взял с места, укатил в полном соответствии с
правилами дорожного движения. Ну и нервы, искренне позавидовал Питер.
В скользящем мгновении тишина на автостраде над головой с верхнего
уровня послышался звук заводимого мотора и - тоже отъезжающей машины.
Вот так даже, подумал Питер.
Он повспоминал, что ему еще предстоит сделать сегодня. В общем,
немного. Сейчас он отдаст все, что смог собрать, непосредственным
исполнителям и, в принципе, перестанет влиять на ход событий. Ну а с
завтрашнего дня... Что ж, с завтрашнего так с завтрашнего, он готов.
Ничего хорошего от этой затеи ждать не приходится, но и оставить ее он
не может. А, Пити, как? А то плюнь. Или нет?
Он знал, что нет. Он не мог бы потом жить спокойно.
Так. Ладно, пока что передоверим секреты и тайны третьим лицам.
Наш горький опыт говорит, что третье лицо оказывается зачастую
совершенно незаменимым, когда речь заходит о страшных тайнах и всяких
смертельных опасностях для жизни. Парадоксально, но факт.
5
Глухой забор из плит литого камня начинался прямо от съезда с
национального шоссе. Узкая полоса земли между забором и обочиной была
засорена окурками, банками из-под напитков, всевозможными обертками и
пробками, пластиковыми бутылками и пакетами и просто обрывками
пластика, осколками стекла, прочим. Куски искусственного газона
валялись на ней вперемешку с остальным, пыльные, свалявшиеся, как
старые тряпки. По правую руку повторяла все изгибы дороги то ли
речонка, то ли канал с бурой вялой жижей, волочащей на себе куски
сухой пены, обнесенная по берегам колючей проволокой. Через каждые
двести метров на аккуратной ноге торчал плакатик: "Опасно. Стоки.
Приближаться и брать воду нельзя."
Вот он, значит, какой - Изер. Комбинаты закрываются, а стоки их
продолжают оставаться тем, что они есть, и кому до этого какое дело.
Кто мне говорил, что будто бы у нас седьмое место в мире по
дороговизне земли? Так. Чертов драндулет - Питер частью ехал поездом,
затем взял машину у заправочной станции, долго выбирал саму дорогую и
(с виду) фешенебельную, оказавшуюся, как водится, совершенной
развалиной, да вдобавок чуть не десятилетней давности - еще на
двигателе внутреннего сгорания, - как только на шоссе не оштрафовали,
висел же знак. Тоже какой-нибудь лопух прохлопал.
Забор, если верить карте, должен идти еще с полкилометра, а потом
будут ворота, через которые, кажется, можно въехать внутрь. За забором
был когда-то частный лес, во время оно чудом уцелевший; теперь там все
еще росли деревья, но полувековое соседство с ядовитым комбинатом
сделало свое. В глубине больного леса стоял старый дом. Питеру тяжело
было думать, что ожидает его там.
А вот приступы его непонятные пока прекратились, он, кажется,
знает, почему, и надеется, что они прекратились насовсем.
- Жаль все-таки, что вы не из муниципалитета.
- Что ж поделаешь.
- Судите сами: дотаций никаких, плата... конечно, это запрещено,
обучение должно быть бесплатным, но как быть, приходится
выворачиваться, мы оформляем как добровольные пожертвования - когда
удается договориться хоть о какой-то плате. Но ведь - крохи, крохи...
Большинство воспитанников - сбежавшие из дому, правонарушители,
малолетние преступники, - какие у их родителей доходы? Дно - с
социальных пособий много не пожертвуешь... И вы не из газеты даже?
- Увы, увы...
Питер отвечал невнимательно, на директора почти не глядел. Ему был
неинтересен маленький человечек в потертой одежде, с морщинистыми
красными веками. Хотя, в общем его можно пожалеть, подумал Питер.
Только если всех жалеть... Меня бы кто пожалел. А главное - ребятишек,
с которыми тут творят черт знает что. Которых натаскивают на чужаков,
как сеттеров на фазанов. Которых еще немного - и, кажется, начнут
науськивать. "Учитель, чужие!" - я никогда не забуду, как это крикнул
мальчонка, тот, на ферме Ленца. У меня... вы знаете, у меня ведь мой
собственный прадед был фашистом, я помню его фотографию в доме моего
детства - в форме, с разновеликими жетонами, значками и ленточками на
кителе, - и меня учили им гордиться, и, когда шалил, грозили,
показывая на портрет: папин дедушка не одобрил бы твоей выходки,
маленький Пити... Ничего, я это дело прекращу. Здесь, по крайней мере.
Директор бубнил:
- ...додуматься устроить школу. Промышленная зона, то, другое...
Собственно, закрытый интернат для трудновоспитуемых, а еще одно время
здесь была коммуна молодых наркоманов - ну, в смысле которые на
добровольном лечении. Но теперь-то, конечно... всеобщая гуманизация,
закон о наказаниях, то, другое... бывший карцер вот у нас вроде как
место экскурсий, показываем интересующимся посетителям, как вы...
Директор на глазах утрачивал вспыхнувший было интерес. Странно,
подумал Питер, неужели я произвожу впечатление сквалыги? Ничего,
сейчас он начнет нас любить, как родную маму. Вот, пожалуйста.
- Вот, пожалуйста, - сказал он, - я хотел бы, чтобы эта сумма была
истрачена на... ц-ц... благоустройство. Ц-ц... клумбы, белые рубашки
воспитанникам, очень желателен фонтан Комплекс... ц-ц оздоровительных
мероприятий и сооружений. Что еще? В Биарриц их свозите, что ли, -
Питер (богатый экзальтированный идиот, он и костюмчик себе выбрал - к
зеркалу не подойти; особо, впрочем, выбирать не приходилось)
благодушно отдулся. - А сейчас...
Все здесь нужно сравнять с землей, а потом эту землю долго-долго
восстанавливать. Только сперва дать хорошенько перегнить. Сколько,
интересно, красноглазая сволочь хапнет себе? А местечко-то и вправду
глухое - по своей воле кто сюда заглянет. Да. Так. Значит, меня
вычислят сразу, меня и вычислять-то... Ну и пусть, я сюда не хитрые
партии приехал разыгрывать, у меня на них времени нет.
- А сейчас, - сказал он, - я бы посмотрел... ц-ц... как у вас
тут... условия. Познакомиться с воспитанниками, с преподавателям и...
ц-ц...
- Прошу, прошу господин Вандемир...
- Какой у вас тут штат?
Питер пересекал двор. А достаточно опрятно, травка худосочная,
конечно, но, видно, что подстригается. Развалины посреди двора -
растрескавшиеся торсы и полуконечности, ага, фонтан был когда-то, -
большой дом с башнями, большой флигель, все старое, облупившееся,
серое, однако без мусора под стенами. Они вошли во флигель, здесь,
по-видимому, были классы. Питер присмотрелся: Ленц, надо отдать ему
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг