Самым большим желанием Питера сейчас было взять номер в первой
попавшейся гостинице и отлежаться там, в тишине и темноте. Но у него
было еще дело в этом городе, и поэтому он ехал в южные его районы,
почти полностью отданные торговым фирмам любых видов, размеров и
могущества и с ними - богу Меркурию, который им, как говорят,
покровительствует. Тьфу ты, и здесь Меркурий. Бог Меркурий и проект
"Меркурий". Позавчера Питером был сделан заказ в одном из здешних
магазинов. Ответили, что заказ сложный, потребуется не менее суток на
исполнение. В любом случае забирать заказ не следовало лично, но он
уже решил, что поедет в "Би-Эм", да и надоело ему шарахаться из-за
каждого пустяка. Плевать, все равно его здесь никто не знает. В
панорамное зеркало ему до сих пор был виден гигантский, раз в пять
больше натуральной величины, макет мини-челнока типа "Гермес", как бы
стартующий с одного из трех зданий-близнецов.
А, вот оно что. Меркурий и Гермес - это ж одно и то же.
Покровитель торговли, вестник богов олимпийских. И кажется, даже
покровитель воровства. Все усложняем, а чуть копни - и вот она,
простая ассоциация, плоская и бесхитростная, как мычание. Человек - он
и живой-то - существо незамысловатое... Что же мне делать с тобою,
Питер ты Вандемир, толстое незамысловатое существо, и с тем
непонятным, что стало вдруг с тобою происходить! Не в том даже главная
беда, что оно, непонятное, непонятно само по себе, а в том беда, что -
рано. Рано, слишком рано начало твориться непонятное, а это означает
только одно: где-то ты прокололся. Где?
3
- Ты будешь к обеду, милый?
Питер посмотрел на жену, как она присела на краешек плетеного
кресла, все еще держа синий стакан, полный, а другой рукою
подхватывала его салфеточкой под резное донце. В вазочке сегодня были
тминные крекеры, а к ним джем из Бад-Швартау; Элла знала, что такое,
на первый взгляд несочетаемое сочетание, Питер очень любит. Он не
притронулся к ним. Глянул на темнеющую сторону неба и круглые вершины
старых ив на его фоне. Питер с Эллой сидели на широкой открытой
террасе второго этажа и считалось, что у них завтрак.
- Еще не знаю. Наверное, нет.
Обиделась. Я отказался что-либо объяснить, я был даже груб, это
несправедливо. Хотя с какой, собственно, стати я должен что-то
объяснять?
- Итак, - сказал, вытягивая ноги, - в каких еще грехах погряз мир,
какие беды грядут?
Элла вздохнула, послушно стала пересказывать. Общее состояние мира
хотя и удовлетворительно: имеющие место конфликты благополучно гасятся
совместными усилиями сверхдержав, - но, одновременно, в силу отдельных
амбиций тех же сверхдержав, в новых регионах грозят разразиться новые
конфликты. В ближний космос летаю по-прежнему в основном гражданские,
в дальний - по-прежнему в основном военные. Люди так и остались
недовольны, что между ними ходят неотличимые от них нелюди, но
сделать, кажется, никто ничего не может, и вполне понятное раздражение
выливается в студенческие беспорядки в развитых странах и военные
путчи в странах развивающихся. Ученые никак не научатся управлять
погодой, и дожди происходят там, где нужна сушь, и наоборот. Все
требуют приступить, наконец, к изъятию радиоактивных и иных свалок из
Мирового океана, но военные и политики противостоящих блоков дружно
молчат - похоже, они накидали туда такого, что теперь и сами не
представляют, как быть...
- Пити, - во второй раз позвала Элла, - ты слышишь меня?
- Что? Да. - Он оторвался от созерцания клубящейся теперь уже
гораздо ближе тучи. - Да, конечно, я тебя слышу. И слушаю.
- Пити, что случилось?
- А что случилось? Что вы все заладили - что случилось, что
случилось. Ничего. Мог я разлюбить молоко? Прочел, что в зрелом
возрасте вредно... вот, представь себе, прочел, да. В каком-то твоем
медицинском журнале, от скуки. Русский, кажется, какой-то, только с
армянской фамилией...
- Ах, Пити, я вовсе не об этом...
Понятное дело, не об этом. Но и об этом тоже. Выпей он это
несчастное молоко, пожалуй, никаких вопросов бы не было. Снова сделали
бы вид, что все хорошо. Сколько можно делать такой вид!
- Что поделывает Черноглазка?
- Спит. Она...
- Кто-нибудь интересовался?
- Нет. - Элла поджала губы. - Я все же не понимаю...
- И не надо. Это не твое дело - понимать. Я уж как-нибудь возьму
этот труд на себя.
Она поставила наконец стакан на стол. Ветер резкими порывами
взлохматил ивы.
- Будет гроза, - сказал Питер. Усмехнулся: - Вовсе там, где нужно
наоборот. Пойдем в дом. Да и ехать мне уже пора, - добавил поспешно.
- У меня сегодня очень насыщенный день. Очень.
А может, действительно все проще. Мне ведь всегда приходилось
уезжать, и она просто никогда не видела и не знает, какой я бываю,
когда идет работа. И значит, когда все это, мною затеянное, чем-нибудь
да кончится, все, что так вдруг пошло у нас наперекосяк, тоже встанет
на свои места? А? Черта с два - вдруг... Сорок пять минут, которые у
него были для передышки, истекли.
- Да, мне пора, - повторил он. - Поцелуй Марту, ну и этого
оболтуса тоже. И Черноглазку, когда она проснется. И относительно нее
делай, пожалуйста, как я велел. Так. Ну, меня, возможно, не будет
несколько дней...
Он тщательно надел заранее подготовленный пиджак и сошел по
лесенке в гараж.
- Вы проживете долгую и счастливую жизнь.
"Да? - подумал Питер. - И за каким же мне это дьяволом, хотел бы
я знать?" Вслух он сказал:
- Вы щедрый человек, док. Ваши рецепты великолепно звучат. А о
рекомендациях целительно уже только думать.
- Да. Ха. Ха, ха, ха, - речитативом сказал врач.
(Йозеф Боль, общее обследование и профилактика, вызов - прочерк,
код - прочерк, Сиреневая, блок 81-А, Хальдбад, практику оставил четыре
года назад; последнее - решающий аргумент. Питер представил себе, как
он взялся за нижнюю губу, придающую ему сходство с добрым, ироническим
верблюдом).
- Да, я понимаю, - сказал врач. - Я понимаю вас. И тем не менее.
Постарайтесь, пожалуйста, в течение трех недель, ну хотя бы двух,
проникнуться искренней заботой о своем организме. Дышать горным
воздухом. Играть со старичками в крикет. Ни о чем не думать. Все эти
телешарады, "умный круг", газеты, сенсации...
- Я не читаю газет, док.
- А вот это похвально. С медицинской точки зрения - очень, очень
похвально... Ну и, разумеется, никаких перепрыгиваний часовых поясов,
никаких перегрузок... А? Что вы сказали?
Горный воздух. Неделю назад я наглотался его вдосталь. Боже, всего
неделю. Шесть дней.
Питер осторожно застегнул пиджак на одну пуговицу, осторожно повел
плечами. Вышел из-за ширмы, китайской, кажется, подлинной, где
одевался.
- Я говорю, что мне все у вас нравится. Очень как-то уютно.
По-домашнему. Мне представлялось, что в наше время такого уже не
бывает.
- Что вы. Мы вечны. Как вечны вы, не выполняющие наших назначений.
- Док, мне чертовски неловко, что я потревожил вас. Но я не знал.
Всевышний свидетель - не знал. Мне давным-давно порекомендовали вас,
и теперь вот... а вы уже не практикуете. Зато я обязуюсь быть
послушным.
Иронический верблюд собрал лоб в морщины.
- Честное слово.
- Угу. Понятно. Хорошо. Безусловно верю. - Доктор отвернулся, и
Питеру сделалась видна одна спина его в вязаной растянутой кофте,
которая болталась, как на вешалке, и седые лохмы вокруг желтой
костяной лысины. - А приступы... ваши приступы не должны повториться.
По-видимому, они есть результат переутомления. Я тут вам кое-что...
дам. Вот, по капсуле через два дня на третий. Если и пропустите -
ничего страшного, только примите сразу же следующую.
И провожая, у самой портьеры, тяжелой и пыльной:
- А вы знаете, ведь так вот ошибаются... не вы один. Люди помнят
старого Боля, да. Ко мне, знаете, в свое время откуда только не...
помнят, помнят старого Боля...
Под его бормотание Питер сердечно простился. По выходе из
опрятного 81-А, окруженного не менее опрятным садом, он сделался, как
сказано классиком, беднее - в его случае на девяносто еврасов, которые
доктор Боль долго считал, переводя в экю и обратно. По старой же,
видно, памяти, доктор драл. Ладно. Питер хотел здесь же бросить
склеенные красивой стопкой бюксики с желтыми гранулами, но решил, что
это будет нехорошо, и выпустил в окно машины порхнувший пакетик,
только порядочно отъехав.
Ну, вот и все, Пити. Хватит отлынивать. Пора.
В эту секунду его машина взорвалась.
Импульс не нашел реципиента и вернулся. Оператор глянул на
помощника, сидевшего рядом, на втором откидном стульчике у пульта.
Потом оба они, не сговариваясь, повернулись к задней стенке фургона,
где за непроницаемой переборкой - они знали - утопал в
реабилитационном кресле донор со шлемом на голове. У оператора руки
чесались послать повторный импульс, но этого делать было нельзя. И без
того донор очнется не раньше, чем через полчаса.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил оператор у своего помощника.
- Одно из двух: или я действительно редкий осел, или наш пациент
- фу-фу, испарился.
- А что, очень может быть.
- Первое или второе? - сейчас же спросил помощник. Оператор
хлопнул его по плечу, они засмеялись.
- В обоих случаях нечего тут стоять. Марти! - крикнул в кабину, -
Марти, опять ты дрых? Поехали!
- Надо доложить, - сказал помощник.
- Погоди, этот очухается, может, чего расскажет.
- Что он может рассказать? Куча хлама.
- Это верно. Но исключительно дорогая куча исключительно дорогого
хлама.
- Уже нет.
- Вот как?
- Точно тебе говорю.
Обшарпанный фургон мягко тронулся, унося на одном боку название и
рекламу фирмы-производителя дешевой пищи для бедных, а на другом -
картинку стартующего мини-челнока и девиз: "Это еще не лифт, но очень
похоже!" Впрочем, изображений на космическую тему повсюду хватало,
скорее бы бросилось в глаза отсутствие такового. Символ эпохи.
Обследование показало, что зарядов было два. Взорвался меньший, в
багажнике. От бесформенного комка грязи, умастившегося под самым
баллоном со сжиженным газом, - второй мины, - по-видимому, отвалился
плохо прилепленный синхронный детонатор, и она не сработала.
- Ну и как вы это все прикажете понимать? - тоном старого брюзги
сказал Папа, стоя рядом с Питером, который скорчился на раскладном
стульчике у обочины, наблюдая суету полицейских, собирающих с дороги
толстый светящийся канат-ограждение. Такелажники на своем ярко-желтом
тягаче с краном уже подцепили и увезли останки автомобиля с совершенно
развороченным задом и без единого стекла. Одно вынес лично я, подумал
Питер. Вместе с такелажниками уехала и бригада скорой помощи, сделав
Питеру три укола, перевязав и равнодушно выслушав его отказ
отправиться в ближайшую больницу для обследования: у них было еще
много вызовов.
Питер тронул свежезаклеенную щеку:
- Долго я валялся без сознания?
- Представления не имею. При мне вы уже ругались. Правда,
невразумительно.
- Понятно.
Его спасло то, что замок в дверце оказался с дефектом и сразу
вылетел. А еще - на встречной полосе не оказалось машин. А еще -
скорость была в общем невелика. Три совпадения вместе, нет, четыре -
что не сработала вторая мина. Сразу четыре - что-то слишком
невероятно, как вы думаете? Или все-таки может быть?
- Предупреждение, - сказал Питер.
- Чье? О чем?
- Ну, чье - это вопрос следующий. А о чем - понятия не имею. Для
острастки, чтоб не зарывался.
- Вы что-то раскопали в моих залежах?
- Ровным счетом ничего, - сказал Питер, ни на волосок не покривив
душой. - Все, что я раскопал, я раскопал по своим каналам. Вы меня
надули, Лео.
Папа взялся двумя пальцами за нос - высшая степень недоумения. Он,
как только местная телесеть передала сообщение - то есть примерно
через десять минут после аварии, - примчался лично сам и привез
Мишеля, главного эксперта фирмы. Питер немного знал Мишеля и
представлял себе, что стоило Папе оторвать его от обеда. Вон, он и
сейчас жует. Однако встревоженным Леонардом Валоски выглядел в гораздо
меньшей степени, чем недоумевающим.
- И все же, Пит, кто это, по-вашему, мог быть?
Питер наконец сорвался:
- Кто это мог быть! Какого дьявола! Я еще выкарабкался, а вас
интересует, кто это мог быть! Спросите у Мишеля, какая вероятность,
что не сработали обе штуки разом? У кого бы вы тогда интересовались,
кто это мог быть, у кучки пепла?! - Было невыносимо приятно ощущать,
как истерика накатывает, будто волнами. Он давно уже не позволял себе
такого удовольствия.
- Пит, успокойтесь. Я, возможно, не так выразился...
- Я спокоен, черт вас возьми с вашими выражениями!
- Поезжайте домой, отлежитесь. Эллу я предупредил, едва все
выяснилось, она уже не волнуется. Вот за это спасибо, подумал Питер.
- Я спокоен, - повторил он. - Но отправлюсь я сейчас с вами, -
потыкал пальцем, - Лео. Вы мне задолжали последний сеанс. Если
помните, конечно. Я намерен, черт вас возьми с вашей заботой,
продолжать, ясно вам?
Поднялся, сильно хромая, пошел к вертолету поодаль от дороги.
Теперь Папа пересадил Ладислава на четырехместный "Молуф", так что
места должно было хватить всем. Обернулся.
- И не три часа! - заорал он. - А столько, сколько мне
понадобится, чтобы выудить, наконец, что-то стоящее из кучи вашего
фамильного дерьма!..
4
У него был один-единственный шанс, и, кажется, шанс этот оказался
удачным. Впрочем, со всей уверенностью можно будет сказать, только
когда он выйдет отсюда. Или не выйдет.
Когда за Папой, встревоженным и хмурым, с привычным уже чавкающим
звуком прихлопнулась дверь, Питер распустил затекшие мышцы лица. Пару
минут было просто необходимо посидеть, собираясь с мыслями и силами.
Он сел прямо на пол. Так.
...Я сыграл хорошо - все, вплоть до последней секунды. Бесноватый
Питер Вандемир и ошарашенный, недоумевающий его шеф Лео Валоски - что
может быть приятнее для глаз! Ревун на входе не зарычал, и это было
самой большой моей удачей. Нет, похоже, система охраны здесь с годами
не модернизировалась, а только надстраивалась, и второй эшелон
действительно надо включать вручную, когда пройден уже первый, - я еще
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг