каравеллы Колумба, сделанная Стивом, и его увеличенный с фотографии портрет.
Они молча сидели друг против друга. Кребс осунулся и постарел. Подперев
ладонями щеки, он с тоской и сочувствием смотрел на Фрэнка. Наконец опустил
руки и, глубоко вздохнув, произнес:
- Ну и чего ты добился? Получил огромное моральное удовлетворение,
доказав, что истина тебе дороже? А какой ценой? Во имя чего? Во имя
рецидивиста Майка. Обелил одних, чтобы очернить других, таких же оголтелых
негодяев.
Фрэнк не возражал, с недавних пор его грызли сомнения, правильно ли он
поступил, предав гласности попавшие к нему материалы, да и что он мог
возразить, еще не искушенный в подобных делах человек.
- Что собираешься делать? На твоей карьере можно смело ставить
фломастером жирный черный крест. В назидание другим тебя проучили. Я бы
сказал, даже очень жестоко. А ведь ты способный и талантливый детектив,
говорю тебе это с полной откровенностью.
- Сейчас разговор не обо мне. - Фрэнк поднял глаза на Кребса. - Я не
предполагал, что эта история так отразится на вас, которому я обязан всем и
даже тем, хотя вы этого и не понимаете, что поступил так, как мне
подсказывала совесть.
- Опять изначальный разговор о совести в бессовестном мире, - махнул
ладонью Кребс.
- Вы учили меня быть честным, отсюда все начала. Пройти мимо
несправедливости, даже по отношению к уголовникам, я не мог, это
противоречило моим принципам, закон должен быть одинаков для всех, так я
предполагал, но теперь вижу, что ошибся.
- Получается, что я же еще и виноват в наших бедах? - насупился
Кребс. - Здорово, нечего сказать.
- Вы ни в чем не виноваты вообще. Вас просто наказали вместо меня, дабы
потрафить тем, кого сначала обидела оппозиция. Чтобы впредь разной мелкой
сошке неповадно было особенно зарываться. Простите меня, пожалуйста, может
быть, действительно не стоило ворошить всего этого, но я был убежден,
глубоко убежден: мы соблюдаем закон и охраняем общество от преступников.
- Несомненно. Мы чтим закон и ловим преступников - это наш долг. Что с
ними произойдет дальше - нас не касается. Задача полиции - обнаружить
нарушителя закона, задержать его, передать правосудию.
- Извините, но я не могу согласиться с вами, хотя вы мой учитель и всем
хорошим я обязан вам.
- Так с чем же ты не согласен? - прищурился Кребс.
- Вы слишком узко понимаете задачи полиции. Получается - мы боремся не
с преступностью, а с преступниками?
- Конечно. Чего же здесь не понимать, именно с ними.
- Но это равнозначно, если бы врачи боролись не с болезнью, а с самим
больным, то есть с тем, на чью сторону и должен становиться медик, выполняя
свой милосердный долг.
- Интересно. Продолжай. - Он подпер рукой шишковатый лоб.
- Допустим, несмышленый парень украл кусок хлеба. Он нарушил закон -
воровать нельзя, еще с пеленок внушают - это нехорошо. А что ему делать,
если он, как любой белковый организм, должен питаться, чтобы жить? Я не
говорю - он ограбил банк. Нет. Он взял несчастную засохшую булку, дабы
утолить голод. И что происходит?
Мы его хватаем и препровождаем в суд, там бедолага получает год и
отправляется за решетку, где и вершится его начальное обучение уголовщине.
Мы выполнили свои обязанности. А парень? Отсидев, он украдет опять, ибо не
может питаться воздухом и ночевать, свернувшись клубочком, в кабинках
общественных туалетов.
Он ворует не потому, что ему это нравится, а потому, что иначе умрет от
голода. С протянутой рукой не встанешь у алтаря, статья 20 - опять год
тюрьмы за попрошайничество. В парке на скамейке спать не будешь. По
распоряжению городских властей участился график работы поливальных машин,
чтобы и это пристанище бездомных не успевало просыхать. Так что же остается
делать? Воровать. Только после тюрьмы, будьте уверены, он повысил свою
квалификацию и понял: из-за черствой горбушки рисковать нет смысла.
Когда он "натаскается" и из щенка превратится в молодого зубастого
волка, станет озлобленным, ни во что не верящим и жестоким, жестоким ко
всем, потому что, ослепнув от злобы, не ведает, кто виноват, вот тогда его
акции поползут вверх. Он начнет карабкаться по лестнице преступной иерархии,
и странное дело: чем выше поднимется, тем меньше риска попасть на скамью
подсудимых. Все меньше то, чем он занимается, будет похожим на обыкновенную
уголовщину, до тех пор, когда в какой-то определенной точке он перестанет
вообще быть бандитом в нашем понимании, а станет респектабельным боссом,
стоящим во главе треста, синдиката, концерна.
- Подожди, - жестом прервал Кребс. - Ты залез в такие дебри, из
которых, как из сельвы, трудно найти дорогу назад. Приходится только
удивляться, как можно было с такими убеждениями пойти в полицию.
- Сейчас это действительно представить трудно. Как вы говорите, прежде
чем залезть в дебри, я долго блуждал вокруг, а издали мне все казалось милым
и романтичным. Когда же я углубился в чащу, то вместо райских кущ обнаружил
смрадное болото, кишащее ядовитыми тварями, и начал увязать в нем, увязать
по всем правилам - чем больше дергался и размахивал руками, тем глубже
погружался.
- Я правильно понял тебя - ты не хочешь служить в полиции? - спросил
Кребс. - Ты разочаровался в деле, которому хотел посвятить жизнь?
- Правильно. И не только в полиции, а в любом государственном
учреждении. И не только не хочу, но и не могу.
- Как же ты будешь жить? Давай перестанем философствовать и витать в
облаках - спустимся на землю. Как ты собираешься жить дальше?
- Не знаю. Ни денег, ни планов. Ничего.
- Это не ответ. Главное в твоем положении не терять голову. - Он горько
усмехнулся. - Бери с меня пример. Хотя, кроме кучи долгов, у меня есть еще,
правда, уменьшенное вдвое, но все же жалованье. И семья, - он тепло
улыбнулся, - ответственность за нее придаст силы даже тогда, когда они
иссякнут.
- Я думаю, мне лучше - у меня нет семьи, - сказал Грег. - Иначе она
связала бы меня по рукам и ногам и тяжелым камнем потянула ко дну.
- Хорошо. - Кребс встал, подошел к креслу, в котором сидел Фрэнк и
остановился напротив. - У меня есть тысяча долларов. Да, одна-единственная
заветная бумажка, я берег ее, чтобы отдать Стиву на обзаведение, когда он
вернется с войны. Но, - он вяло махнул рукой, - я дам ее тебе. Не перебивай.
Постарайся использовать эти деньги как взнос, задаток или пай в какую-либо
частную детективную контору. Ты способный мальчик, умеешь и любишь
трудиться. Будь я владельцем подобного заведения, взял бы тебя не
раздумывая. В первую очередь обратись к старине Бартлету. Понадобятся
рекомендации - ссылайся на меня. Я хоть и в опале, но большинству-то ясно -
вины за мной нет. Я позвоню ему завтра. Вот так.
- Я не могу принять этой жертвы. - Фрэнк поднялся. - Спасибо. У вас
больная невестка, маленький внук, долги. Нет. Да и вряд ли это выход из
положения, денег я не возьму.
- Не надо патетики. Никакая это не жертва. Когда заработаешь - вернешь.
Я как-нибудь перебьюсь. Слушай меня внимательно, не спорь и не перебивай. -
Из шкафа Кребс вынул книгу, открыл ее и достал банкноту. - Держи и сделай,
как я рекомендую. Уверен, из тебя получится прекрасный сыщик, все данные для
этого имеются.
* * *
Была глубокая ночь, когда Грег покинул квартиру наставника. Он, глядя
под ноги, медленно спустился по обшарпанным ступенькам вниз, машинально,
растопыренной ладонью открыл дверь, жалобно занывшую пружинами, и вышел на
темную пустынную улицу. Знобко передернул плечами, запахнул макинтош,
глубоко засунул руки в карманы и, слегка сгорбившись, быстро зашагал к
главной магистрали.
Прохожих в этот поздний час не было. Проехал, позванивая мусорными
контейнерами, грузовик, оставив за собой вонючее облачко сгоревшего соляра,
шмыгнул в подворотню грязный облезлый кот. Где-то вверху хлопнула оконная
рама.
На углу Фрэнк в раздумье остановился.
Улицу пересекал залитый холодным светом, безлюдный проспект. Изредка
проносились машины, отражая в глянце лака огни рекламы и названия ночных
увеселительных заведений. Грек постоял немного, повернул направо и
неторопливо побрел вдоль витрин. Он хотел собраться с мыслями и хотя бы в
общих чертах прикинуть, что же ему предпринять в первую очередь.
Неожиданно резко распахнулась, задребезжала стеклами, стукнув о стену
ручкой, узкая дверь. На мгновение из помещения выплеснулась наружу волна
музыки, а затем, очевидно, получив пинка от вышибалы, вывалился, суматошно
размахивая руками, человек без шляпы, в распахнутом пиджаке и, потеряв
равновесие, шлепнулся на обочину. Дверь тотчас захлопнулась, стало тихо,
лишь что-то плаксиво бормотал пытавшийся встать на четвереньки гуляка.
Наконец ему это удалось, он, упираясь ладонями в грязный асфальт, замотал
головой и начал икать. Фрэнк с брезгливостью обошел забулдыгу, пересек
проспект и остановился у полукруглой высокой арки, где над широкой
двустворчатой стеклянной дверью голубела неоновая надпись "Казино".
"Хорошо бы выпить чего-нибудь горячего", - подумал он, опустил воротник
плаща и решительно направился к входу.
В небольшом холле на него пахнуло запахом конфет, табачного дыма, духов
и еще чего-то густого и крепкого, напоминающего аромат хорошего кофе. Он
отдал плащ длинному, как шест, швейцару в огромной круглой фуражке с большим
суконным козырьком и по застланной красной дорожкой пологой лестнице
поднялся на второй этаж.
В нише с белыми колоннами располагался поблескивающий кофеваркой и
бутылками бар, чуть дальше, за тяжелыми портьерами, из-за которых слышались
негромкие голоса, были комнаты, где стояли столы с рулетками. Время от
времени оттуда доносились голоса крупье, гудение рулетки, щелчки падающего
шарика и отдельные возгласы.
Грег оперся локтем на стойку и попросил кофе с коньяком. Еще с того
времени, когда он попал в дом к Кребсам, Фрэнк совершенно не употреблял
спиртного, исключение составляло разве пиво, и то одна-две кружки в очень уж
жаркие дни во время хорошего обеда. Последнее при суетливой полицейской
жизни, да и при не таком уж солидном достатке он мог позволить себе не чаще
раза в месяц.
Бармен, высокого роста, плечистый красивый негр с выпрямленными
химреактивом волосами, в квадратных очках, в ослепительно белом кителе с
шелковой, в голубую полоску бабочкой под воротником, поставил перед ним
чашечку с кофе и рюмочку с темно-коричневым напитком.
Грег поднес ладони ко рту, подышал на них, нервно потряс головой, взял
в одну руку чашку, а в другую рюмку и вылил коньяк в кофе.
После первых же глотков словно теплая волна прокатилась по телу. Фрэнк
постоял, допил кофе, бросил на подносик деньги и направился по галерее в
конец коридора. Там находился небольшой квадратный зал. На полу толстый
пушистый ковер, по углам низенькие широкие кресла, рядом с которыми
пепельницы - круглые блестящие шары на тонких металлических ножках. В зал
выходили три двери с нарисованными вверху единицей, десяткой и двадцаткой,
что означало цену одной фишки: доллар, десять или двадцать. Он отодвинул
портьеру первой двери.
Комната вытягивалась узким прямоугольником, стены окрашены в
бархатно-черный цвет. Свет из расположенной низко лампы падал только на
стол, и создавалось странное впечатление, что стен вообще не существует.
Вокруг массивного, темного дуба стола с зеленым сукном сверху, расчерченным
на квадраты с цифрами, толпились несколько человек. У дальнего конца
находилась рулетка - сооружение из целой системы концентрических кругов,
делений и вырезов, как на большом зубчатом колесе. В центре колеса привод
шарика - два перпендикулярных рычага с блестящими головками. Крупье, высокая
стройная женщина, скорее молодая, чем средних лет, в длинном, до самого
пола, черном панбархатном платье с глухим воротом, с очень белым неподвижным
лицом, на котором выделялись большие темные, обведенные синевой глаза,
прикрытые длинными, несомненно наклеенными ресницами, тонкой рукой,
затянутой до локтя в перчатку, собиралась повернуть рычаг.
Фрэнк вынул две фишки, которые он обменял на доллары у сидевшего у
входа за столиком огромного щекастого детины с маленькими, близко
посаженными глазками, и положил одну на синий квадрат, другую - на красный.
Ресницы крупье чуть дрогнули, вскинулись вверх, блеснули глаза, по тотчас
погасли, и она дернула рукой рычаг.
Блестящий шарик вылетел из гнезда в центре и быстро, слившись в
сплошную дугу, помчался по кругу. Началась игра. Женщину удивила нелепость
ставки Грега. Ведь шарик обязательно упадет или на синее, или на красное,
что означает: всегда быть при своих - выиграв на синем один к одному, он
столько же потеряет на красном, то есть, поставив два доллара, игрок в любом
случае получит их, ни больше и ни меньше, обратно.
Он никогда не увлекался рулеткой, хоть и прекрасно знал правила. Грег
вообще презирал любые азартные игры на деньги: автоматы, лотереи, считал -
все это создано для разжигания в человеке низменных чувств: зависти к
удачливому игроку, презрения к проигравшему, стремления к легкой наживе.
Шарик замедлил бег и провалился в синюю ямку с цифрой 12. Стоящие
вокруг зашевелились, кто-то досадливо вполголоса выругался. Женщина длинной
лопаточкой, напоминающей маленькие грабли, но без зубьев на гладкой
перекладине сгребла круглые оранжевые фишки и две из них пододвинула к
Грегу. Пауза длилась всего минуту, затем раздался ровный голос: "Делайте
ваши ставки, господа".
Грег положил обе фишки на "зеро". Это тоже было неразумно, ибо на
"зеро" опытные завсегдатаи чаще всего ставят одну, но на него не обратили
внимания - каждый играет как хочет.
Фрэнк подумал: "Посмотрим, что бы произошло, если бы я поставил на эту
цифру кредитку, лежащую в боковом кармане".
Завертелся, заскользил шарик. Обежав несколько кругов, он юркнул в
квадратик с цифрой 8.
Если бы он упал в "зеро", Грег получил бы в тридцать три раза больше -
высшая ставка, а если бы выложил свою тысячу сейчас, то напрочь бы ее
лишился.
Фрэнк еще раз взглянул на женщину, которая пододвинула к себе и уложила
в изящные деревянные ящички фишки, повернулся и направился к выходу.
"Делать здесь нечего. Пусть облапошивают других простачков, - думал
он. - Прямо идиотизм: какому-то кусочку железа доверять свою судьбу. С
исступлением, затаив дыхание, следить за его движением, как, наверное, не
наблюдают за летящим по орбите спутником, надеясь, что вот этот-то шарик и
принесет им за здорово живешь состояние, пусть он вертится и работает, а они
опустят в карман деньги. Глупость. Дремучая, безнадежная глупость. Нелепо
было бы думать, что владелец держит рулетку, дабы чем-то заполнить досуг
людей или из альтруистических соображений облагодетельствовать их выигрышем.
Дела, как видно, идут хорошо, хозяин не скупится на различные заманчивые,
бьющие на эмоции простаков эффекты. На этой, и внешностью и манерами похожей
на аристократку, бабенке с лицом сфинкса бриллиантовое колье стоимостью
минимум в три тысячи, если не больше. Оно, конечно, не принадлежит ей, как и
платье и прочая бутафория, а входит непременной экипировкой, но все же.
Можно представить, как к пяти утра, она, сдав выручку и драгоценности,
сбросит с себя это шикарное одеяние, смоет грим, разогнет затекшую спину и
походкой ревматика поплетется на какую-нибудь дешевую мансарду или чердак,
где сидит безработный муж и дети. Принцесса превратится в Золушку. Но, как
известно, последнюю за страдания впереди ожидает лучезарное счастье, эту
скорее всего артрит от неподвижного стояния или туберкулез от пропахшего
дымом воздуха".
Грег сбежал по лестнице, схватил плащ, сунул в ладонь швейцару мелочь и
выскочил на улицу.
Глава IV
Детективное бюро "Гуппи"
- Тэк-с, тэк-с, тэ-эк-с. - Пожилой господин постучал тупым концом
толстого красного карандаша по мраморной подставке. На ней сидел, поджав
по-турецки ноги, бронзовый голопузый божок-уродец с четырьмя руками. Ладонью
одной он закрывал глаза, указательные пальцы двух других вставлены в уши,
четвертая наглухо запечатывала рот.
- Значит, вы хотите работать у меня. - Не дождавшись ответа, он снова
пробубнил: - Тэк-с, тэк-с, тэк-с.
Эдуарду Бартлету, владельцу детективного бюро "Гуппи", давно перевалило
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг