- Ну что вы, - запротестовал Фрэнк. - Мне было не только интересно
слушать, но и полезно. Может показаться странным, но я сделал определенные
выводы в области своей профессии.
- Вы обратили внимание, в этой проблеме затронуты астрономия,
палеонтология, геология, все физики, математика, химия и еще целый ряд наук.
Ученому сейчас весьма тяжело. Его голова распухает от знаний и информации.
Его уже не устраивает старый принцип: "Знать все о немногом и немного обо
всем". Теперь требуется знать все обо всем. Этого наш теперешний мозг
выполнить не в силах. Думается, и настало время усовершенствовать его самым
решительным образом: повысить усвояемость, емкость информации,
сообразительность, память, быстроту снятия усталости и другое. Утомил я вас?
- Нисколько. А ваши выводы помогут сделать некоторые заключения о
работах Роберта Смайлса или, если желаете, Чарлза Смита.
- Дался он вам. Хотя и я по-иному взглянул на некоторые его качества. В
частности, вспомнил его поразительную наблюдательность - он часто замечал
то, на что мы не обращали внимания. Обладал аналитическим складом ума,
прекрасной памятью, способностью мгновенно менять методику поиска,
интуитивно угадывать путь, ведущий в тупик. Иногда, идя от частного к
общему, он вдруг молниеносно переключался на направление от общего к
частному, а ведь как раз все эти перечисленные качества и должны быть
присущи настоящему, большому ученому. - Он помолчал, затем неожиданно
хмыкнул, хитровато улыбнулся и сказал: - А вот еще один его, вашего Смита,
выкрутас. - Эдвин приблизился к тумбочке и достал из нее обычный
никелированный карманный фонарик. - Взгляните. - Он протянул его Фрэнку.
Грег повертел фонарик в руках. Включил. Выключил. Недоуменно взглянул
на профессора.
- Ничего не замечаете?
- Ничего. Разве светит очень ярко и лампочка от автомобильной фары.
- Правильно, - кивнул Эдвин. - И если еще добавить, что на одной
батарейке работает, а я им пользуюсь весьма часто, почти три года, тогда все
верно.
- Сколько? - переспросил Грег.
- Почти три года, - с ехидцей в голосе повторил профессор. - Откройте
его и загляните внутрь.
Фрэнк отвинтил колпачок и вынул завернутую в бумагу батарейку величиной
с маленький желудь, похожую по форме на миниатюрную пирамиду с крошечным
винтиком на вершине. Он хотел повернуть его.
- Стойте, стойте! - крикнул Эдвин. - Не трогайте ради бога, вставьте
обратно от греха подальше.
- А что случится? - удивился Фрэнк.
- Я тоже полюбопытствовал как-то. Смита уже не было в живых. - Он потер
лоб ладонью и, почему-то перейдя на шепот, закончил: - Трахнуло так, словно
сунул палец в розетку с напряжением в 220 вольт. Еле очухался. Думаю, и
спасло-то меня то, что стоял на резиновом коврике да руки были сухие. Вот
какая она, эта, как вы говорите, обычная сволочная батарейка.
Грег с каким-то странным чувством испуга и уважения посмотрел на
фонарик. И решил, что настало самое время распрощаться, если он не хочет
ночью метаться в кошмарных снах.
- Большое спасибо, профессор. Очень рад был побеседовать с вами. До
свидания. - Грег поднялся и протянул руку.
- До свидания. Мне тоже понравилась наша беседа. Пойдемте, я провожу
вас. Вы сейчас в гостиницу?
- Нет, сразу на аэродром, мне сегодня же необходимо лететь домой.
- Самолет будет только поздно ночью. Если хотите, оставайтесь - вместе
пообедаем, уже вечер.
- Благодарю вас, но у меня еще есть кое-какие дела. Мне надо идти. До
свидания. Большое спасибо.
- Всего доброго. - Эдвин крепко полол Фрэнку руку и проводил до двери.
- Вы знаете, сейчас я припоминаю, - он остановился на пороге и,
прищурившись, покосился на Грега, - год назад я приезжал в ваш город, и на
33-й улице, мне показалось, в толпе мелькнул человек, исключительно похожий
на Чарлза Смита. С уверенностью не скажу, что это был сам покойник, но его
двойник или родственник, вне сомнения...
* * *
Когда Грег сказал профессору, что у него есть дела, он не грешил против
истины. Он собирался до отлета посидеть в номере, обдумать и
проанализировать то, что узнал от этого странного, сурового на вид, но,
по-видимому, очень доброго, благородного и даже веселого, обладающего
чувством юмора, человека.
Фрэнк взял такси, приехал в гостиницу и снял на сутки очень дорогой
номер - люкс с кондиционером и ванной - дешевле не нашлось.
Поднявшись к себе, сбросил одежду, принял душ, облачился в пижаму,
разобрал бумаги и уселся за стол.
Была глубокая ночь, когда робкий стук, даже не стук, а что-то похожее
на царапанье, заставило его поднять голову, насторожиться и прислушаться.
Звук повторился - стучали к нему.
Грег чертыхнулся, оторвался от дел, как был босиком, вышел в прихожую и
приоткрыл дверь.
На пороге стоял маленький, полный, кругленький господин в мятом белом
чесучовом костюме и красной, с черной кисточкой феске. На лоснящейся от жира
физиономии торчали, как пучки сухой жесткой травы, сивые усы, а выше
носа-редиски черными горошинами поблескивали глаза.
- Всем ли доволен, мистер? - Толстяк расплылся в улыбке, показав из-за
мясистых красных губ желтоватые зубы.
- Благодарю вас, всем, - ответил Фрэнк, приняв его за администратора
отеля.
- Не желаете ли поразвлечься?
- Че-его? - оторопел Грег.
Решив, что богатый постоялец, обладатель столь шикарных апартаментов,
колеблется и ему нельзя давать передышку, чтобы прийти в себя, человек
прижал растопыренные пальцы к лацканам пиджака и затараторил:
- Имеем на любой вкус.
До Фрэнка только сейчас дошло, с каким предложением пожаловал этот
старикашка.
Грег с яростью, так что зазвенели рюмки в настенном баре, захлопнул
дверь, в бешенстве плюнул на персидский ковер и пнул ногой мягкий пуфик.
- Везде одно и то же скотство, - прорычал он. - Все опоганили,
мерзавцы. Даже среди древнейшей культуры ухитрились бардак открыть.
Работа уже не клеилась.
Плюнув еще раз па пол, он отправился в спальню, по пути отфутболив
атласную подушку, и бросился па огромную, как трон, кровать под шелковым
балдахином на резных столбиках.
Полежав немного, он успокоился, протянул руку к кнопкам у изголовья и
выключил свет. Тотчас в углу у огромного окна появилось, словно возникшее
ниоткуда, какое-то зеленоватое бесплотное сияние.
Грег вскочил и подошел ближе.
Это была искусно выполненная голограмма одного из участков пустыни.
Слегка помигивающие звезды, Млечный Путь, планеты на черно-синей сфере неба.
Пирамиды, сфинкс на переднем плане - все залито холодным лунным светом.
Слева, в тени от гробницы, по серебристому песку скакали на верховых
длинношеих одногорбых верблюдах - драмодерах - "синие" люди-туареги, в
одеждах цвета индиго, с длинноствольными ружьями в руках. На плосковатом
лице сфинкса, изуродованном артиллеристами Наполеона, застыла его знаменитая
загадочная улыбка-гримаса. От всей этой мастерски выполненной панорамы веяло
чем-то беспредельно таинственным, древним и в то же время каким-то
сверхдалеким будущим, находящимся за пределами человеческой фантазии.
Наверху сначала арабской вязью, а затем по-английски начертаны какие-то
слова-строчки.
Грег нагнулся и прочитал изречение: "Когда люди постигнут законы
движения звезд, сфинкс рассмеется и все полетит в тартарары".
Фрэнк машинально перевел взгляд на лицо сфинкса и, вздрогнув,
отшатнулся - каменная маска смеялась...
Глава XI
Грег и О'нейли
В ушах еще стоял надсадный гул турбин. Вероятно, от резкой перемены
климата покалывало в висках, во рту сушило и горчило, словно он лизал
пыльные полынные метелки.
Когда Фрэнк заявился в свою квартиру, он в полном смысле падал от
усталости. Слегка поташнивало, совсем не хотелось есть, очевидно, сказались
две последние бессонные ночи, руки дрожали. В коридорчике он взглянул в
висящее на стене большое овальное зеркало, и ему стало еще хуже. Из
затененной мутной глубины на него смотрело чужое бледное, похудевшее лицо.
Глаза глубоко запали и лихорадочно блестели. Волосы будто внезапно поредели
и висели, как взъерошенная пакля, резче обозначились носогубные складки,
полуоткрытый рот со свистом втягивал воздух, губы потрескались.
Грег, волоча ноги, поплелся в комнату, плюхнулся в кресло и замер,
пытаясь собраться с мыслями. Ничего не получалось, мозг до предела насытился
информацией, и его предохранительные центры торможения отказывались не
только принимать, но и перерабатывать ее. Он физически ощущал, как от шеи на
плечи и далее по всему телу разливается вязкая тяжесть.
Так больше нельзя, подумал он, надорвешься. Надо отдохнуть, выспаться.
Все равно продолжать работу нет сил, а следовательно, если он и заставит
себя неимоверным напряжением воли сесть за стол, толку не будет - лишь
измотается и издергается и в результате потеряет столь дорогие сейчас часы.
Живо в постель.
Фрэнк еле-еле добрел до кровати, непослушными, вялыми руками стянул
одежду, не разбирая постель, свалился на покрывало и тотчас словно
провалился в беспокойную глубину. Ночью он несколько раз просыпался,
ворочался, затем снова забывался больным и сторожким сном.
В отрывках сновидений калейдоскопом мелькали: оскаленные пасти псов
профессора, гадкая харя гостиничного сутенера, исполняющие канкан грудные
младенцы и зловещая гримаса сфинкса. Однако, когда он открыл глаза, то
чувствовал себя почти бодрым. Было желание понежиться еще, но в это
мгновение как током ударила мысль - время. Точно распрямившаяся пружина, он
соскочил с кровати и побежал в ванную.
Грег прыгал под душем, когда услышал, как жалобно и тягуче заскрипела
входная дверь. "Кто бы это в такую рань? Хотя, что я - уж полдень". Он
быстро натянул трусы и, шлепая мокрыми ногами по полу, выскочил в коридор,
оставляя на паркете четкие отпечатки ступней.
На пороге стояла Джин. Увидев его, мокрого, с взлохмаченными волосами,
небритого, с припухшими после сна глазами, она всплеснула руками, согнулась
и громко захохотала.
- Ну и видик, господи! - задыхалась от смеха девушка. - Явление
потасканного и влажного от слез раскаяния Христа народу. Что с тобой? - Она
перешагнула порог и бросилась к нему в объятия. - Боже, ну и образина.
- Джинни, родная, - Фрэнк рванулся вперед, схватил ее в охапку и
закружил так, что она поджатыми ногами задевала стены.
- Отпусти, сумасшедший! - Девушка уперлась руками ему в плечи. Волосы
ее растрепались, с ног соскочили туфли. - Ты меня всю замочил. Задушишь же!
- Задушу, - задыхался от радости и нежности Грег. Наконец он поставил
ее на пол и, зажав ладонями лицо, несколько раз крепко поцеловал.
- Когда ты приехала? Я так скучал. И здорово полинял, шляясь среди
гробниц, пирамид и... фараонов в красных фесках. - Он обнял ее за плечи и
повел в комнату. - Времени у меня в обрез, но выкрою полчаса и все-все
расскажу.
Девушка остановилась посередине и огляделась.
- Да-а, - протянула она, вертя головой, - оставлять тебя одного
нельзя - ты дичаешь, и если, как утверждают философы, когда-то труд сделал
обезьяну человеком, то у тебя вопреки Дарвину эволюция идет в обратном
порядке: чем больше работаешь, тем больше начинаешь смахивать на нашего
волосатого пращура. Ну и ералаш. Л что там? - Она заглянула в спальню. - Ты
валялся, не расстелив постели? Ну знаешь - это уже полная деградация
личности. Что наконец произошло? Я оборвала телефон, но никто не отвечал.
- Телефон отключен. У меня много работы, я сейчас объясню. Мне так тебя
не хватало.
- Потом, потом, Фрэнк. Я тоже безумно скучала. - Она обвила его шею
руками и прижала голову к груди.
- Но это очень важно, родная, - начал он. - Ты только представь, Кребс
в весьма тяжелом положении...
- Самое важное, я здесь и очень тебя люблю. - Она отстранилась и
взъерошила его волосы. - Чудовище, поговорим после.
- Джинни, с отцом несчастье, он попал в большую беду. Я надеялся
сегодня как раз и сообщить ему кое-что обнадеживающее, чтобы он попытался
получить у своих сатрапов отсрочку хотя бы денька на два-три.
- Значит, ты так и не приступал к делам фирмы?
- Нет.
- А ведь еще до начала отъезда накопилось много папок с цифрой 1. Ты
подумал, что клиенты могут поднять шум, а то и расторгнуть контракты?
- Нет, не подумал. Мне было не до них. Ты же понимаешь, дело идет о
судьбе моего приемного отца.
- Понимаю. Но не следует забывать и о главном, о репутации конторы. Еще
не случалось, чтобы кто-нибудь разорвал договор с нами или был
неудовлетворен нашей деятельностью. Уж не воображаешь ли ты, что они придут
в восторг от этой волокиты и, захлебываясь от альтруизма, повысят нам
гонорар? Мы же сейчас в самом расцвете. Ведем много выгодных дел, и мне
кажется неосмотрительным, оставив их, броситься, очертя голову, в какую-то
мистическую и сомнительную авантюру.
- Какая же умненькая и разумненькая будет у меня женушка. Иногда я
просто удивляюсь, кажусь сам себе ребенком, которого ты баюкаешь у груди.
Как это ты до сих пор не села в мое кресло, клянусь, порядка было бы больше.
- О нет, мой дорогой, каждый хорош там, где он есть, кроме того - я
женщина.
- Ну и что?
- А то, любимый, что позволено Юпитеру, не дозволено быку, или, если
тебе угодно...
- Каждому свое?
- Вот именно, моя радость. Ты собираешься приступить к делам бюро или
продолжишь легкомысленную погоню за какими-то таинственными эфемерными
призраками?
- Но ведь речь идет о Кребсе и его семье. Я обязан помочь. - Фрэнк
удивленно поднял брови. - Дело архисерьезное, ему грозят большие
неприятности.
- Не фарисействуй, пожалуйста. Ты никому и ничем не обязан. А если
будешь вести себя как мальчишка, то последуют неприятности ничуть не
меньшие, - ответила она сухо.
- Джин, любимая, ну как ты не поймешь! Мы рискуем потерять часть
доходов, а отец и его близкие окажутся на грани нищеты, в безвыходном
положении, они же и теперь по горло в долгах.
- Это, конечно, печально, ты поможешь им, но не забывай и о фирме, вот
что я хотела сказать. Впрочем, хватит, завтра утром на свежую голову все
обсудим.
- Но мне надо поработать сегодня, я должен сообщить Кребсу результаты
расследований, а мне думается, они весьма обнадеживающие. Если он отправится
к начальству и, ссылаясь на мои выводы, выхлопочет, скажем, дней пять форы,
то, я уверен, все кончится благополучно.
- Ты ничего и никому не должен. Сегодня мы будем наслаждаться жизнью. Я
позвоню и сделаю заказ в ресторан, чтобы нам доставили сюда шикарный ужин,
шампанского и виски мне, а тебе плебейское пиво. Согласен?
- Согласен, - безнадежно протянул Фрэнк...
Сквозь неплотно задернутые шторы, отбрасывая колеблющиеся лучи через
всю спальню, пробивалось солнце. Грег лежал, заложив за голову руки, и
смотрел в потолок на люстру-фонарь. Его переполняло расслабленное
блаженство.
В ванной комнате слышалось журчанье воды и голос Джин. Она весело и
фальшиво напевала модный шлягер.
"Это, очевидно, и есть счастье, - улыбаясь самому себе, думал Фрэнк, -
вот такая блаженная, радостная беззаботность и любовь женщины,
необыкновенная, сотканная из доброты, ласки и нежности. Когда сам ты здоров,
молод и нет надобности думать о том, как бы ухитриться прожить грядущий
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг