раздумывая, он взобрался на подоконник и, стараясь не задеть пыльную листву
акации, прыгнул. Ветер высоты студил ему лицо, городок вскоре превратился в
пригоршню светлячков, а он с замирающим от восторга сердцем падал и падал в
бесконечность, пока не стал задыхаться. Тогда, опомнившись, Литтлмен лег на
упругое восходящее течение воздуха и, будто огромная сова, стал опускаться -
кругами, плавно, как бы купаясь в ночи.
Тот ничего не заметил. Ел невнимательно, как бы нехотя, с отсутствующим
видом. На смуглом худощавом лице незнакомца бродила открытая (Морган
подумал - глупая) улыбка, будто он знал какую-то выгодную тайну и делал над
собой усилие, чтобы не разболтать о своем счастье первому встречному.
"Философ" - презрительно оценил нового клиента Морган и мысленно
вычеркнул его из списка стоящих людей. По правде говоря, он его туда еще и
не вносил. Велика честь. Человек только тогда человек, когда умеет жить с
умом. Остальные - мокрицы. Пользы от них как от той акации, что растет возле
заведения, - только пыль собирает.
Литтлмен мельком выслушал мысли хозяина пивной и кивнул ему. Правильно,
чего уж тут церемониться. Настоящие люди в его стране думают редко. Они
действуют. А он, получив почти всемогущество, не знает, чем ему заняться.
Третий день торчит в этом захудалом городишке и не может понять, зачем и для
чего провидение привело его сюда.
За соседний столик, весело переговариваясь, сели Шериф и Гризли.
Литтлмен, может, и не заметил бы их, но подсознание, как и в первый
раз, предупредило его. Будто сердца коснулись кусочком льда.
- Привет, приятель, - поздоровался Шериф. - В гости к нам или по делу?
- Да нет, решил развлечься, путешествую, - ответил Литтлмен и, вспомнив
предположение Моргана, добавил: - Вообще я философ, ученый.
- А-а-а... - с деланным уважением протянул Шериф. - Путешествовать -
миленькое занятие. Особенно если карману кое-что мешает.
- Еще бы! - хохотнул Гризли. - В свое время я прошел... всю Аляску.
Клондайк - дело прошлое. Но... если ты молод и неглуп... Где меня только не
носило...
Помощник Шерифа говорил медленно, с паузами.
- ...На одном из приисков собственноручно задушил медведя. С тех пор
вот и кличка...
Как ни отстранялся своим сознанием Литтлмен, мерзкие мысли этих двух
приятелей окатили и его. Будто волна ударила - так воспринял мозг
информацию.
Фрагменты чужой памяти вспыхнули перед глазами:
"...Старческая рука, подписывающая соглашение, вздрогнула,
остановилась. Всего одна подпись - и он нищий. Никому не нужный старик.
Нельзя! Пусть что хотят делают, он не подпишет... Железные пальцы вдруг
сжали сзади шею, нестерпимая боль пронзила тело, и рука, едва удерживая
перо, поспешно вывела каракули подписи. Все, Сделка состоялась!
...Чуть заметная тропка опять повернула влево, и спина в зеленой куртке
оказалась на расстоянии протянутой руки. Пора! Нож вошел в межреберье
неожиданно легко - по самую рукоять. Теперь эта дурацкая спина больше не
будет закрывать ему тропу жизни
...Какие-то телефонные номера в записной книжке. Буквенные обозначения.
Сокращенные слова. Цифры. "Кредит... Рож... 9000? Зап. Тех... 121 - и все
дуры... Проч. мозг..." Ощущение липкой паутины. Будто с разгону влетел в
старые сети, развешанные тропическими пауками.
...Руфь кричала до тех пор, пока он несколько раз не смазал ей по лицу,
разбив ей губы. Привкус крови, солоноватый и вязкий, подстегнул его желание.
Руфь застонала, потеряла сознание.
..."Это удача", - подумал он, увидев в бинокль, что Стивен на лужайке
не один, а с женой и сыном. Сидят на траве вокруг скатерти, обедают. Обычный
уик-энд. "Жены, оставшись без мужей, как правило, звереют и только., мешают
следствию. Да и Стивену лучше: отправится на небеса вместе с семьей.
Идеальный вариант". Он положил бинокль на сиденье, включил зажигание. Затем
подал знак Гризли, выглядывавшему из второй машины. Двухсот метров хватило,
чтобы полицейская машина набрала скорость. За краем зарослей древовидной
юкки он резко свернул вправо и бросил свой автомобиль на белое пятно
скатерти При виде мчащейся прямо на них автомашины Стивен вскочил и тут же,
получив сокрушительный удар бампером, отлетел в сторону. Зная, что Гризли
все доделает, он не стал останавливаться. Через несколько минут полицейский
автомобиль уже мчал по шоссе в сторону города".
Все это, увиденное Литтлменом, было настолько омерзительным, что он
даже вскочил из-за стола: убивать! Сейчас, немедленно. Таким чудовищам нет
места на земле!
Но какой-то сторожевой центр мозга напомнил: ты не выполнил свою
миссию, человек. Подонков в мире тьма, всех не убьешь.
"Миссия... - едва не застонал Литтлмен. - В чем она, черт возьми? И
почему я должен оставаться бесстрастным, видя зло, зная, что его надо
уничтожить?!"
- Вы тогда помяли бампер, Шериф, - сказал с ненавистью Литтлмен. - На
нем еще осталась кровь мальчика. Не тек ли?
Шериф поперхнулся пивом и встал из-за стола. За ним, будто боевой слон,
вырос Гризли.
"Что он сказал, этот ублюдок? Или мне послышалось? Нет, он так и
сказал: "кровь мальчика"... Но ведь о той истории, кроме меня и Гризли,
никто знать не знает. Мы так тогда запутали следствие... И все же этот тип
что-то пронюхал..."
"Нельзя. Не связывайся. Не для того тебя будил колокол", - остановил
себя Литтлмен и тускло улыбнулся.
- Я пошутил, Шериф, - сказал он. - Психологический опыт, не более. Я
раньше выступал с такими опытами...
- Мне твои опыты, приятель, не очень нравятся, - проворчал Шериф, но,
по-видимому, решил, что лучше в самом деле превратить все в шутку.
- Впрочем, я тоже люблю разные фокусы, - хохотнул Шериф и, подмигнув
Гризли, протянул Литтлмену руку. Дескать, будь здоров, приятель. Он знал,
что при желании может раздробить своей ручищей кисть любому хлюпику вроде
этого придурковатого философа. Во всяком случае, сейчас этот тип взвоет.
Шериф привычно сложил пальцы Литтлмена в один ряд, сдавил изо всей
силы. На мгновение раньше тот понял уловку. Он собрался было принять
страшную боль, но мозг, принадлежащий уже как бы другому существу, поступил
иначе: отключил какие-то свои рецепторы.
На лице Литтлмена не дрогнул ни один мускул.
Шериф, опешив, сдавил во второй раз.
- Мне не больно, - сказал Литтлмен и, выдернув руку, направился к
выходу.
"Нет, никогда больше... - думал он, без всякой цели обходя городок. -
Никогда не стану заглядывать в чужие души. Не то я в конце концов
возненавижу людей. Они недаром прячут в себе за семью замками все скотское и
страшное. Иначе мир давно бы задохнулся от страшной вони... Впрочем, нельзя
из-за нескольких подонков винить всех подряд. Шериф и Гризли, конечно,
преступники. Но, кроме них, есть, например, Руфь - чистое сердце, сотни,
тысячи других нормальных людей. И все же не буду больше заглядывать в чужие
души".
Переулки были узкие, будто липучки для мух. Вдоль оград торчали
низкорослые акации, и лишь кое-где над их унылостью возвышались ореховые
деревья. На холме, справа от площади, среди кустарников и зарослей
чертополоха виднелись развалины некогда большого и красивого здания. Это был
так называемый дом Фроста.
Литтлмен свернул на тропинку, ведущую к развалинам. С высоты городок
показался ему еще более убогим. Что здесь можно найти? В том, что его
кружение по городу имеет какой-то смысл, скрытный от него, Литтлмен
догадался, как только поймал себя на "синдроме туриста": вглядывается во все
подряд, рыщет по сторонам. А чего, спрашивается?
Он не понял, откуда появился этот живой вихрь. Детские головы, шорты,
загорелые ноги и пестрые футболки - все это клубком перекатилось через тропу
и с треском врезалось в лопухи. Над дерущимися приплясывал от восторга
коротконогий веснушчатый мальчишка с выгоревшими волосами.
- Давай, Рэй, давай, - подбадривал он. - Коленом его прижимай! А ты,
Уил... Тоже мне, чемпион... Дай ему как следует... Эх, мазило.
- Ребята, кто из вас верит в волшебников? - окликнул юных гладиаторов
Литтлмен.
Драчуны прервали побоище, но друг друга не отпустили, а Рэй, пользуясь
передышкой, дал веснушчатому секунданту пинка:
- А ты не суйся!
- Ваши руки наливаются свинцом, - замогильным голосом сказал
Литтлмен. - Они становятся тяжелыми, еще более тяжелыми. Они опускаются
вниз. Вы уже не можете их поднять...
Руки мальчишек в самом деле опустились. Они переглянулись, попытались
их поднять, но не смогли шевельнуть даже пальцем. Уилфилд побледнел от
испуга, а Рэй засмеялся, засыпал Литтлмена вопросами.
- Ух ты, здорово! Вы нас загипнотизировали, мистер? Вы фокусник или в
самом деле волшебник? Вас показывали по телику, мистер?
- Я возвращаю вам свободу, - улыбнулся Литтлмен и снял телепатическую
блокаду с двигательных центров Рэя и Уилфилда.
- Подумаешь, - презрительно заявил веснушчатый, но на всякий случай
попятился назад. - Я по телику еще и не такой гипноз видел.
- Так все-таки как насчет волшебников? - Литтлмен сделал вид, что не
услышал реплику Конни (он успел уже узнать имя третьего мальчика).
- В злых я верю, - сказал, подумав, Рэй. - Однажды сам дьявол зацепил
мои джинсы за гвоздь. Голову даю наотрез - никаких гвоздей там раньше не
было.
- Мой отец может даже дьявола посадить за решетку, - с гордостью
вставил Конни. - Он Шериф и с двадцати шагов попадает в монету.
- Мне домой пора, - вдруг вспомнил Уилфилд.
Литтлмен сделал в воздухе три загадочных пасса и вручил каждому из
мальчишек по большому спелому яблоку. Этим он поразил даже скептичного
Конни.
- Но ведь яблоки еще не созрели, - прошептал тот, недоверчиво
рассматривая сочный плод. - Мы все сады тут знаем.
- А ты ешь и слушай... Приходите, ребята, завтра к дому Фроста. На
лужайку. Берите с собою своих друзей. Я научу вас, как стать настоящими
волшебниками. Встречаемся после полудня.
Ребята убежали, а Литтлмен даже глаза прикрыл - вот оно, его
предназначение. Учить других, тех, кто поддается учению. То есть детей. Для
этого и разбудил его колокол. Знания, большие или малые, не могут
принадлежать одному. Чтобы не принести людям вред, они не должны оставаться
тайными, спрятанными в государственные ловушки. Они должны стать
общедоступными. Колокол разбудил его, чтобы он свое таинственное богатство
передал людям...
Литтлмен осмотрел ребячьи лица, мысленным взором коснулся биополя
каждого - они показались ему легкими белыми облачками, и только у Конни
клубилась там мгла. Литтлмен пожалел мальчика - с таким отцом, как Шериф,
трудно сохранить детскую непосредственность и чистоту. Не беда, он отмоет
его, очистит от житейской скверны. Конни еще маленький. Его душе легко
вернуть человеческий облик...
- Ребята, - сказал он, - я люблю вас и хочу сделать вас красивыми. Эта
лужайка - не школа. Это место встречи друзей. Из всех искусств самое простое
и одновременно самое сложное - быть человеком. Достойным, мудрым,
сострадающим. И обязательно несовершенным. Чтобы было к чему стремиться. Всю
жизнь... У нас будет волшебная школа... Поэтому я хочу взять с вас клятву:
нигде и ни при каких обстоятельствах не использовать во вред людям то, что
вы узнаете от меня или чему здесь научитесь.
- Мистер Литтлмен, - перебил его Рэй. - Вы обещали, что наша школа
будет самая нескучная, а говорите уже целый час.
Литтлмен рассмеялся.
- Ладно. Первый урок - концентрация внимания. Такое умение понадобится
нам для совершенно сказочного занятия: усилием мысли вы сможете менять
расположение атомов и создавать из ничего - а на самом деле из воздуха,
воды, земли - все, что вам заблагорассудится. Это называется
материализацией.
- Такого не бывает, - усомнился Конни. - Тогда все наделали бы себе
кучу добра и стали миллионерами.
- И воров не было бы, - засмеялся Патрик. - Зачем воровать вещь, если
ее можно придумать? Твой отец, Конни, стал бы безработным.
- Сказки все это, - презрительно заявил Конни, но, когда Литтлмен
пообещал научить его материализации первым, придвинулся поближе. Слушал
учителя внимательно, жадно ловил каждое его слово. Глаза мальчишки
поблескивали.
Вечер был свеж - куда и девалась дневная духота. В палисадниках
слышались женские и детские голоса, звякала посуда - одни уже ужинали,
другие только накрывали на стол.
Ни с того ни с сего сердце Литтлмена вдруг сжала тоска. Все, кажется, в
порядке - дети привязались к нему, каждый день приходят к дому Фроста как в
школу. И все же... Один он! Беспредельно одинокий, никому, ну совершенно
никому не нужный. Хотя бы скрипнула калитка, прогромыхали в застоявшейся
тишине чьи-нибудь шаги. Ему много не надо: перемолвиться с живым человеком,
попросить...
"О чем это я? - удивился Литтлмен. - Какая еще калитка?"
Тоска - неожиданная, непонятная - не отпускала его, заставляла
бесцельно бродить по городу.
Не замечая редких прохожих, Литтлмен свернул в узкую кривую улочку. Он
прошел в самый конец ее, почти не потревожив ленивую пыль. Взгляд
остановился на крайнем домике. Приземистый, давно не беленный, с
облупившейся зеленой дверью, он показался Литтлмену нежилым. Окна его не
светились, двор захватила сорная трава - Литтлмен узнал вездесущие репейник
и лебеду.
Именно в этом доме жила тоска.
Литтлмен понял это, как только увидел покосившуюся изгородь и слепые
глазницы окон.
Чувство безысходности и одиночества, точившее весь вечер душу, наконец
как бы покинуло его, перебралось в этот старый домик. Ветхость, сиротство...
И отчетливое ощущение: здесь все знакомое и близкое сердцу, хотя Литтлмен
мог поклясться, что и домик и двор этот видит впервые в жизни.
"Странно... - подумал он и толкнул калитку. Она знакомо скрипнула.
Наваждение стало еще более сильным. - Если сейчас окажется, что дверь
открывается не наружу, а вовнутрь..."
Дверь в самом деле открылась вовнутрь.
Опешивший Литтлмен остановился на пороге, стараясь хоть что-нибудь
разглядеть в полутьме дома.
Возле фанерной этажерки со старыми газетами и журналами таинственно
блеснуло зеркало. Края его обрамляла то ли черная ткань, то ли черная
бумага.
"Хозяин или хозяйка, по-видимому, умерли, - подумал Литтлмен, - а дом
пустует. Нищих и бездомных юнцов в маленьком городке нет, вот развалюха и
пустует".
- Это не траурный креп, мистер.
Дребезжащий старческий голос исходил откуда-то из угла, загороженного
здоровенным буфетом.
- Это паутина и пыль. Обычная старая пыль.
Глаза наконец привыкли к полутьме, и Литтлмен заметил в углу старика.
Тот громоздился в кресле, такой же огромный, как и его буфет. Лицо и руки
старика в скудном вечернем свете выглядели бледно-голубыми.
- Артрит, - пояснил старик, будто сам увидел себя со стороны. -
Воспаление суставов. Я уже лет восемь не выхожу из дому.
- Простите, мистер.
- Ноубоди*, - подсказал старик.
______________
* Буквально - никто (англ.).
- Простите, мистер Ноубоди. Я шел по улице и совершенно случайно
решил... Словом, я подумал, - начал было оправдываться Литтлмен, но старик
перебил его:
- Вы услышали крики, да?
- Нет, я ничего не слышал.
- По вечерам страх и одиночество бегают по дому, будто жирные крысы, -
сказал старик. - Хватают меня за руки, грызут ноги. Не бойтесь, я не
сумасшедший... Самому с собой разговаривать противно, но вот когда в книге
попадается красивое местечко, я читаю его вслух, иногда даже кричу. Я люблю
красивые слова и выражения. Кстати, как вас зовут? Я никогда не видел вас
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг