дереву - твое занятие всегда с тобой, - а куда деваться такому, как он?
Перед тем как из засады вылетел взбесившийся самосвал, он не думал о
кабале своего безделья, а пялился на Эгле. Когда их ударило, швырнуло,
смяло, последней была мысль: помочь этой девушке, по-любому... Стах едва
помнил, как, скрипя зубами от боли в заново переломанных костях, вытащил ее,
израненную стеклами, с разбитой головой, на мостовую - а дальше наступила
милосердная отключка.
Очнувшись, он увидел над собой прелестную пепельноволосую незнакомку с
покатыми плечами, уже без порезов на лице. Та глядела изучающе, с оттенком
симпатии, словно рассматривала занятный камешек - то ли ценный, то ли нет,
непонятно.
"Колдунья", - мелькнула догадка. Если бы... Эгле, забравшая его оттуда
к себе домой, оказалась Высшей. До того дня ни разу с ними не пересекался,
она была первой.
Самое невероятное - то, что последствия его ранений, полученных на
Танаре, без остатка сошли на нет. Первая реакция - радость, вторая - злое
удивление: черт подери, почему же вы всех так не лечите, если можете? Эгле в
ответ рассуждала долго и уклончиво, словно исполняла сложный словесный
танец. Ссылалась на какой-то Договор о Равновесии, который никому нельзя
нарушать, однако рассказать, что за договор, не захотела.
Позже их навестил некий господин Рунге, безупречного вида джентльмен,
благоухающий сногсшибательно дорогим одеколоном. Чувствовалось, что он
облечен властью, и Эгле вся мерцала от внутреннего напряжения, когда
знакомила:
- Альфред, это Стах Крагин - мой новый официальный любовник и
доверенный человек, он теперь у меня на службе.
Что бы там ни маячило за их словами и взглядами, все уладилось, Альфред
Рунге (он глава нашей ассоциации, вскользь пояснила потом Эгле) не стал
требовать, чтобы доверенного человека вернули в прежнее нетрудоспособное
состояние.
Порой Стаху думалось, что он вроде уличного кошака-мышелова: подобрали,
принесли домой, вылечили лапу, обласкали, и кормят хорошо, и хозяйка добрая,
а он все равно нет-нет да и поглядывает на дверь, за которой остались
привычные опасности, помойки и свобода.
Визит Летней госпожи, к которому готовились в запарке трое суток, занял
всего-навсего четверть часа. Уже уехали, и казенную ковровую дорожку с
золотой каймой с собой увезли.
Члены семейства Никесов выглядели чрезвычайно довольными, словно гора с
плеч. Подобревший Берт объяснил Лерке, что теперь их, можно надеяться,
перестанут донимать инспекциями. То Санитарная служба, то Магический
контроль, то экологическая полиция, по меньшей мере раз в неделю нагрянут,
ничего противозаконного не найдут - и разводят руками: поступил сигнал. За
этим стоят то ли конкуренты, то ли какой-нибудь злобный покупатель,
кляузник-маньяк, но теперь вся морока позади. У Властительницы превосходная
интуиция (Лерка об этом читала: утверждается, что без оного качества
невозможно выиграть предвыборные состязания), и раз она ничего скверного не
почувствовала, приняла в подарок фирменный торт "Изобилие-Никес" и сказала
на прощание несколько теплых слов о магазине, это должно урезонить тайных
недоброжелателей.
Юные менеджеры приняли обязательство разбить около здания супермаркета
клумбу в честь Летней госпожи, о чем торжественно объявили, сорвав общие
аплодисменты. Сейчас они собирали рассованные по стеллажам цветные флажки,
выхватывая свой декор из-под носа у покупателей.
Те, кто стерег шуршавку, зазевались - и рассвирепевший серый клубок
вырвался на волю, покатился по залу, вызывая на своем пути всплески визга, а
после опять куда-то забился.
- Мы справимся с этой напастью самостоятельно, - решительно сверкнув
стеклами очков, объявил Бертран. - Наша сила в креативе! Все вооружились
швабрами, покупателей не пугаем... И сбегайте кто-нибудь за сачком.
- Пойдем, - шепнула Лерке Уважительная Причина.
- За сачком?
- Просто куда-нибудь отсюда.
Когда нырнули в служебную дверь, навстречу попалась худенькая девочка с
двумя швабрами, вылитая Леркина спутница, но лицо не задумчивое, а
по-менеджерски энергичное, как у Берта, с креативным блеском в глазах.
- Лидочная эмтэшка, Лидочная эмтэшка! - бросила она скороговоркой,
протискиваясь мимо.
"Ага, теперь я в курсе, как тебя зовут. А которая обзывается -
Марианна, и у нее чердак не в порядке. Лидия - единственная нормальная в
этой продвинутой и сдвинутой бизнес-семейке".
Что такое "эмтэшка", Лерка не знала. Судя по безразличному виду Лидии,
вряд ли что-то сильно обидное.
За стеклянным "Изобилием" круто вздымался изумрудный травяной склон
(здесь-то и будет обещанная верховной правительнице клумба), наверху
купались в небесном сиянии пятнистые от потеков многоэтажки с неказистыми
балкончиками. Этот район назывался Дромадерские холмы и был, видимо, очень
старым, еще со времен первых переселенцев, иначе откуда бы взяться такому
названию? На Долгой Земле верблюдов нет и пустынь тоже нет, здесь другая
биоэкосистема, иначе сбалансированная.
Справа к жилым домам широкой петлей поднималась асфальтовая дорога, с
обеих сторон обсаженная могучими тополями, слева туда же карабкались
каменные лесенки, а у их подножия раскинулась небольшая барахолка.
Продавалась там та самая всячина, которую "Памятка Туриста" ни в коем случае
не рекомендует покупать, тем более с рук, тем более на блошиных рынках.
Левее барахолки зеленел запущенный сквер: акации, туя, одичалые розы,
давно не крашенные скамейки. Столбик с черной дощечкой, мелом выведена дата
последней проверки. Сегодняшнее число, патруль Санитарной службы побывал
здесь с утра пораньше перед высочайшим визитом. Наверное, они-то и спугнули
шуршавку, пробравшуюся в магазин.
"Изобилие" сверкало, словно граненая стекляшка, завалявшаяся среди
обрезков голубой, зеленой, серой и желтоватой бумаги.
- Тебе не попадет за то, что ты ушла, не отпросившись?
- Тогда я нажалуюсь. С моим адаптером шутки плохи.
Лерка хотела спросить, кто такие адаптеры, но Лидия повернулась к
Дромадерским холмам и негромко, даже немного растерянно произнесла:
- Там живет кто-то хороший, и хорошо бы с ним встретиться, но там полно
домов, и в каждом по сотне квартир, а я даже не знаю, кого надо искать.
- Ты же говорила, что твой знакомый поселился в какой-то развалине типа
погибающий архитектурный памятник?
- Который в развалине, это другой знакомый, - Лидия снова была в синей
бейсболке, тощий хвостик выпущен в прорезь, козырек затеняет глаза, голос
звучит серьезно. - И я бы не сказала, что он хороший человек. Он меня бил,
это точно. В магазине я тоже иногда кого-нибудь раздражаю, но они из-за
этого руки не распускают. Все равно я хочу с ним поговорить, теперь же все
позади. У нас с ним было и всякое другое, кроме мордобоя. И он потом просил
у меня прощения, но уже после, когда я не могла ответить. Ну, когда меня уже
не было, понимаешь?
Лерка машинально кивнула: ага, понимаю, хотя на самом деле не могла
понять ровным счетом ничего. Девчонка сейчас несет... не то чтобы полную
ахинею, но что-то очень странное.
- Он твой родственник?
- Ничего общего с моей семьей теперь. Мне кажется, он был моим
любовником.
- Что?..
Лерка оторопела. Ничего себе откровеньице! Потом возмутилась:
- Его хоть за это посадили? Или ты сказала, он прячется в какой-то
развалине...
- Это было раньше. Мне же тогда было не тринадцать лет, как сейчас.
То есть еще меньше?.. Взмокшая Лерка стянула "анютину глазку" (так и
вышла в ней из магазина, лучше маскарад, чем фингалище вполлица) и моргала,
собираясь с мыслями.
- У меня вторая степень, - сообщила девочка таким тоном, словно это все
объясняло. И, видя, что слушательнице проще не стало, добавила: - Я имею в
виду свой диагноз.
Ага, диагноз. Уже понятно. Значит, вот кто у нас сумасшедший... Хотя,
если не считать этого бреда о любовнике, Лидия выглядит более вменяемой, чем
все остальные креативные Никесы.
- Валерия, спасибо, что ты за меня заступилась.
- Лерка, - поправила она чуть резковато и сразу же, чтобы смягчить
впечатление, объяснила: - Валерия, Лера, Лерочка - это у меня вконец
изгвазданные имена, уже как бы не мои, а для друзей я Лерка.
- Из-за чего у тебя так с именами?
- Дома я работала в коммуникационном центре. Ну, представляешь, нам
звонят, мы отвечаем на разные вопросы, это могут делать и компьютерные
программы, но некоторым клиентам больше нравится, если на том конце живой
человек, и кроме того, у фирмы налоговая льгота - федеральные меры по борьбе
с безработицей. Мы должны были представляться, и обязательно своим настоящим
именем, по закону о праве потребителя на полную информацию о лицах,
предоставляющих услуги. А чертовы клиенты мусолили наши имена хуже жвачки.
Одни произносят их по-хозяйски, словно прикарманивают и начинают
использовать чужую мелкую вещь вроде авторучки или телефона. Другие,
чем-нибудь недовольные, повторяют твое имя через каждые два-три слова, как
будто хватают тебя за шиворот и тычут носом в мусорницу. Третьи назойливо
называют тебя уменьшительным именем, словно купают в мерзком сиропе - они
тебя всей душой презирают, потому что им позарез нужно, как наркоману доза,
хоть на кого-нибудь смотреть с недосягаемой высоты. И так далее, есть еще
варианты, один другого противней. Такая же грязь, как у проституток, но
только на словах, без телесного контакта. Терпеть это раз за разом - хоть
стреляйся, и, заканчивая разговор с очередным гадом, я представляла, что
сдираю с себя свое имя и выбрасываю, как испоганенную одноразовую оболочку.
После этого становилось чуть полегче, до следующего звонка - тогда все
повторялось, и к концу смены я дико выматывалась, чувствовала себя совсем
ободранной и прозрачной. Лерка - это мое уцелевшее настоящее имя, для
близких и друзей, для меня самой, потому что Леркой никто из тех меня ни
разу не называл. Вот бы еще до Берта дошло, что я Лерка, а не Валерия.
- До него не дойдет. Он такого не понимает.
- А что вы себе квартиру не купите, разве удобно жить в магазине?
- У нас есть квартира. Большая, с красивой мебелью, на улице Золотых
Карасей в Касиде. Папа с мамой там гостей принимают. Мы тоже иногда там
бываем, прибираемся, помогаем готовить. Папа говорит, жить надо здесь, чтобы
не тратить время на постороннюю чепуху. Я даже родилась в "Изоблии", в
подсобке на полу. Мама пересчитывала прибывший товар, сверяла ведомости и
сама не заметила, как начались схватки. Сперва из меня пытались воспитать
живой символ креатива и успеха, но когда оказалось, что у меня сорвана
крыша, им пришлось на это забить. С моим адаптером даже папа спорить боится.
- Адаптер - это кто?
- Это психолог, который меня адаптирует. Ее зовут Злата Новашек.
Вот и выяснилось, и никакой страшной тайны.
- Если познакомишься, не говори ей, что я хочу его найти, - попросила
Лидия.
- Кого - его?
- Моего бывшего любовника. Она считает, что это будет неправильно, что
нам незачем встречаться. Вначале я кое-что ей рассказывала, я же была еще
маленькая. Лучше бы помалкивала. Адаптеры думают, что прежнюю память надо
поскорей уничтожить, это и есть адаптация. А я не хочу отказываться от той
своей памяти, это же была не чья-нибудь жизнь, а моя собственная. Тот
человек, которого я помню... Может, он уже умер, но он долго жил в каком-то
сильно разрушенном здании, до самого моего рождения. Злата считает, я должна
все это выбросить из головы, а я бы хотела с ним поговорить, если он до сих
пор жив. У нас были сложные отношения, его доводил мой характер, а я хотела
от него уйти, но несмотря на это мы любили друг друга по-сумасшедшему. После
его объятий у меня вся кожа бывала в синяках, и еще некоторое помню...
Только зря я рассказывала об этом Злате.
Да она же напропалую фантазирует, с облегчением догадалась Лерка. Тихая
невзрачная мышка, ничего такого с ней в реальности не было. Вырастет, будет
писать любовные романы - всяко лучше, чем заниматься "креативом" в этом
шизанутом супермаркете.
Лерка в тринадцать лет тоже сочиняла себе красивую и необыкновенную
жизнь с умопомрачительной любовью. В той придуманной жизни ее звали
Эстеллой, у нее было фарфоровое лицо сердечком, огромные глаза, длинные
иссиня-черные локоны, белое кружевное платье и бриллиантовая диадема -
внешность героини из любимого анимэ-сериала. Вот и с Лидией то же самое -
можно считать, все нормально.
От магазина к ним со всех ног бежала Марианна, неумело размахивая
руками, крича на бегу:
- Куда вы делись?! Вас же все ждут, а вы тут сидите! У нас чепе, надо
шуршавку... - в этот момент, уже подлетев к скамейке, она спохватилась и
перешла с крика на заговорщицкий шепот, - поймать!..
Дед выбрался из гамака после обеда. Демчо в это время сидел под вишней,
которая опять зацвела, и блуждал взглядом в траве, словно пытаясь мысленно
укрыться в путанице стеблей от своего бытия, опасного и во многом
подневольного. Светло-зеленое с переходом у основания в потаенную молочную
белизну, бесхитростно яркое, как в детской книжке, таинственные
изумрудно-болотные дебри... Ни от чего там не скроешься, в царстве козявок
страсти кипят не менее жестокие, чем у двуногих млекопитающих.
Услыхав минорный скрип половиц на веранде - в этом доме все скрипит, и
неспроста, хозяевам друг от друга таиться незачем, а чужак шагу ступить не
сможет, чтобы себя не выдать, - Демчо поднял голову. Тим стоял в проеме,
положив ладонь на подпирающий крышу столбик, и щурился из тени на залитый
солнцем сад. Взъерошенный, худой, как щепка, с изможденным лицом нездорового
пепельного оттенка, словно во все поры намертво въелась пыль - типичная
внешность неприкаянного собирателя вторсырья, докатившегося до самого дна.
Глаза быстрые, внимательные, по-бродяжьи тоскливые. Тим принадлежал к
подвиду долгоживущих, в конце весны ему перевалило за двести восемьдесят, но
выглядел он не солидным мужчиной в летах, а скорее постаревшим подростком.
Тим был пленником Серой Дамы. Незримая цепь, о которой никто не знает,
и на одном конце призрачный крюк, впившийся в сердце, а другой уходит в
туманы, в царство кошмаров, дернет за него сильная когтистая рука - и
пойманный спешит на зов. Во всяком случае, так оно представлялось Демчо. Два
года назад, ничего толком не понимая, однако решив раз и навсегда покончить
с дедовой зависимостью, он тоже с бухты-барахты влез в эту игру, и теперь у
Серой Дамы двое слуг вместо одного, она по-любому осталась в выигрыше.
Демчо вырос с дедом и матерью. Бабушка, принадлежавшая к подвиду В,
давным-давно умерла от старости, а маме уже за сотню - она, как и Тим,
подвид С, и когда минувшей зимой по нечаянности забеременела, не захотела
травить плод. Природа стремится к равновесию, и долгоживущие женщины рожают
редко, сделаешь аборт, а потом, может, уже никогда... Купила бы у знахарки
нужное снадобье - и все шито-крыто, но мама решила Демчо оставить. Ее
вызвали на районный Суд Морали, приговорили за развратное поведение к штрафу
и шести месяцам общественных работ. Маленького Демчо соседские ребята
дразнили "зимним ублюдком", но с наступлением весны нравы традиционно
изменились, запретное стало дозволенным, и вопрос о безотцовщине сошел на
нет.
Взамен папы, чья личность так и осталась невыясненной, у него был Тим,
и когда Демчо начал улавливать, что любимым дедом помыкает какая-то
загадочная Серая Дама, он здорово разозлился.
Стоило ей позвать (а звала она, являясь во сне), и Тим спешил, как
собака на хозяйский свист. У мерзавки хватало совести гонять его за
шампунями и бальзамами для волос, за коньяком элитных марок, за книгами,
журналами и газетами, за кофе и шоколадом, за винтиками и гайками, за
шурупами, бинтами, сахаром... Как будто сама не могла прошвырнуться по
магазинам! За покупками ходили и дед, и мама, и Демчо, причем нельзя было
брать все сразу в одном месте - надо понемногу, в разных магазинах, в разное
время, словно участвуешь в какой-то бесконечной игре с запутанными, но
жесткими правилами. Потом дед упаковывал заказы Серой Дамы в рюкзак и
невесть куда уходил. На глаз нипочем не определишь, сколько этот объемистый
потрепанный рюкзак, загруженный перед ходкой, на самом деле весит. Тим
жилистый и недюжинно выносливый, хотя с виду кожа да кости, словно не
сегодня завтра на больничную койку.
Эти странные дела все же приносили порой кое-какую пользу помимо
денежного достатка. В конце весны Демчо угораздило на пустыре за школой
наступить на караканца. Сам дурак, полез в бурьян за укатившимся мячом, а на
ногах шнурованные тапки для занятий в спортзале: выдвинувшийся из спинки
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг