тащат, я и говорю, пришел бы господин претендент посмотреть на нашу помойку,
а то никому ничего не надо...
Стефан выскочил на площадку, нетвердо сбежал по лестнице - и задохнулся
от морозной синевы густеющих зимних сумерек с серебряными искорками звезд.
Не дождалась. Совсем немножко не дождалась, хотя он вернулся за ней,
как обещал.
Может быть - эта мысль показалась ему и пугающей, и спасительной, -
Эфру увезли силой, попросту похитили? Но, с другой стороны, в этом случае
она не стала бы посылать к черту больничное начальство... Она уехала с ними
добровольно. Предпочла бедному поэту претендента на Весенний престол -
влиятельного, богатого, еще и колдуна. Обычная история. До скрежета
зубовного обычная. Стефан чуть не влепился лбом в фонарный столб - на этой
улочке они стояли не по линейке, а как придется, словно решили разбрестись в
разные стороны. На глазах закипали слезы. Желтые квадраты окошек и заборы,
здесь и там заляпанные известкой (напоминание о визите важного
гостя-подлеца, укравшего чужую возлюбленную), в иные моменты становились
кристально отчетливыми, а потом снова расплывались.
- Ты, чмо, че тут ходишь?!
Стефана толкнули. Потеряв равновесие, он чуть не полетел в грязный
сугроб, из которого торчали обломки гнилых досок и мерзлый сапог с разинутой
зубастой пастью.
Три пьяные рожи.
- Че, тот самый тухляк, который к нашей общей телке клинья подбивал? Он
же уехал, а тут ходит... Че тебе у нас на Мархене понадобилось?
- И ботинки, как у пидораса! Гля, какие ботинки позорные! - подхватил
второй.
- У нас на Сансельбе все носят такие ботинки, - понимая, что его могут
забить насмерть и потом, скорее всего, даже расследования не будет,
пробормотал Стефан. - Я приехал за документами, которые забыл в больнице,
сейчас поеду обратно.
- А сучку нашу ты, че ли, с той важной шишкой свел, что она вместе с
мамашей умотала, не прощаясь? Ты же щас ходил к ней домой? Отвечай, ходил,
блин? - парень с мутным взглядом сгреб его за грудки.
- Ходил, и она меня бессовестно обманула, - Стефан начал
импровизировать, мысленно прощаясь с жизнью. - Я же думал, тут ее застану, а
она куда-то уехала... А я денег ей привез, не нужны мне теперь эти
деньги... - он дрожащей рукой нашарил в кармане и бросил на утоптанный снег
кошелек. - Ничего мне больше не надо, пойду в проруби утоплюсь, все они
одинаковые!
Мархенских подонков это заявление обескуражило. Один подобрал кошелек,
заглянул внутрь и радостно сообщил:
- Че, много тут, живем!
Другой, выпустив куртку жертвы, наставительно сказал:
- Псих, что ли, из-за траханой телки топиться? Другую найдем... Пойди
лучше выпей!
Посмеиваясь, они двинулись дальше, повернули за угол. Их гнусавые
невнятные голоса постепенно затихали вдалеке.
Стефан сморщился и тоже пошел своей дорогой. К северным береговым
воротам. Лучше не слоняться по этой чертовой дыре, а переночевать в фургоне,
чтобы с первыми лучами солнца отправиться в обратный путь. Перестрелять бы
всю эту гопоту... Видимо, он только что на волосок разминулся со своей
погибелью. Не растерялся, подыграл им, а теперь на душе мерзко. Таких надо
убивать на месте, а не подыгрывать... Ну и пакостное чувство, как будто
совершил предательство. Как будто потерял частичку себя.
В ушах звенели слова сумасшедшей колдуньи: "Разве ты - это ты?"
Столица закружила Стефана грохочущей разноцветной каруселью. Танхалийцы
спешили, целеустремленно шагали, слонялись и неспешно прогуливались по
улицам, разъезжали на трамваях и в такси, скребли лопатами тротуары, сидели
в трактирах и кофейнях, катались с огромных ледяных горок на площади Белой
Звезды перед дворцом Зимней Госпожи, собирались на митингах послушать посулы
и программные заявления претендентов на Весенний престол. А еще, безусловно,
влюблялись, и мысль об этом отзывалась в душе болью: Эфра не дождалась, не
захотела совсем немножко потерпеть, предпочла неустроенному мечтателю
практичного политика... Вот когда Стефан станет знаменитым, она об этом
пожалеет, да будет поздно!
Деньги закончились, не считая куцего остатка в банке на черный день.
Можно было продать доставшуюся в наследство квартиру и купить взамен
что-нибудь подешевле, но его сразу очаровала Малозеркальная улица.
Модерновая лепнина по карнизам, облезлый, но величественный бронзовый дракон
на вывеске антикварного магазинчика в цокольном этаже дома напротив,
волшебно сверкающие витрины уплывшей в чужие руки парикмахерской и
зеркально-стекольной мастерской. Стефан давно мечтал поселиться в похожем
местечке.
Он устроился расклейщиком афиш в Новый Квадроэсхатологический театр на
Малиновой площади, с дальним прицелом показать главному режиссеру свои
пьесы, и целыми днями мотался по городу. Клеил, где придется. Платили гроши,
но зато в преддверии смены времен долгого года и, соответственно, смены
власти в Танхале едва не каждый день можно было урвать бесплатной кормежки.
По традиции кандидаты в верховные правители угощали народ, демонстрируя свою
щедрость и заботу, а кто будет жмотиться - тот заранее проиграл.
Претендент на Весенний престол Онор Шуйбе, подкупающе улыбчивый молодой
человек (подвид С, как минимум сто пятьдесят лет), потчевал собравшихся
экономными булочками величиной со спичечный коробок и обещаниями разобраться
с городским освещением.
Его соперник Маркел Ногельшан раздавал дешевые ореховые конфеты и
брошюру Санитарной службы "Как уберечь свое жилье от незваных гостей" - с
обложки на Стефана гипнотически уставилась фасеточными глазами личинка,
высунувшая голову из дыры в диване с подлокотниками-валиками.
Максимилиан Келлард, стриженный под ноль крепыш в грязно-белом зимнем
камуфляже, нападал на "безыдейное пораженческое искусство": тех, кто лишен
боевого духа и правильной точки зрения, нечего допускать до театра или
кинематографа. Не то чтобы он в открытую угрожал кому-то репрессиями, но
давал понять: став Весенним Властителем, он не будет мириться с таким
положением вещей, когда штатские балаболы самовыражаются кто во что горазд.
Неуютно было его слушать, а еще неуютней - сознавать, что он вполне может
выиграть предвыборные состязания: и харизма есть, и сторонников целая толпа.
Но зато люди из его команды кормили всех желающих такой вкусной солдатской
кашей с маслом... Стефан ел кашу, в душе не соглашаясь с Келлардом.
Зарплаты он до сих пор не видел как своих ушей. То ли действительно
были затруднения, то ли дирекция театра не гнушалась экономить на
вспомогательном персонале. Давно бы ушел, но его держала надежда: вдруг они
наконец-то прочитают его пьесу - обещали ведь! - и увидят, что это намного
лучше, чем то фуфло, которое у них на сегодняшний день идет. Да и с работой
в столице было туго: наплыв беженцев с окраинных островов, разоренных
набегами кесу. Максимилиан Келлард был не так уж не прав, когда громил
нынешнее зимнее правительство за из рук вон плохую организацию обороны от
лесного агрессора и процветающее в армии штабное разгильдяйство.
А третья причина - Стефану не хотелось ни в контору, ни за прилавок, ни
в мастерскую, ему нравилось чувствовать себя вольной городской птицей и с
утра до вечера бродить по Танхале, каждый день открывая новые уголки
необъятной столицы. Если бы еще и есть не хотелось... Он-то согласился бы
питаться одним танхалийским воздухом, пьянящим, как старое пряное вино,
однако у желудка было на этот счет свое мнение, не совпадающее с хозяйским.
Сквозистая ограда большого катка. От скольжения пестро разряженной
публики по молочному льду, от голода и от ветра, швыряющего в лицо
несъедобную белую крупу, кружится голова. Голод не тетка, мозги не проест, и
нечего ему поддаваться... Посетителей катка можно сравнить с зимними
насекомыми, которые слетаются вместе для своих странных ритуалов, и вся
жизнь для них - это самозабвенное скольжение, они живут, пока танцуют.
Записать и переложить в рифму, но не сейчас, а то пальцы совсем озябли -
даже очередную афишу упустил, и ветер поволок свою шуршащую добычу вдоль
ограды, словно заляпанного краской перекидника, раньше срока выпавшего из
спячки. Тоже записать.
Идущие навстречу прохожие жевали пирожки - и один, и второй, и
третий... Вокруг них витал чудесный аромат свежей выпечки. Если каждый
встречный с пирожком - значит, где-то впереди их раздают задаром. Логично?..
Голодное брюхо радостно взвыло - ему, скотине этакой, нет дела до
прерванного творческого процесса.
Оскальзываясь на вылизанном ветрами белом тротуаре, Стефан устремился в
ту сторону, откуда валил сытый народ. Скорее, скорее, пока бесплатное
угощение не закончилось... Лишь бы оно и взаправду оказалось бесплатным.
За катком располагался торговый квартал: резные деревянные павильоны
под затейливыми крышами, аляповатые вывески, меж фонарных столбов протянуты
гирлянды истрепанных разноцветных флажков вперемежку с пучками сверкающей
мишуры.
- ...Скоро весна, и наша команда всех накормит! Пожалуйста, подходите,
угощайтесь! - зазывал юноша в театральном плаще с вышитыми подснежниками.
Ухоженное смазливое лицо, мочки ушей проколоты, однако на поясе
дуэльный меч, и дерзкие глаза агрессивно прищурены - сочетание любопытное,
но Стефану сейчас не до колоритных типажей. Только до жратвы, только до нее,
родимой...
- Где?! - он в упор уставился на парня голодными собачьими глазами.
- Там, - тот с легкой улыбкой показал на скопление пряничных домиков.
На центральной площадке торгового квартала толпился народ. В самой
гуще, на невысоком помосте, стояла девушка в крытом серебряной парчой жакете
с опушкой из белого меха, в венке из живых цветов поверх шапочки, с
перекинутой через плечо толстой косой. Она-то и оделяла пирожками, доставая
их из объемистого расписного короба. Не глядя ни в лицо девушке, ни на
окружающих, Стефан протиснулся вперед, протянул руку:
- Можно?.. А можно два?..
Тепленькие. Только теперь он поднял голову, чтобы поблагодарить, - и
встретил взгляд морозных сине-серых глаз. Слова застряли в горле. Он так
старался не думать о ней - и на тебе, столкнулся лицом к лицу! С яблочным
повидлом... Зубы сами рвали нежную выпечку, в то время как сердце тоже
рвалось на части.
Его оттерли от помоста, он снова попытался пробиться поближе.
"Разве она похожа на весеннюю девушку? - мелькнула растерянная мысль. -
Скорее зима, готовая все вокруг заморозить! И взгляд такой, словно она
раздавала бы эти пирожки с большим удовольствием, будь они не с повидлом, а
с ядом. Все равно ее взяли на эту работу... Понятно почему. Понятно, чего
господин претендент от нее хочет. Она такая красивая, что не имеют значения
ни ее мысли, ни выражение глаз, и в этом ее трагедия..."
Его толкали, ругали, пихали локтями, но Стефан едва чувствовал тычки.
Наконец последний короб опустел, Эфра спустилась по лесенке, шурша
атласным подолом. Столпившимся мужчинам хотелось посмотреть на нее вблизи,
привлечь к себе ее внимание. Пусть она молчала, даже не улыбалась -
роившихся вокруг помоста кавалеров это не расхолаживало.
Сбоку вынырнул юноша в плаще с подснежниками, взял ее под руку и
потащил прочь с площадки, лавируя среди жаждущих познакомиться, словно те
были деревьями или колоннами. Он сорвал с головы девушки венок и бросил в
толпу - отвлекающий маневр сработал, началась дележка чуть не до потасовки,
а парень с Эфрой свернули в закоулок между двумя магазинами.
Стефан пристроился за ними, на ходу объясняя:
- Я же за тобой приехал, как обещал... Я продал парикмахерскую, чтобы
забрать вас оттуда, почему ты не дождалась?.. Я без тебя не могу...
Дверь в торцовой стене. Он сунулся следом, кто-то вытолкнул его
обратно, и тут Эфра, неожиданно обернувшись, попросила:
- Пропустите, я его знаю.
Полутемный коридор, лестница на второй этаж. Уютное кафе с мебелью
светлого дерева, кремовыми стенами и люстрой в виде букета стеклянных лилий.
В своих мечтах Стефан допоздна засиживался в таких кафе и писал стихи за
столиком в дальнем углу.
Здесь дальний угол отгорожен ширмой, расписанной золотыми павлинами, и
за ней, похоже, кто-то есть, а в маленьком зале посетитель
один-единственный - черноволосый парень лет двадцати восьми, с худощавым
смугловатым лицом городского хищника и парой ножей на поясе. Окна от пола до
потолка выходят на площадку с опустевшим помостом и до сих пор суетящимся
народом.
Увидев Стефана, обладатель ножей вопросительно заломил бровь.
- Знакомый Эфры, - объяснил его товарищ.
Тот смерил гостя изучающим взглядом и слегка мотнул головой в сторону
ширмы с павлинами, с выражением недоброго веселья на некрасивой, но живой и
артистичной физиономии киношного злодея.
- Нет, - словно услышав невысказанную вслух реплику, возразила
девушка. - Не из тех. Это поэт с Сансельбы, он был на Мархене проездом,
лечился в нашей больнице. Его зовут Стефан. Можно, чтобы его тоже угостили
обедом?
Стефана захлестнула жаркая волна благодарности - Эфра поняла, что он
давно не ел, и хочет его накормить! - но в то же время предыдущий обмен
странными взглядами и полунамеками оставил ощущение смутной тревоги: что
имелось в виду, какой опасности он избежал, кто у них спрятан за ширмой?
- Угостить голодного поэта - святое дело, - усмехнулся "злодей". -
Располагайся. Меня зовут Бранд, а это Дик.
Благодарно кивая - какое счастье встретить в большом городе хороших
людей! - Стефан пристроил у стены свою сумку с пачкой афиш и банкой клея,
повесил куртку, подбитую поеденным молью мехом саблезубой собаки. Куртка так
себе, плебейская, зато за ботинки не стыдно.
Официант принес первое. Больше никто не появился - видимо, команда
поддержки претендента арендовала кафе целиком, и посторонних сюда не
пускают. Стефана разбирало любопытство: кто же в таком случае сидит за
ширмой, кто там чуть слышно шепчется и звякает ложечками? Но главное не это,
а изумительный суп из цветной капусты на мясном бульоне, целую вечность не
ел ничего вкуснее!
- Ты пишешь эпиграммы? - поинтересовался Бранд.
- Я лирик, - выцеживая из наклоненной тарелки в ложку последние капли,
возразил Стефан. - Иногда тянет на клоунаду, но сатира - не моя область.
- Подумай, вдруг получится. Нужны эпиграммы на претендентов, в первую
очередь на Келларда, ставленника военных радикалов. Ты что-нибудь о нем
слышал?
- Программа у него хуже ядовитого слизня на рулоне туалетной бумаги, а
каша мне понравилась...
- У тебя что, одна еда на уме? Если пойдешь к нам, будешь каждый день
завтракать, обедать и ужинать. Нам нужен хороший поэт-сатирик.
Пока Бранд говорил, официант собрал пустые тарелки, а Дик извлек из
кармана и вдел в уши длинные серьги в виде изогнутых клинков, усыпанных
рубинами. Теперь он стал похож на юного лесного демона, как их изображают на
картинках, хотя на самом деле в Лесу не водится никаких человекоподобных
демонов. Запомнить, готовый образ.
- Я не пишу о политике.
- Речь не о том, чтобы ты работал за кусок хлеба, - по-своему
истолковал его несговорчивость Бранд. - За каждый стих будешь получать
гонорар, а бесплатное трехразовое питание - это подарок нашего руководителя
всем, кто работает в его команде. Чтобы мысли не жратвой были заняты, а
делом.
- Я не могу, - печально и немного напыщенно возразил Стефан. - Если я
возьмусь за политический заказ, ничего хорошего не получится. Уже проверено,
в ополченческих лагерях меня в этом смысле эксплуатировали. Как в том
анекдоте про ведро самогона: ну кисонька, ну еще капельку... Если вас
интересует, могу предложить что-нибудь лирическое, про весну.
- Извини, нам пока не до лирики. Сейчас начинается большая драка -
незаметная для непосвященных, но достаточно жесткая. Главным образом между
Мерсмоном и Келлардом, остальная шушера не в счет. Когда начнутся
состязания, они один за другим повылетают, и останутся только два серьезных
претендента. Если выиграет Келлард, проиграют в том числе такие, как ты.
- Я не то чтобы не хочу, я просто не могу, потому что во мне этого
нет, - безнадежно вздохнул Стефан.
Как объяснить такие вещи человеку, далекому от литературного
творчества? Он попытался подобрать образное сравнение, чтобы
проиллюстрировать самую суть, но тут вербовщик взглянул на сидевшего сбоку
"лесного демона" и закатил глаза к стеклянным лилиям:
- Ага, опять... Послушай, сколько можно? Стоило мне на две-три минуты
отвернуться... Живо снимай.
- Ты про что?
- Сам знаешь про что, - передразнил Бранд. - Лорд сказал, что в
следующий раз за бижутерию тебя прибьет.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг