Валеас останется здесь. То-то я удивилась... Если хочешь со мной пообщаться,
никуда не девайся, понял?
- Так заложник ему нужен, чтобы с тобой ничего не случилось?
- Будем считать, что для этого.
Группа, стоявшая возле таран-машины, двинулась в нашу сторону. Джазмин
молчит и кутается в свои меха, Валеас время от времени что-то невежливо
цедит, а все остальные дошли, кажется, до белого каления и говорят
одновременно.
- Это пневмония! - срывая голос, кричит врач. - Вы это понимаете или
что? Если оставить его в Лесу без наблюдения специалиста, летальный исход
обеспечен!
- Толку было от вашего наблюдения, - презрительно замечает Валеас.
- Я же доброволец! - напоминает о себе отвергнутый помощник капитана, с
перекошенным от раздражения раскрасневшимся лицом. - Согласно Уставу нашей
компании...
- Еще чуть-чуть, и подерутся, - хихикает Ола, прикрыв рот ладошкой,
чтобы услышал только я.
Джазмин и лесной колдун останавливаются около нас, караванное
начальство уходит дальше, в облаках пара, как закипевший чайник. Небо
постепенно меркнет, словно его заливает текущая поверху темная вода. Елажник
превращается в почти призрачный, протяжно шепчущий массив, от сугробов тянет
таким нездешним холодом, что начинаешь зябнуть при одной мысли, не дожидаясь
ощущений.
- Капитан разрешил нам занять конференц-фургон, - сообщает Джазмин. -
Идемте туда, ужин скоро принесут. Нам предстоит не слишком приятное, но
важное дело - суд магов. Как раз набрался кворум.
Валеас ухмыляется совершенно по-бандитски. Могу поспорить, решил, что
это его хотят засудить. Есть ведь за что - за голые трупы на поляне, за
выкрутасы насчет заложника.
- А кто обвиняемый? - с нехорошим воодушевлением интересуется Инга.
- Матиас. Он сам об этом попросил, есть причина.
У меня с некоторым запозданием похолодело в животе. Столько всего
произошло, что я и думать об этом забыл... А Джазмин не забыла.
Большую часть конференц-фургона занимает салон с мягкими кожаными
диванчиками вдоль стен и овальным полированным столом, кое-где покорябанным,
намертво привинченным к полу. Столешница темно-темно-коричневая, сиденья
благородного коньячного оттенка, обивка на стенах малиновая с тисненной
золотом ромбической сеткой. Золотистые линии местами стерлись, и почему-то
меня это болезненно царапает. Занавески задернуты, три плафона на потолке
еле теплятся: режим экономии. Ну и пусть. Уж лучше краснеть в полумраке, чем
при ярком свете.
Несмотря на свое оцепенело-обреченное настроение, неслабо удивляюсь:
я-то думал, что наши лесные коллеги стригутся накоротко, по примеру
караванщиков, а Валеас отрастил патлы до пояса. Светлые, прямые, стянуты в
хвост на затылке - в детстве я представлял себе с такими прическами мудрых и
благостных чародеев, которые творят сплошное добро. Ага, встретил в натуре с
точностью до наоборот... У Олы коса покороче, до нижнего края лопаток,
вдохнуть бы аромат этих пепельно-соломенных волос, зарыться в них лицом... И
тогда Валеас придушит меня окончательно, до летального исхода.
Стюард притащил гречку с тушенкой и чай на пять персон, но мне кусок в
горло не лезет. Пока все едят, пошел в уборную - чулан с металлическим
унитазом, туманно-тусклым зеркалом и умывальником, похожим на прилепленное к
стенке гнездо шмыргалей. Вонь из выдвижного контейнера под полом смешивается
с вездесущим запахом бензина. Обмылок в мыльнице замерз, и вода в баке
ледяная: растаявший снег. Хорошо, что пока еще есть возможность его
растапливать... Эта мысль возникает по инерции. Все же теперь в порядке, с
лесными так или иначе договорятся - да хоть сам капитан в заложниках
останется, передав свои полномочия первому помощнику, - и поедем дальше,
тогда и аккумуляторы зарядятся. Но это всем остальным будет счастье, а у
меня ничего не в порядке, меня ждет суд. Я успел малодушно пожалеть о том,
что сознался насчет резонанса, однако прятаться в сортире - дополнительное
позорище, поэтому как ни в чем не бывало возвращаюсь в салон.
После ужина, когда эмалированные миски и стаканы в гремучих узорчатых
подстаканниках сдвинули на дальний конец стола (мою порцию кто-то умял, и я
даже догадываюсь кто), Джазмин произнесла традиционную официальную формулу:
- Суд магов - дело магов и только магов. Воздвигаю сферу.
Устала она все-таки до жути. Ее "непроницаемая для любых проникновений"
защитная сфера получилась зыбкой, как шелковая занавесь на ветру.
Вслед за ней те же самые слова сказал Валеас. Это - его защита? Ну,
тогда офигеть... Мы теперь словно в скале замурованы, и захоти он нас
убить - даже Старый Сапог вряд ли сюда прорвется, никто ничего не узнает и
не поможет.
Защита Олимпии - пушистая и колючая, вроде шатра из хвойных веток. У
Инги типичный для начинающих "кирпичный домик", как две капли воды похожий
на мой, но я в этом не участвую, я - подсудимый.
После того как приняли меры, чтобы никто не совал нос в наши
междусобойные дела, - церемония представления кворума судей, по старшинству,
тоже согласно замшелому протоколу.
- Ясмина Гарбуш, ученица Сивела Тентеби, закончила обучение двести
шестнадцать лет назад.
- Валеас Мерсмон, ученик Текусы Ванхи, закончил обучение год назад.
- Олимпия Павлихина, ученица Изабеллы Мерсмон, обучение прервалось
полтора года назад. Ученица Текусы Ванхи и Валеаса Мерсмона.
- Инга Штарбе, ученица Джазмин Гарбуш.
Пока они друг за другом говорят, чувствую себя странно и неуютно:
зритель-то у них один-единственный - я.
- Вопросы есть? - обращается к младшим коллегам Джазмин.
- Да! - Инга чуть было не поднимает руку, словно в школе за партой. -
Олимпия, почему у тебя сейчас сразу двое наставников?
Ага, мне тоже интересно. Было бы интересно, не находись я в таком
положении.
- Госпожа Текуса Ванха уже не в том возрасте, чтобы путешествовать
зимой по Лесу, поэтому она передоверила мое обучение в полевых условиях
своему прежнему ученику. - Ола отвечает тем шелковым голосом, каким
глянцевые девочки в магазинах зазывают попробовать крохотный бутербродец с
новым сортом колбасы или малюсенькую розочку из шоколадного крема.
- И вопрос к Валеасу. - Инге все неймется, а мне уже совсем худо,
судили бы поскорее. - Зачем понадобилось убивать тех солдат, да еще так
жестоко, если ты мог просто уйти от них и прикрыть мороком свою заимку, раз
уж не захотел им помочь?
В другой ситуации он бы отмахнулся или вовсе не удостоил ее вниманием,
но сейчас, по правилам суда магов, обязан ответить на вопрос "уважаемой
коллеги".
Джазмин порывистым движением сует руку в карман накинутой на плечи
шубы, за портсигаром в виде двустворчатой раковины, но спохватывается -
курить в салоне фургона воспрещается - и сцепляет в замок худые пальцы,
беспокойно щурясь. Как будто она знает, в чем дело, и не хочет, чтобы об
этом говорили вслух, но в то же время вмешиваться не собирается: будь что
будет.
- Если я встречаю в Лесу бешеное животное, я его убиваю, - спокойно
сообщает Валеас, откинувшись на мягкую спинку диванчика.
- Это были такие же люди, как ты, пусть и не способные к магии! - Инга
почти шипит.
- Не такие же. Не возражаю, я злодей с отвратными манерами, мне об этом
уже говорили, но раскатывать гусеницами вездехода в кровавую кашу малолетних
детей - это даже для меня был бы перебор.
Господи, я не сразу понял, что он сказал. То есть слова по отдельности
понял, а общий смысл - нет. Когда наконец дошло, ухватился за край стола,
словно за перила перед бездонным провалом. Что он несет, не может такого
быть! Не может ведь, правда же?
- Это неправда, - вторя моим мыслям, произнесла слегка побледневшая
Инга. - Это невозможно...
- Возможно, - негромко и грустно возразила Джазмин, по-птичьи
нахохлившись в своей серебристо-черной шубе. - Когда мы ходили на поляну, я
считала в том числе эти образы, но рассказала только капитану, с глазу на
глаз. Поэтому у меня к Валеасу аналогичных вопросов нет.
- Их бы тогда преследовали как преступников... Где оно случилось?
- В четырех днях пути к юго-востоку отсюда, в стойбище Девятицветной
Изморози на Лиловых Ветвях. - После короткой недоуменной паузы Валеас
пояснил: - Я перевел, оригинальное название ни о чем вам не скажет.
Я чуть не выпалил, что нет же здесь никаких поселений на много дней во
все стороны, однако вовремя вспомнил, что мне полагается помалкивать, пока
не спросили. А Инга потрясенно промолвила:
- Так ты говоришь о кесу?! Уф, а я-то подумала... Мы воюем с кесу, и
солдаты просто выполняют свой долг. Надеюсь, ты не кесолюб?
- Тот, кто просто выполняет свой долг, иногда может наделать дряни
похлеще, чем отдельно взятый злодей с отвратными манерами, - вполголоса
заметила Олимпия.
- Кто для вас важнее - свои соплеменники или серые твари? Вы же вроде
бы люди!
- В Девятицветной Изморози на Лиловых Ветвях я до недавних пор
снегоступы на сгущенку выменивал. Хорошие там делали снегоступы. А теперь,
если Ола сломает последнюю пару, придется тащиться в другое стойбище, две
недели туда и обратно.
- Значит, ты убил людей из-за снегоступов?! Знаешь, как ты после этого
называешься? Живи с кесу, если ты предатель-кесолюб, а к человеческим
территориям близко не подходи! И кто тебе позволил сгущенку им отдавать?!
Инга любит сгущенку. За живое задело... И лихо это она ему запретила,
особенно если учесть, что без помощи лесных нам отсюда не выбраться.
Валеас даже не усмехнулся, глядит на нее, как на вешалку или кухонный
табурет, с унизительным безразличием.
- Разве тебя не учили тому, что надо хранить верность своему народу?
- Народ - довольно сложная структура с уймой слоев, ячеек, уровней. -
Смотри-ка, все-таки снизошел до полемики. - Ты считаешь себя колдуньей и не
знаешь таких вещей? Скажем так, разные элементы этой структуры вызывают у
меня разные реакции, от рвотной до "ладно, пусть оно будет".
- И ты готов сменять нашу сгущенку на кесейские снегоступы?
Обо мне, подсудимом, они забыли. Им и без меня интересно.
- Почему нет?
- Это называется предательством, понял?
Джазмин подняла длинные лаково-черные ресницы - как будто в течение
нескольких мгновений она была не здесь и даже успела поймать обрывок
какого-то далекого сновидения - и устало, с хрипотцой, произнесла:
- Инга, ты никогда не задумывалась о том, почему караванщики
недолюбливают лесную пехоту?
- Еще бы, штатские и военные!
- Нет, милая, это не сводится к популярным анекдотам. Проблема в том,
что мобильная и хорошо вооруженная лесная пехота нападает на поселения кесу,
а те потом нападают на непричастные к этим делам караваны Трансматериковой
компании.
- Да они бы в любом случае нападали на караваны!
- Мы как будто собирались судить этого несчастного парня? - игнорируя
распалившуюся Ингу, обратился Валеас к нашей наставнице.
Сам ты несчастный. Этого я тебе тоже не забуду.
Джазмин кивнула, тряхнув волнистой иссиня-черной гривой, и повысила
голос:
- Призываю уважаемый суд к тишине!
Уважаемый суд заткнулся, и теперь четыре пары глаз уставились на меня.
Хорошо, что сижу, а не стою, а то колени сами собой мелко затряслись.
- Обвиняемый, представься и расскажи о своем проступке.
- Матиас Лугони, ученик Джазмин Гарбуш. - Слова еле проталкиваются
через горло. - Я убил своим невмешательством двух человек. И я заблудил наш
караван... То есть заплутал караван...
- Заплутил, - подсказывает Валеас, и я, как дурак, чуть за ним не
повторяю.
Он смотрит насмешливо, Ола - удивленно и с неожиданной для нее
серьезностью, Инга - с недобрым торжеством, словно подтвердились ее
давнишние ожидания. Осунувшееся янтарно-желтоватое лицо Джазмин сохраняет
подчеркнутую бесстрастность, из всех четверых она единственная похожа на
судью.
В каком-то смертном оцепенении наблюдаю, как она вытаскивает из
мехового, одной масти с ее шубой, ридикюля плоский темный флакон и три
коньячных наперстка в красновато-радужных переливах. "Зелье проникновения",
так положено. Если я совру, меня тут же застукают. Можно, конечно, закрыть
свой разум, мы с Ингой уже научились, но это не одобряется, и я, в конце-то
концов, сам захотел, чтобы меня судили.
А вот это уже из разряда весьма хреновых неожиданностей... За рюмками с
зельем потянулись Ола с Ингой - и Джазмин. Понятно, вымоталась до такой
степени, что ей сейчас без специального стимулятора не обойтись, но почему
Валеас не пьет? Ответ единственный: он в гадком снадобье не нуждается, и так
менталист. Ну почему, а? Где справедливость?
- Ее нет, Матиас, - негромко и небрежно замечает лесной колдун.
Глядит с обидной иронией - но все же как на человека, а не на табурет,
который надо бы снести на помойку.
Неожиданно меня осенило. Ору ему мысленно: "А то, что ты сделал с теми
солдатами-палачами, - что это, если не справедливость?!"
Уел я его или нет, узнать так и не довелось, потому что Инга вскакивает
и орет на меня - уже вслух:
- Ты дурак и предатель, Матиас, что ты себе позволяешь думать?! Да ты
за одно это преступник!
- Уважаемый суд, прошу соблюдать протокол, - утомленно дотронувшись
кончиками пальцев до висков, говорит Джазмин.
- Так он же только что подумал...
В жизни не видел такого чокнутого суда. Когда я трудился на складах,
дважды присутствовал на подобных мероприятиях в качестве зрителя: в первый
раз судили магичку, замешанную в хищении крупной партии какао-бобов, а во
второй раз парня, нарочно сгноившего огурцы, на которые наводил сохраняющие
чары его недруг. Там все было честь по чести, без балагана.
- Матиас, расскажи обо всем по порядку.
Рассказываю. Начать пришлось со школьных махинаций с дневником, потом
про Щагера и Сулосена, про встречу с последкой, про измученных горем близких
Яржеха и Урии, про то, как я догадался насчет резонанса, в очередной раз
работая с Куто.
- У кого есть вопросы к обвиняемому?
- У меня, разрешите? - тут же отзывается Ола. - Матиас, ты подозревал,
что можешь вызвать у кого-нибудь резонанс?
- Нет.
- Но ты знал о том, что существует такое явление, как резонанс душевных
колебаний? - спрашивает Джазмин.
- Да.
- Раньше, до случая с последкой, ты не совершал покушений на жизнь тех
двоих? - присоединяется к допросу Валеас.
- Нет.
- А там, около котельной, не вмешивался в течение событий?
- Нет! Это ты мог бы командовать последкой, а я же не лесной.
- У тебя все равно были шансы повлиять на события, - замечает он почти
вкрадчиво. - К примеру, ты мог разозлить личинку, используя какой-нибудь
внешний раздражитель, или помешать им убежать. Ничего такого не делал?
- Нет.
Разваливается на заскрипевшем диванчике с презрительным выражением на
злом худощавом лице. Такое впечатление, что ответь я утвердительно - и он бы
хоть чуть-чуть меня зауважал.
- Ты понимаешь, что предал своих товарищей? - неестественно резким
театральным тоном спрашивает Инга.
Вот на это я не знаю, что сказать, и молчу, а она ждет, и вдруг
вмешивается Ола:
- Шантажисты - не товарищи. Из малолетних мерзавчиков выросли бы
взрослые мерзавцы, я на таких насмотрелась и там у нас, на родной Земле, и
здесь у вас. Если б Матиас их выручил, стало бы в мире на две кучки
экскрементов больше.
- Они же были еще дети! - сердито полыхнула глазами Инга.
- И Матиас тоже был ребенком, их ровесником, поэтому судить его можно
не за преступное бездействие, а только за резонанс. За вред, причиненный без
умысла, по неосторожности.
- Человек должен быть верен людям, а четырнадцать лет - это уже не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг