там, где у него у Гумпо грудь! Но самое загадочное - сумки нет! А вместо
сумки только углубление пупка по центру живота - как у него!
Вдоль берега с надрывным воем по воде подъехал какой-то насос с сидящим
на нём ездоком. На всём ходу насос внезапно кувыркнулся, седок слетел с
него, насос без управления пошёл дугой неведомо куда, а тот, кто вылетел,
поплыл вразмашку прочь и крикнул:
- Извращенец!
Гумпо внимательно с недоумением следил за ним - кабы, ездок не утонул,
пока того не подобрали на борт другого более стремительного и более крупного
водного механизма.
Жжение звезды заставило тело двигаться. На нетвёрдых четвереньках он
приблизился к воде, осторожно потрогал её. Приятная прохлада не прихватила
льдом, как родниковая, но усладила и ласково поманила в себя, однако, лезть
в неё, как Лимпопо, он не решился, а только пошлёпал всего себя мокрой
ладонью.
Увидел в воде отражение - в песке колени выдавили ямку, которая
заполнилась водой, и он разгрёб её пошире. Вода разлилась в ней спокойно, и
Гумпо увидел лицо.
Но это был не он! Из лужи на него смотрел смешной ушастый и лохматый
гуманоид с короткой недельной щетиной, как волосы, рыжего цвета и голубыми
глупыми глазами! Он помаячил в отражении рукой, но вдруг ударил в это
зеркало, зашёл в поток по локти и опустил отчаянно в него больную голову.
- Ха! Смотрите! Смотрите! Дядька стоит кверху телевизором! - услышал
он, когда обратно вынырнул вдохнуть.
Между кустов стояли головастики в коротеньких штанишках и трусах.
Они смеялись и, когда он оглянулся, убежали - быстро скрылись и
затихли.
И Гумпо вдруг поймал себя на только что мелькнувшей мысли -
"гуманоиды" - и весь похолодел. Картина положения внезапно стала
проясняться.
Как будь-то, вспыхнул потухший в темноте экран:
Он вспомнил, как загадочным воздушным пузырьком в чёрной толще глубокой
воды приближалась живая планета, как долго он любовался её океаном и
рельефными континентами, летая по орбите, сменяя день и ночь, как
стремительно ворвался в атмосферу, и пронзив туманы облаков, сбавил скорость
и поплыл навстречу заливавшей всё светом, сияющей в небе огромной звезде над
непонятной живостью гигантского материка, опутанного венами могучих рек.
Он погонялся за летающим металлом, который так ужасно не ревел, как
давеча без звукоизоляции, затем без всплеска погрузился в океан, прошёл по
мраку самого глубокого подводного ущелья, поднялся в воздух и помчался к
одному из двух похожих друг на друга треугольников-материков. Но на подлёте
к одному из них, вдруг, заработала тревожная сирена и видимость пропала.
Чтобы избавиться от столкновений и падения, он развернулся вверх и резко
увеличил скорость, надеясь выйти за пределы атмосферы. Но больше ничего не
видел. Он только вспомнил ярко вспыхнувшее, окутавшее корабль, мерцающее
сияние. Что случилось? Что произошло? И почему он, как его там, Ваня
Бабиков? Как же это могло получиться?
- Говорила мне мама - не надо на эту планету летать! Жмёт сирень твою
черёмуха! - последнее выражение вырвалось гневно и как-то с оттяжкой и
как-то уж больно само по себе.
Ужасное чувство неволи и чёрного мрака от выплывшей тайны сдавило,
вдруг, сердце и грудь. Отчаянье разом отняло все силы и разум.
Он сел и обмяк и почувствовал страшную тяжесть, с какою планета пленила
его, притянула, прижала, вмагнитила и захватила.
ПРИШЕЛЬЦЫ
Красота осталась непонятной и волшебной, но он уже не принимал её
энергию. Безвольно смотрел, как по глади потока шныряют спасатели, ловят
сбежавший от гонщика ловкий насос и не могут поймать, потому что боятся с
насосом столкнуться.
На том берегу, на песочке заметнее стало гуляющих, отдыхающих и лежащих
полуголых существ.
- Какие, однако, у самочек вымя! Наверное, они мешают их рукам? -
подумал Гумпо, вспомнив Лимпопо, и стал рассматривать свои соски, которые
росли на том же месте - как у женщин.
В кустах опять хихикнули, и что-то пронзительно больно ударило в
спину. Гам и шлёпанье ног сразу стихло - головастики бросили камнем и
струсили.
Он поднялся и понял, что надо одеться. Но, только стоял и смотрел на
чужие несвежие вещи.
По берегу опять загрохотала "колбаса". Он стоя проводил её сквозь
каменную щель забора, с сомнением косясь на чаек, стоящих поодаль в песке и
нагло и спокойно наблюдающих за ним.
- Ого! Смотрите-ка - скучающее тело Микеланжело! - послышалось в кустах
и перед Гумпо телепаясь появилось трио инопланетян. Из них одна уже
известная особа.
- Ну, здравствуй, Ваня! - басисто пропел здоровенный кудлатый самец и
перекрыл собой проход в кустах. Его заросшее лицо шокировало Гумпо так же,
как те два женских полушария и пуп.
- Ты что же, Саша, не могла его одеть?
- Ну, не шмогла я не шмогла! - сказала тихо Шаша и вздохнула.
Но выдохнула больше, чем вдохнула и даже как-то сдулась и стала не
видна за бородатым.
- Ты, Ванечка, кончай дурить - прикройся чем-нибудь - твои друзья не
терпят извращений. А то и говорить с тобой совсем не ловко, - подходя,
прогудел бородатый и протянул к нему свою ручищу.
При его наступлении Гумпо слегка отстранился. Но в поведении здоровяка
была такая простота, расположение и ясность, что он в ответ подал свою чужую
руку и почувствовал мягкое, но прочное пожатие.
На ощупь оно показалось знакомым!
Второй - худосочный очкарик с пакетом - протянул свою костлявую ручонку
и тонко пропищал:
- Я Лесик.
Гумпо, подумав, ответил:
- Я Гумпо.
- Что "гумпо"? Что такое "гумпо"?
- А что такое "лесик"? - удивился Гумпо.
Все стояли и смотрели на него.
- Мы на вокзале познакомились, - кивнул бородатый на Лесика.
Тщедушный гуманоид нервно захихикал, но икнул и смех его от этого
прервался.
Все в тишине, не двигаясь, немного помолчали.
- Доставай! - проворчал бородатый тщедушному.
И все задвигались.
- Вот видишь, Елесик, что сделал уже алкоголь с человеком? -
пропел-просипел бородатый.
- Ох, да уж. А я, ведь, раньше был крупнее! - зачем-то сбрехнул ему
Лесик.
- Оденься, Ваня! - Лимпопо протянула одежду, но сама же бросила её в
воду - до того она была испачкана съезжанием с горы.
Удивительно - Гумпо почувствовал стыд от наготы чужого тела! И ему
было вдвойне удивительно, что ему было стыдно от этого за себя. Но он не в
силах был что-либо предпринять из-за парализовавшего его вопроса - где,
собственно, его родное тело?
Тем временем бородач и тщедушный сдвинули побелевшие от времени, воды и
солнца два бревна - устроили седала и постелили между брёвнами газеты вроде
скатерти.
- Я их тут сразу встретила на летнем ресторане у вокзала, - заговорила
Лимпопо, - и повела тебя лечить. Они уже, как видишь, замахнули. Хорузя
продал свою дачу. Теперь он, ты знаешь, богатый.
Она поелозила мокрой одеждой в золе старого костровища и стала тереть
её песком.
Потом полоскала.
Те двое хлопотали над "столом" в тени обширного куста.
Бородатый был широк и крепок. В чёрной гриве у него виднелась седина,
лоб, глаза, немного щёк и нос. Лицо было красное, брови густые, нос сизо
лиловый, губы плотные в усах, глаза большие, чёрные, спокойные и умные. На
теле серая короткорукавая рубашка навыпуск и серые более тёмные брюки.
Коричневые туфли.
А мелконький был в белых шортах и фуфаечке, но всё на нём висело,
словно балахон. И сам он был белёсенький, под тоненькой панамочкой, в таких
увесистых очках, что было странно, как они его не уронили до сих пор.
Костлявенький и остроносенький и глазки в лупах мутные, как пуговки кальсон.
Сандальки на тоненьких косточках.
- Я этого костлявого совсем не знаю, - сказала Гумпо Лимпопо, - Вот на.
Надень. Ты в этих полосатых трусиках, как ценник!
- Как кто?
- Тьфу, на тебя!
- Ну, что? Давайте будем поправляться? - законтробасил бородатый,
протягивая Гумпо полстакана, - Конечно, мы с Елесиком с утра уже по
маленькой вдохнули, но выпить мы всегда не дураки! И наши нервы для сего
деяния всегда напряжены - ты только свистни - мы уже косые!
- У меня есть знакомый, - заметил уже деликатно-поддатый Елесик, - так
он так проспиртован, что резко и громко скажи ему "Водка!" - он сразу
закачается и упадёт, как невменяемый и, потеряв сознание, уснёт!
- Ну, этому надо настырно и долго учиться. А пока, для того, чтоб
вернуть тебя, Ваня, обратно в сознание, попробуй "Напиток обратного
времени". Я пробовал. Он освежает. Гортань вибрирует, как новая рессора!
- А я то ваще не пью, а то пью - ваще! - сказала Шаша, отстранив себя
от стирки.
- Как ты напиток назовёшь, так он и вылечит тебя! - сказал Елесик,
поправив толстые очки стаканом.
- Вы врёте - это водка! - воскликнула, вдруг, Лимпопо.
- А что такое "водка"? - спросил у них Гумпо.
И все опять переглянулись.
- Клава, я балдею! - нервно воскликнула Шаша и, наскоро прикрыв ладонью
рот, уставилась, как дура на Ивана.
- Водка - это страшный яд и беспощадная погибель организма! Конечно,
если ей неправильно лечиться, - как нивчём ни бывало, ответил Хорузя и сунул
стакан в руку Гумпо.
- А? - робко пикнул Елесик, туманя глаза свои лупами.
- Что же ты, Ваня? - воскликнула горестно Шаша и сдвинула брови
шалашиком. Причёска её, безразличная к окружающим, вся, как будь-то, застыла
во взрыве, который только начал разлетаться.
- А это что? - спросил Иван и указал рукой в газеты.
- Вот эти жёлтые рогалики - бананы, - как доктор, стал спокойно
объяснять Хорузя, - То - пузырьковая вода, а сё - огуречные палочки. Ты,
ведь, сам так назвал эти глупые длинные овощи? Анананы или бананасы мы
сегодня не едим, ибо скорая помощь не терпит напрасных излишеств! Ну,
давайте же, братцы, отравимся - примем дружно по рюмочке яда, и будем робко
ожидать кончину мира, пока петух не свистнет на горе! Пусть иногда нам будет
плохо, но только лишь с похмелья! Давайте будем погружаться, пока нам
радостно чувыркают древесные птенцы и солнце голову ещё не проломило, и не
пришёл к нам преждевременный кирдык! - и с этими словами он опрокинул свой
немаленький стаканчик в свой разомкнувшийся огромный рот и громко крякнул в
бороду и обагрился дополнительным румянцем.
Елесик, зажмурив опухшие стёкла, старательно влил в себя едкую
жидкость, печально и тоненько хрюкнул и просипел через силу сквозь узкую
ротовую щель:
- Ежедневное питьё сокращает бытиё! - и заткнул себе нос огурцом.
- До весёленьких огоньков! - прохихикала Лимпопо. По серьёзному выпила
и зашипела "какаколой".
Гумпо решительно сомневался в стерильности и совместимости снеди со
своим организмом, но Ваня Бабиков так быстро и с такою жадностью закинул
весь стакан в себя, что Гумпо даже не успел заметить, как проходил процесс
борьбы. К тому же, оба очень скоро забалдели и Гумпо перестал
сопротивляться. А Ваня Бабиков хватал рогалики, не думая, сдирал с них ловко
кожуру и был уже вполсытабрюха пьян. Он это делал с толком знающего
человека, но прекратил глотать от некой, вдруг, возникшей тишины.
Компания смотрела на него и молча одобряла - Лимпопо снисходительно
улыбалась, как удовлетворённый своею миссией миротворец, Хорузя внутри
бороды что-то плавно жевал, и даже по бледным щекам худосочного Лесика
торжественно пошли довольные красные пятна радости.
- А чё ждать-то? - сказал, вдруг, Елесик, - Давайте ещё поскорей
понужнём по одной, пока не начало тошнить?
- Ты что, действительно такой герой, как выглядишь? - удивился Хорузя.
- Потом поговорим! - прервал его Елесик и ухватил "бразды" за горлышко.
- Тогда, как говорил великий Юлий Цезарь, наливай и властвуй! - изрёк
удивлённо Хорузя и обратился к молодым, - А вы когда поженитесь?
Тут Шаша вся воспламенилась, смущённо захихикала и отвернулась.
А Гумпо спросил:
- Это что?
- И действительно! - согласился Хорузя, - Мне тёща язва цветы подарила.
Что теперь делать? Не знаю.
- Жениться, - заметил Елесик, - это значит созидать очаг стабильного
питания, потому что "жениться" от слова "жена", что по-современному звучит,
как "женщина". Это слово можно разложить по-чеховски на составляющие части:
- "жен" - это корень "женщины",
"щи" - еда (или пища),
"на" - это "всегда - пожалуйста!"
- Удивительно! А я, вот, как-то, стоял на остановке, стоял, и вдруг -
хрясь! - и влюбился! И сразу же - хрясь! - и прошло! - подпевал, бубнил
Хорузя, - Потому что настоящая женщина - это неожиданная женщина, к которой
не можешь привыкнуть. Но есть один коварный парадокс - женщине надо быть за
мужчиной, а мужчине надо быть свободным!
- Если женщина очень красивая, то всю жизнь только ей и придётся
служить! - заключил, вращая лупами Елесик, - А самый первый каприз женщина
устраивает мужчине ещё до знакомства - когда заставляет его обратить на себя
внимание.
- Красота - это то, что постичь невозможно, - согласился Хорузя, -
притяжение, жизнь и любовь никогда не понять.
- Красота - это услада. Удовольствие - более низкое чувство, - заключил
Елесик.
- Что не безобразно, то и надо считать естественным, - ответил так же
по-учёному Хорузя.
Гумпо и Шаша, следя за беседой, синхронно вращали лохматыми головами.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг