глазами -- профессор напоминал временного обитателя морга своими сухими
узловатыми конечностями и частоколом рёбер над впавшей чахоточной грудью...
Бедные жители XX века!
Наш новый хозяин-старик и его помощник, которого я принял за доктора,
приступили к сложным манипуляциям над телом моего спутника. На ложе,
состоявшем, как я разглядел, из какой-то надутой материи, они надвинули
лёгкий футляр из прозрачной стеклообразной массы. Голову они закрыли тяжёлой
металлической маской с подобием респиратора, употреблявшегося в моё время на
горно-спасательных работах... Прозрачный футляр наполнился через минуту
светящимся голубоватым туманом, в котором стали тонуть очертания тела
профессора. При этом послышалось лёгкое жужжание, и в аппарате замелькал
дождь электрических искр. Через четверть часа операция кончилась. Футляр был
ещё не отодвинут от ложа, как профессор Фарбенмейстер взвился с него, точно
подкинутый силой пружины. Я не верил своим глазам... Неужели это та самая
ссохшаяся, подагрическая мумия, которая только что лежала, беспомощно
вытянув свои костлявые ноги? Я видел перед собою совершенно другого
человека -- это был профессор Фарбенмейстер, но лет на тридцать моложе. Он
был, конечно, так же худ, как и раньше -- но кожа больше не висела на нём
дряблыми складками, морщины на лице почти разгладились, всё тело, как и у
меня покрылось ровным лёгким загаром, руки перестали дрожать и все движения
сделались чёткими и энергичными...
-- Donnerwetter, noch einmal! [Чёрт возьми! А ну, ещё разок!] -- Бодро
рявкнул профессор, с этими словами вскочил и начал выделывать давно забытые
им гимнастические приемы. -- Осоргин! Глядите! Ведь мы, действительно,
попали в страну чудес -- я помолодел ровно наполовину! Вот это называется
омоложением! -- Что вы сделали со мной, дорогой коллега, -- объясните! --
обратился он к старику, стоявшему у изголовья и с улыбкой наблюдавшего наше
преображение...
Тот молча указал нам на приготовленные кем-то одежды, как бы приглашая
нас раньше одеться, а потом уже пускаться в дискуссии. Одежда состояла из
тёмно-синей кирассы, сандалий, плаща и лёгкого шлема, пришедшихся мне точно
по мерке. Я попробовал материал, из которого состояла наша одежда, и не мог
разобрать, что это такое. На ощупь она была похожа на металлическую ткань,
но в то же время была тепла и эластична. Такими же были сандалии и шлем,
соединявшиеся несколькими металлическими цепочками с материей кирассы. Плащ
был почти неощутим, но в то же время чувствовалось, что он может защищать и
от жара, и от холода. С одеянием профессора дело обстояло значительно хуже:
на его несуразную худую длинную фигуру не нашлось, повидимому, готовой
кирассы, и он был вынужден ограничиться двумя мягкими светлыми тогами, из
которых выглядывала его птицеподобная остроносая голова. В целом, достойный
учёный живо напомнил мне "козу", виденную мною в детстве на масленичных
балаганах...
Новая одежда ничуть не уменьшила настойчивости профессора, и наш хозяин
должен был уступить ему, объяснив действие "ванны молодости".
-- Ещё вашим учёным было известно, -- начал он, -- что старческое
одряхление наступает, главным образом, из-за того, что клетки организма
перерождаются, делаются менее жизнеспособными, переполняются вредным и
ненужным для них материалом. Один великий учёный, живший в вашу эпоху,
правильно подметил это явление, указав на пути борьбы с надвигающейся
старостью. Мечников, -- таково было его имя, -- открыл также вредоносную
роль некоторых бактерий в пищеварительных органах человека, и даже предлагал
создавать для борьбы с ними другие, дружественные человеческому организму,
бактериальные армии... Наука последующих десятилетий, особенно в вашем XX
веке, пошла ещё дальше. Усталость организма и вызываемая ею сонливость так
же были объяснены отравляющей деятельностью особых бактерий, долгое время не
поддававшихся, наряду с некоторыми болезнетворными организмами, выделению и
изучению. Против одних бактерий культивировались другие, для борьбы с одним
врагом создавались новые, дружественные колонии микроорганизмов, и к концу
XX века человечество могло себя поздравить с победой над всеми почти
известными в то время болезнями. Средний срок человеческой жизни, благодаря
ряду нрофилактических и гигиенических мер, проведённых в международном
масштабе, повысился почти на 50 лет. Сейчас нам, конечно, эти успехи кажутся
лепетом ребёнка. Но, увы, уже в XXI столетии появились тревожные симптомы
новой опасности едва не стёршей человечество с поверхности нашей прекрасной
планеты. История древних веков, к которым мы относим период до вашего XIX
века, рассказывает нам о случаях, когда в бесчисленных войнах той эпохи,
призванные на помощь союзники требовали иногда чересчур большой оплаты и
после отказа вступали в борьбу, уничтожая своих недавних хозяев... Так вышло
и с дружественными колониями микробов, которые помогли человечеству одолеть
своих прежних невидимых исконных врагов... Благодаря различным причинам, о
которых говорить здесь не место, -- недавние друзья осмелели и из союзников
решили стать господами. Появились новые болезни, принявшие мало-помалу вид
эпидемий, перед которыми стушевались старинные "бичи божий", вроде чумы XXIV
столетия, обезлюдившей половину Европы. Войны, -- даже бывшая перед этим
последняя мировая война конца XX века, не могли сравниться с ужасами
вымирания человечества. Страшнее всего было то, что от новой болезни нельзя
было укрыться, так как невидимый источник заразы гнездился в каждом
человеке, передаваясь от поколения к поколению. Но огню человеческого рода
не суждено было так скоро потухнуть... Биофизиологические лаборатории всего
мира лихорадочно работали над поисками противоядия. И спасение не заставило
себя ждать. Молодому самоанскому учёному Рунги Меа удалось установить, что
под действием открытых им особых электрических излучений огромной частоты и
проницаемости, в несколько раз сильнейших, чем те лучи, которые вы называли
космическими, -- эти новые смертельные микробы уничтожаются, и весь организм
человека как бы обновляется и очищается... Весь мир покрылся целебными
станциями, не устававшими вмещать в себя жаждущих спасения от "белой
смерти" -- так называлась неведомая болезнь. Старинные хроники и дошедшие до
нас стереофильмы рассказывают нам об ужасных сценах отчаяния и коллективном
помешательстве многих тысяч людей, умиравших на пороге, за которым их ждало
спасение... Вы сами увидите эти страшные сцены... Имя Рунги Меа, спасителя
человечества, отныне стало священным для сотен миллионов возвращённых им к
жизни. Его изображение вы увидите на Дороге Гигантов... В старинных ученых
трудах я читал, что даже вам было известно целебное действие
ультрафиолетовых лучей, а также радиевых и некоторых электромагнитных
излучений. -- Вы умели залечивать язвы и даже воздействовать на внутренние
органы тела. С тех пор, особенно после открытия Рунги Меа, наука ушла далеко
вперёд. Мы знаем способы останавливать процессы одряхления клеток живого
организма, мы умеем уничтожать в нём всякое болезнетворное начало, мы можем
восстанавливать омертвевшие ткани, заменяя их новыми, подобно тому, как
механик заменяет испортившуюся часть машины новою, запасною частью... Эти
способы многообразны и очень сложны. Одному из этих приёмов мы подвергли
тебя и твоего молодого друга. Мы не можем вернуть тебе юности, но мы можем
сделать тебя таким же бодрым и сильным, как я, например... А ведь мне уже
тридцать декад с половиной...
-- Триста пятьдесят лет! Невозможно! -- воскликнул профессор.
-- Да, и я ещё далеко не считаю себя дряхлым стариком, -- с улыбкой
ответил хозяин. -- Мой отец ушёл из жизни (я заметил, что слово умер здесь
никогда не произносится) пятидесяти пяти декад от роду, утомлённый и
удовлетворённый работой, которую он продолжал после гибели своего учителя,
великого Токизавы.
-- Надеюсь, вы не сразу покинете нас? Если нет, то в наших лабораториях
и "фабриках здоровья" вы познакомитесь с теми замечательными завоеваниями,
которые наука о жизни сделала за последние столетия. Кое-какие проблески в
понимании сущности жизненных процессов не чужды были даже вашей науке XX
века. Учение о витаминах и гормонах -- так назывались некоторые отделы
биологии вашего времени. Теперь мы проникли в тайну жизни и умеем по своей
воле регулировать, замедлять и ускорять, останавливать и вновь возобновлять
почти все биологические процессы. Один из таких способов вы только что
испытали. Клеточки вашего организма получили могучий толчок к новой
деятельности, а большая часть отравлявших их веществ, вызывающих утомление,
сонливость и одряхление -- теперь уничтожена.
-- Ты, мой учёный собрат, и ты, мой молодой друг, теперь похожи на
машины, которые хорошо смазали и вытерли от скопившейся в них грязи и
пыли...
Профессор в раздумьи смотрел на блестящие кнопки и рукоятки стенных
аппаратов, а я, признаться, мысленно доканчивал аналогию нашего хозяина,
вспомнив, что некоторые машины для своего действия нуждаются также в
кое-каком топливе...
Старик точно прочёл мои мысли и, с улыбкой посмотрев на меня, сказал
несколько слов своим спутникам.
-- Обо всём этом мы ещё поговорим в своё время. Я не могу отягощать ваш
мозг всей массой познаний, приобретённых человечеством за это тысячелетие.
Вы оба, а вы, мой юный друг в особенности, наверное, теперь голодны.
Позвольте же мне, на правах хозяина, которому выпала на долю радость первого
знакомства с живыми представителями XX века, предложить вам наше скромное
угощение...
С этими словами он раздвинул серебристо-серую занавеску в конце комнаты,
пригласив нас широким жестом войти в соседнее помещение, игравшее, как мне
показалось, роль столовой. В действительности она очень мало напоминала наши
столовые с их традиционными буфетом и обеденным столом, заставленным
различными яствами. Комната, куда мы вошли, имела шесть симметрично
расположенных стен из полупрозрачного, холодного (я провёл рукой по его
гладкой поверхности) камня, вдоль которых были расставлены в кажущемся
беспорядке пять-шесть мягких кресел. В углах комнаты, прямо из-под пола, то
же сделанного из какого-то незнакомого мне материала, подымались стройные
стволы пальм, сплетавшихся над нашими головами в роскошный купол из листьев.
Сквозь ветви блистала небесная полуденная синева, и я готов был бы
поклясться, что это -- самое настоящее небо, если бы сам не видел полчаса
тому назад заходящее солнце.
Следуя приглашению старика, мы уселись в гостеприимные мягкие кресла и
ждали с нетерпением, что будет дальше. В глубине души я не слишком доверял
гастрономии XXX века и полагал, как это предсказывалось в многочисленных
романах-утопиях, что дело ограничится какими- нибудь питательными
таблетками" или чем-нибудь в этом роде.
Тем временем откуда-то с потолка, через причудливый пальмовый переплёт,
полились мягкие волны звуков. Они ширились, росли, пели что-то давно
позабытое и замирали, точно уходя от нас вглубь сияющего над нами синего
купола. Перед каждым креслом медленно раздвинулись плитки пола, и оттуда
поднялись небольшие круглые колонки-столики из того же полупрозрачного
вещества, что и окружающие нас стены. На столиках стояло несколько закрытых
блюд и сосудов из серебристого металла, красиво перевитых между собою
гибкими, шелковистыми прядями неизвестного мне растения. Тонкий, неуловимый
запах, похожий на аромат жасминов, наполнил всю комнату.
Я чувствовал себя точно дикарь, впервые попавший в общество
цивилизованных людей, и страшно боялся сделать какую-нибудь неловкость.
Поэтому я счёл за благо следовать примеру нашего хозяина и его спутников,
занявших два кресла по соседству с нами. Что касается профессора
Фарбенмейстера, то он, по-видимому, вполне освоился с окружавшей нас
обстановкой: его мало занимали звуки и ароматические эффекты, но зато он с
огромным интересом изучал механизм наших кресел, на ручках которых я только
сейчас заметил ряд кнопок и небольших рычажков.
-- Прошу вас, дорогие гости, -- произнёс тем временем старик, и подал
нам пример, приоткрыв один из стоявших перед ним серебряных блюд.
Я не стал себя упрашивать и последовал его примеру. Я увидел на блюде
желтоватый студень с круглыми кусками каких-то овощей или фруктов. Небольшой
костяной ложкой, дополнявшей сервировку стола, я попробовал содержимое одной
из чашек. Тёплая, слегка солоноватая и в то же время приятная, ароматная
масса была не похожа ни на одно из известных мне кушаний. Мяса не было, но
мясной вкус чувствовался в одном желе, которое наш хозяин, а за ним и я с
моим спутником, запили какой-то тёмно-рубиновой жидкостью, напоминавшей по
вкусу мускатное вино. Особенно хороши были фрукты. По внешнему виду
некоторые плоды напоминали яблоки и сливы, но вкус, аромат и сладость были
ни с чем несравнимы. Косточек внутри их не чувствовалось, а кожура была не
менее вкусна, чем их внутренность.
Во всё время обеда мы слышали заглушённые звуки музыки, не мешавшие нам
разговаривать и менявшие свой характер, в зависимости от того или иного
блюда... Нежное дуновение, напоённое ароматом неведомых мне цветов, шевелило
наши волосы, и мягкие переливы света, лившиеся точно из-под свода
перевившихся над нами пальмовых листьев, дополняли общую картину нашего
пиршества, создавая в целом изумительно гармоничное сочетание света, звуков,
вкусов и запахов...
Когда обед был окончен, наш хозяин снова тронул какой-то рычаг, и
столики вместе с посудой опустились куда-то под пол. Мне не хотелось
разговаривать, я слушал странную музыкальную мелодию, и перед моими глазами
проплывал образ Реи на тёмном фоне овала открытых дверей. Зато профессор
Фарбенмейстер не хотел терять времени и вступил в оживлённую беседу с нашим
хозяином, задавая ему вопрос за вопросом. Разговор шёл, конечно, о только
что прошедшем обеде.
-- То, что вы только что съели, -- начал старик свои объяснения, -- не
всегда является пищей нашего времени. Обычно мы питаемся гораздо более
лёгкими веществами (вот они -- таблетки! -- подумал я). Ещё вам было
известно, что для правильного функционирования нашего организма необходима
пища, состоящая из белков, жиров и углеводов в известной пропорции между
собою. Но было и ещё что-то необходимое для усвоения этой пищи. Это _что-то_
вы называли витаминами. Последние, в ничтожных подчас примесях, были найдены
в сырых продуктах -- в жире, овощах, мясе и фруктах. Без них никакая пища не
шла впрок организму. Я читал в одной старинной хронике о замечательном
случае, когда где-то на Востоке, в бывшем Китае, на рынок поступил рис,
очищенный от своих верхних витаминозных оболочек. Результаты были печальны:
несмотря на свои блестящие внешние качества, употребление такого риса
вызвало целую эпидемию, исчезнувшую с появлением прежних, необработанных
сортов риса. Было также замечено, что ультрафиолетовые лучи, лечебные
свойства которых также были известны древним народам Европы, способствовали
увеличению витаминозности целого ряда продуктов. Так, например,
питательность молока и овощей от этого сильно возрастала. Затем начались
попытки выделить в чистом виде эти таинственные благодетельные химические
соединения. К средине XX века это почти удалось, и, вместе с открытым к тому
времени способом получения искусственного белка, наука о питании получила
мощный толчок вперёд. Ещё через несколько десятилетий успехи синтетической
химии позволили говорить о полной возможности искусственных питательных
продуктов. Мечта многих поколений учёных и социологов была наконец
разрешена... Человечество было избавлено от капризов природы и случайностей
неурожаев...
Именно это открытие, которое хотел монополизировать возникший тогда
мировой концерн питания, послужило последней каплей, нарушившей равновесие
между Союзом Европейских Социалистических Штатов и Пан-Американской
Империей... Ужас этой последней мировой войны, длившейся восемь лет и
закончившейся победой Европы, ещё и в наше время вдохновляет писателей и
художников... Об этом вы узнаете после, когда станете знакомиться с историей
новых веков. Скажу лишь одно, что не будь открыт способ приготовления
искусственной пищи, большая часть человечества того времени была бы обречена
на голодную смерть. В эти ужасные войны не было нейтральных народов, -- все
были вовлечены в огненный вихрь взаимоистребления. Тыла и мирного населения
не существовало, -- все, даже женщины и дети стали солдатами и если бы не
подземные фабрики питательных веществ, требовавшие небольшого количества
рабочих, -- воюющим армиям, т.е. трём четвертям населения земного шара,
пришлось бы погибнуть от голода...
Вот почему не удивляйтесь, если, пролетая над равнинами востока, вы не
увидите знакомых вам сельских пейзажей. Колосящиеся нивы и зеленеющие луга
оставлены лишь, как украшения среди населенных пунктов, а таковыми, в
сущности, сделалась большая часть суши и даже часть моря... Если бы вся суша
была покрыта полями и огородами, то самых высоких урожаев не хватило бы,
чтобы накормить современное население земного шара, давно уже перешагнувшее
численность 180 миллиардов...
Теперешнее питание во многом разнится от вашего. Прежде всего, мы не
обременяем желудка ненужными ему веществами, которые он должен с трудом
отделять, извлекая из них лишь часть полезного материала. Наука последних
веков произвела революцию в деле питания, но наш организм ещё не мог заметно
изменить свои главнейшие функции. Весьма вероятно, что когда-нибудь, через
много десятков тысячелетий, вообще исчезнет потребность и в нынешней форме
питания, и тогда постепенно начнут атрофироваться многие органы: сперва
пропадут зубы, которые сделаются бесполезными для пережевывания, сократится
желудок, исчезнет часть ненужных кишек, подобно тому, как уже сейчас нам не
нужен червообразный отросток, служащий лишь угрозой здоровью.
Мы уже и сейчас могли бы обходиться при помощи экстрактов и ферментов,
куда входят все необходимые питательные вещества и витамины. Мы называем их
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг