маленький, в тюбетеечке, другой - вроде борца, и еще "этот". Интересно
поглядеть на изобретателей, которые теряют аппараты. Зрелище поучительное.
Если бы не Надин друг, Вадим посочувствовал бы ребятам: "Ну, потеряли,
прошляпили. Совестно, конечно. Но что поделаешь, с кем беды не бывает?"
Теперь, глядя на шагающего малого с рассеянными, подслеповатыми глазами (и
чего в нем Надя нашла?), Багрецов испытывал жгучее мстительное чувство,
стыдное и неприятное. Он был уверен, что именно этот кавалер, помня только
об очередном свидании с Надей (или с другой девицей, неважно), замечтался,
рассиропился, а потому все перепутал и упустил ценный аппарат. "За такие
штучки из комсомола надо исключать, - злорадно подумал Багрецов. - Жаль, что
не работаешь в нашем институте, золотко, я бы сказал тебе пару теплых слов
на бюро". Мысль эта отрезвила его мгновенно, от злости не осталось и следа,
овладевала холодная ненависть к самому себе. "Докатился! На бюро - и личные
счеты... Свинья ты после этого!"
Трудно было успокоиться. Он крепко сжимал руки за спиной. Как-никак, а
сердце, по выражению Маяковского, не "холодная железка", Вадим это знал не
хуже многих.
Вот идет человек. Из-за него ты потерял самое дорогое. Из-за него ты
мучаешься, места себе не находишь, он во всем виноват. Но ты должен
протягивать ему руку, вежливо улыбаться, будто ничего не случилось.
Выдержка, Вадим, выдержка!
Он подозвал к окну Зину:
- Это они?
Зина всплеснула руками и выбежала на улицу.
...Встреча, которая так взволновала Вадима, произошла не случайно. Она
была предопределена течением событий. По существу, ни Вадим и трое студентов
занимались одним и тем же делом - поисками. Разница была лишь в одном:
изобретателю "керосинок" требовалось найти экспедицию, а с нею и
Набатникова, студенты же гонялись за "Альтаиром" и Медоваровым, так как без
него никто не мог распоряжаться имуществом экспедиции: попробуй взять ящик,
не получив согласия Толь Толича!
Из всего этого следовало бы предположить, что встреча Багрецова со
студентами должна быть радостной (еще бы - союзники!), но по причинам, уже
известным читателю, радость Вадима была весьма относительной. Проснулась
затаенная боль и, если хотите, оскорбленное мужское самолюбие. В иные годы
оно выглядит наивным, а подчас и смешным, но с ним тоже приходится
считаться, особенно в тех случаях, когда требуется объяснить поведение
такого не очень уравновешенного героя, как Багрецов.
Встреча с Зиной искренне обрадовала ребят. Правда, Женя мягко пожурил
ее за то, что она приземлилась в Новокаменске: зачем жертвовать своим
временем из-за пустяков! Нет, конечно, "Альтаир" не пустяки, но это для
членов СНОРИТа, а у Зины есть свои дела, причем не менее важные, чем поиски
их аппарата. Зина отмахивалась от благодарностей, и Лева даже растрогался:
- Спасибо, Зин-Зин. Мы вам... это самое... припомним.
- Сморозил, Тушканчик! - рассердился Митяй. - "Припомним"! Кто же так
благодарит? Эх ты, голова - два уха!
Женя поспешил исправить неловкость и рассказал, почему они очутились в
Новокаменске. Дело обстояло довольно просто. После того как Митяй узнал, что
груз экспедиции, отправлен до станции Новокаменск, а также выяснил
любопытные, но не очень приятные ему подробности насчет активности
радиолюбителей, готовых заняться поисками аппарата, Женя обратился в местный
радиоклуб, где получил дополнительные сведения, которые помогли студентам
определить путь "Альтаира". Разговор с Москвой также подтвердил это
направление.
Зина порывалась сказать ребятам о Багрецове, но не успела. К подъезду
лихо подкатил грузовичок. Из кабины выскочил начальник Новокаменского
радиоклуба и закричал, что ехать надо немедленно - машину дали всего лишь на
два часа.
Из беглого рассказа Зины студенты уже знали, где искать "Альтаир",
поэтому не заставили себя долго упрашивать - и сразу же решили ехать. Лева
на всякий случай вынул из чехла трубки складной антенны - времени до
ближайшей пятиминутки оставалось в обрез, придется включить телевизор в
пути.
- Как вы думаете, кого я встретила? - весело спросила Зина, оглядывая
ребят. - Ни за что не угадаете.
Не дожидаясь ответа, она взбежала по ступенькам радиоклуба и скрылась
за дверью.
Путешественники переглянулись, но в ту же минуту лица их вытянулись от
удивления. По ступенькам спускался тот самый упрямый парень, которого они не
один раз видели в телевизоре. Собственно говоря, тут не было ничего
удивительного - ребята знали о цели его путешествия. Но то, что он попал в
Новокаменск и познакомился с Зиной, им показалось довольно странным.
Встречу с Багрецовым каждый из студентов воспринял по-своему.
Журавлихин - с некоторой неловкостью. Ему было неприятно и больно смотреть
на друга Нади: сейчас он вызывал жалость, как аист с подбитым крылом. Нет,
не потому, что внешность его была далеко не блестяща - в дороге всякое может
случиться, - весь облик его, неуверенная, прихрамывающая походка,
растерянность и скорбный взгляд говорили о немой покорности судьбе и даже
обреченности. Не таким Жене казался Багрецов на экране телевизора. Несколько
неудач - и парень окончательно раскис. Неужели это жалкое существо нравилось
Наде?
Поведение Вадима объяснялось другими, более глубокими причинами, чего,
при всей своей чуткости и деликатности, Женя пока еще не понимал. Конечно
неудачные поиски экспедиции огорчали изобретателя, кто же с этим не
согласится! Но в данном случае как будто бы весьма полезная встреча с
Журавлихиным (а с нею и надежда на успех) совсем выбила Димку из колеи. И
вот почему: он не хотел быть обязанным Журавлихину, вполне отдавая себе
отчет, что это неизбежно, если, конечно, он не откажется от поисков
экспедиции Набатникова.
Спускаясь по ступенькам, Вадим смотрел только под ноги. Чемодан казался
тяжелым, дорога до машины невыносимо длинной. Сердце замирало. Мучительно
хотелось юркнуть в первый попавшийся переулок, бежать куда глаза глядят,
чтобы никогда не встречаться с человеком, который сейчас протягивает тебе
руку. Протягивает неизвестно зачем - то ли он просто знакомится, то ли для
помощи: полезай, друг, в кузов...
Выхода нет. Вадим заставил себя улыбнуться, сунул холодные пальцы
Журавлихину и тяжело, как мешок с солью, перевалился через борт грузовика.
Митяй воспринял новое знакомство по-своему. Чувства неловкости он не
испытывал, как Женя, и отнесся к Багрецову равнодушно: у самих забот полон
рот. Хочешь с нами ехать - езжай, возиться с тобой некогда. Однако после
того, как узнал от Зины, что именно Багрецов принял передачу из совхоза,
Митяй помрачнел. "Еще один Ваня Капелькин, - подумал он. - И, главное, -
теперь от него никуда не денешься. Парню всякие тонкости известны, даже
фамилия Толь Толича. Найдет он без нас ящик. Это уж как пить дать. А мы
будем при сем присутствовать".
И только Лева Усиков с радостью встретил Багрецова. Никакие личные
обстоятельства его не волновали. Надя ему вовсе не нравилась. Зин-Зин куда
лучше. Дружбы с таким настойчивым парнем, как Багрецов, истинным борцом за
торжество справедливости, - вот чего он хотел бы добиться. Вполне понятно:
ведь Митяй дразнил его "инспектором" этой самой справедливости. Вопреки
мнению своего друга, Лева не опасался конкуренции со стороны радиотехника
Багрецова. Его ждут дела посерьезнее. К тому же малый он, наверное,
честный - не будет вперед товарищей забегать, рассудит по справедливости,
как полагается.
Так думал Лева, сидя в машине рядом с угрюмым Багрецовым. Он всеми
силами пытался завоевать его дружеское расположение, но это оказалось делом
нелегким.
Выехали за город. Дорога вела к Любимовскому совхозу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 1
О ВКУСАХ СПОРЯТ
Мучения Багрецова еще только начинались. Конечно, с точки зрения Митяя,
все эти глубокие переживания, охи и вздохи из-за того, что в поисках
экспедиции парень вдруг встретил своего соперника, не стоят и выеденного
яйца. Наплевать на них, забыть. Нечего людям голову морочить.
Митяй о многом догадывался, наблюдая за Багрецовым и Женей, но не мог
постигнуть всей тонкости и сложности их взаимоотношений.
Да и кто поймет этих ребят! Характеры у них сложные, им чужда
примитивная прямолинейность, с которой разрешаются подобные вопросы многими
их сверстниками. Казалось бы, чего проще - примириться на время с
создавшимся положением, совершенно позабыть о существовании Нади
Колокольчиковой и рука об руку продолжать заниматься общественнополезным
делом, то есть искать следы экспедиции Набатникова. Так бы поступил каждый
уважающий себя мужчина. Но когда тебе еле-еле перевалило за двадцать, ты не
всегда следуешь примеру благоразумия. Дело, конечно, делом, а вот совсем
позабыть о существовании Нади или другой, не менее прекрасной девушки, ни
при каких обстоятельствах невозможно, особенно если тебе ежеминутно
напоминает о ней присутствие человека, к которому ты относишься не очень
доброжелательно.
"Глаза бы мои на вас не глядели, - злился Митяй, видя, какими
сумрачными ходят "начальник поисковой группы" и Багрецов. Он раздражал его в
гораздо большей степени, чем Женя. - Подумаешь, Лермонтов! Ну, вызови Женьку
на дуэль - и дело с концом. Развели меланхолию, прямо деваться некуда!"
Митяя совершенно не трогала, как он говорил, "женская щепетильность"
Вадима, который был зачислен на "котловое довольствие" поисковой группы.
Вадим мучился, а Митяй подсмеивался: "И чего это парень себя терзает? В
самом деле, не помирать же ему с голоду! Подумаешь, амбиция! Главное, перед
кем он задается? Перед своими. Вот чудак!"
Как-то в шутку Митяй сказал Вадиму:
- Овцой не прикидывайся волк съест.
Багрецов узнал, что всеми материальными делами группы ведает
Журавлихин. Первое время Вадим тщательно скрывал свои денежные дела не
только от него, но и от других ребят. Однако любопытный Левка вскоре прознал
об этом, доложил по начальству, и деликатный Женечка поручил Леве как-нибудь
подипломатичнее предложить помощь новому товарищу, хотя денег оставалось в
обрез (надо было ехать в третьем классе, но на "Горьковском комсомольце"
такого не оказалось). Женя понимал состояние Вадима и страдал от этого не
меньше, чем тот.
Слишком часто Женя вспоминал о последнем письме, полученном от Нади еще
в Куйбышеве, где, наряду с интересными подробностями приема дальних
телепередач, Надя писала о Багрецове, которого случайно увидела на экране.
"Напишите, Женечка, - ласково обращалась Надя к адресату, - не встретились
ли вы с ним?" Раздумывая над этой фразой, Женя становился в тупик. Что это?
Типичное женское кокетство? Коварство? Просто случайность? И, в конце
концов, приходил к мысли, что это попросту бестактность.
Но разве лишь Надя в этом повинна? Сколько таких случаев на каждом
шагу! К примеру - Леве Усикову тоже не хватает такта. Представьте себе, что
письмо с интимным обращением "Женечка" Лева от полноты чувств, вовсе не
ожидая печальных последствий, показал Вадиму. Если Журавлихина смутил и
больно ранил вопрос Нади о Вадиме, то, в свою очередь, уменьшительное имя
"Женечка" не могло обрадовать и Багрецова. Каждый из них пытался проникнуть
в тайну Наденькиного сердца, причем с неутешительными для себя результатами.
Письмо было адресовано на имя Журавлихина. Но так как оно касалось
поисков "Альтаира" и разъясняло многие непонятные технические проблемы,
связанные с "межпланетными телепередачами", которые больше всего волновали
Леву, то он и решил сделать Надино письмо достоянием всей поисковой группы.
В нее вошел Багрецов - значит, пусть читает и он.
Но, прежде чем привести содержание этого письма, надо рассказать о
поездке студентов в Любимовский совхоз и дальнейших поисках аппарата.
Действительно, три машины Медоварова задержались примерно на полчаса в
совхозе, где помощник начальника экспедиции закупал мясные продукты. Ребята
его уже не застали, а по документам нельзя было установить, куда он
направляется. Путь не близкий, иначе Толь Толич не стал бы грузить баранов
живьем и брать с собой копченые продукты, категорически отказываясь от
свежих.
Догнать Медоварова было трудно, потому что уехал он уже давно. "Но кто
ему дал машины? Если транспортная контора или учреждение, то нельзя ли
посмотреть копии путевок?" Этот вопрос возник у Журавлихина еще по дороге в
совхоз. Оказывается, начальник радиоклуба все уже выяснил - машины прибыли
из другого города и ожидали Медоварова на станции Новокаменск.
Ничего не оставалось делать, как возвратиться в радиоклуб и связаться с
Москвой. Может быть, получены полезные сведения от радиолюбителей? Но они
молчали. Журавлихин обратился в свой комитет комсомола с просьбой узнать в
институте, где работает Набатников, нет ли дополнительных данных о месте его
встречи с Медоваровым.
Ясно, что это можно было сделать только с помощью Багрецова, которому
известны адрес института и фамилии руководителей экспедиции. Не появись
Вадим в Новокаменске, студенты никогда бы этого не узнали, Медоваров
оставался бы Толь Толичем, а Набатников - просто пассажиром "Горьковского
комсомольца", так как никому из ребят не приходило в голову, что этот
профессор - начальник экспедиции, с которой и уехал их бесценный груз.
Путешественники уже во второй раз попрощались с Зиной, и Лева проводил
ее на аэродром. "Возможно, еще увидимся", - сказала она.
Поздно ночью пришел ответ из комитета комсомола. К сожалению, никаких
новых данных об экспедиции нет. Выбор места для практической проверки так
называемого "метода Набатникова" поручен самому автору, который об этом
должен сообщить в институт, после чего на место испытаний выедет специальная
комиссия. Что же касается населенного пункта, где профессор предполагал
встретиться со своим помощником Медоваровым, то институту об этом сообщено
не было; видимо, между ними существовала личная договоренность. Во всяком
случае, этот пункт должен находиться недалеко от района, где намечаются
испытания, то есть в северных областях Казахской республики.
Лева тут же взглянул на карту - она висела над столом - и, ослепленно
зажмурившись, схватился за сердце. "Казахская республика расположена на
огромной территории - более двух миллионов семисот тысяч квадратных
километров, - совсем недавно читал он в популярной книжке по географии, - и
занимает площадь..." Ничего себе - площадь, в десять, нет, в одиннадцать раз
большую, чем Англия. "Ну хорошо, - рассуждал Лева, изучая карту, - обратимся
к методу исключения. Речь идет только о северных областях. Но ведь их
несколько, и составляют они чуть ли не половину всей территории республики.
Искать потерянный ящик на площади в миллион квадратных километров - дело
абсолютно бесполезное".
Угрюмо посапывая, он беспокойно вертел шеей, наконец, повернулся к
Журавлихину:
- Женечка, а что если нам подождать Афанасия Гавриловича? Поживем в
Новокаменске. Ведь через несколько дней в Москве будет известно... это
самое, где начнутся испытания. Тогда и явимся к Афанасию Гавриловичу, вроде
как вторая "специальная комиссия".
Предложение Левы всем показалось разумным, но оно никак не устраивало
Багрецова. Человек он рабочий, а не только студент, которому государство
предоставило право бездельничать целое лето. Месячный отпуск скоро
кончается, а он еще даже не начинал испытаний "керосинок". Нет, ему
необходимо догнать Медоварова или возвращаться в Москву.
Вадим не мог это высказать вслух. Сидел, разглаживал на коленях шляпу и
думал, что ребята из милости приняли его в свою компанию - как же он станет
им перечить? И главное, разве он вправе не считаться с авторитетом
руководства, то есть Журавлихина, который уже принял решение оставаться в
Новокаменске?
Лева Усиков оказался проницательнее своих друзей. Он догадался, почему
молчит Вадим, и, не желая расставаться с ним, вдруг резко изменил свое
мнение. Он стал убеждать мягкосердечного Женечку ехать вслед за Медоваровым,
а не шлифовать горячие тротуары Новокаменска, где, по выражению Левы, можно
было "окачуриться" от тоски и безделья.
Вряд ли столь проникновенные слова нашли бы отзвук в душе Журавлихина и
тем более Митяя (которому страшно хотелось отоспаться после утомительной
дороги), если бы не радиограмма от Пичуева, принятая в те самые минуты,
когда Лева пытался убедить друзей немедленно распрощаться с Новокаменском.
Начальник радиоклуба подал Журавлихину бланк, отпечатанный на голубой
шершавой бумаге. Написанные шариковой ручкой, четко выделялись фиолетовые
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг