только верхнюю тонкую стружку, а до глубины добраться некогда. Где уж там
думать об отшлифовке! Поверхностный подход. Вместо солидных трудов эти
"новаторы" еле-еле успевают прочесть популярные брошюрки да беглые свои
конспекты. Обман это или нет? Как хотите, друзья мои, но думаю, что
чистейший! Не обижайтесь, я прав. Покопайтесь в своей памяти.
Да, все это было, Набатников не ошибался. Женя не раз выступал и в
комитете и на общих собраниях по поводу неуспеваемости, сурово громил
двоечников, которые покорно ждали своей участи и готовились к взысканиям.
Осуждал штурмовщину. Ведь это вполне понятно, если студент сейчас не умеет
нормально работать, то что с ним будет на производстве? Там постановка
другая: инженеры не рассчитывают на выполнение квартального плана за три
дня. Женя выступал против зубрил и начетчиков, против легкого отношения к
труду, против ложно понятой взаимной выручки, когда староста группы "не
замечает" отсутствующего на лекции приятеля. Разве эти приятельские
отношения не в ущерб делу? Но Женя впервые осознал, что все эти пока еще не
изжитые болезни надо оценивать гораздо суровее, чем он делал. Все-таки прав
Афанасий Гаврилович, есть прямое слово - обман. Пусть мелкий, иной раз
неосознанный. В самом деле, ведь сдал экзамен; мало ли как я готовился,
одному нужно десять раз прочесть, а другой на лету схватывает. И это
неправда. Нет предела человеческому знанию. Никогда не скажешь, что знаешь
все. Ты способен, умен, с тебя и спрашивается больше.
Шаг за шагом Женя припоминал свою работу в комитете комсомола и
чувствовал свою вину. Болтовни было много, а прямоты недоставало.
Журавлихин поднял голову и посмотрел в туманно-сизое окно. "Горьковский
комсомолец" подходил к дебаркадеру, где, освещенная фонарем, виднелась
надпись: "Васильсурск".
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 1
НА АЭРОДРОМ!
Прав был инженер Пичуев, утверждая, что не может быть у нас
изобретателей-одиночек, что любая сложная задача решается творческим
коллективом института или завода, а чаще всего обоими вместе. Так же прав
был Пичуев, говоря, что особо важные проблемы решаются параллельно в
нескольких институтах, конструкторских бюро и заводских лабораториях.
А потому, если бы всего лишь несколько дней назад ему сказали, что
дальность действия телевизионного передатчика можно увеличить в десятки раз,
обратившись к работам молодого конструктора, который даже не видел
телецентра и не умеет читать радиосхем, то Вячеслав Акимович посмотрел бы на
шутника с привычным ему насмешливым скептицизмом.
Ясно, что молодой конструктор, о котором идет речь, не одиночка, за его
спиной - мощный коллектив специального конструкторского бюро, но и в этом
коллективе вряд ли нашелся бы инженер, знающий хотя бы формулу
распространения ультракоротких волн над земной поверхностью. Значит, как это
часто бывает в жизни научных коллективов, решение задачи увеличения
дальности телевидения пошло по новому, не радиотехническому пути. В этом не
было ничего необычайного, если вспомнить десятки и сотни случаев, когда
представитель совсем другой профессии подсказывал радистам или химикам
новое, неожиданное решение.
В Институт электроники и телевидения приехал старый радиоинженер Борис
Захарович Дерябин. После недолгого разговора с директором Бориса Захаровича
провели в лабораторию к Пичуеву.
Это было на другой день после того, как Гораздый и Усиков приходили к
нему за помощью.
Непонятное, двойственное чувство испытывал Пичуев, встречая старого
инженера. Еще студентом слушал его лекции, учился по его учебникам и втайне
завидовал человеку, когда-то работавшему в Нижегородской лаборатории, где
создавались первые в мире мощные радиолампы, где зарождалась советская
радиотехника.
И вот сейчас перед Вячеславом Акимовичем сидит старик с усталыми
глазами, прикрытыми стеклами очков, дрожащей рукой пощипывает редкие седые
усы и тусклым голосом говорит о цели своего посещения.
Ничто его не трогает. Все осталось позади - и слава и смелые дела.
Учебники Дерябина устарели. Написаны новые, возможно, его бывшими учениками.
Некоторые из тех студентов стали видными учеными, докторами и кандидатами
наук, руководителями лабораторий, вроде самого Пичуева. А старый инженер уже
давно бросил кафедру в радиоинституте, где читал телемеханику, удалился на
"покой", в маленькую лабораторию, и сейчас возится потихоньку с радиозондами
и метеоприборами. Скучная судьба!
Вячеслав Акимович относился к старику Дерябину с чувством искреннего
уважения за прежние дела, но в то же время жалел его, как неудачника. Такое
блестящее начало и такая бездарная, серенькая жизнь! Двадцать лет молчит
Дерябин: ни одной напечатанной работы в журнале, ни книги - ничего. Иногда в
юбилейные даты в какой-нибудь статье вспомнят старика как сподвижника
знаменитых русских радиоинженеров, причем многие читатели так и не знают,
живет ли на белом свете Борис Захарович Дерябин или давно уже нет его.
- Извините, я вас перебью, - мягко проговорил Пичуев, когда
представитель института метеорологии стал подробно излагать пункты
технических условий. - На каких волнах должна работать установка?
Дерябин снял очки и удивленно взглянул на молодого инженера: шуточки
изволите шутить!
- По-моему, я выразился достаточно определенно. Никто не разрешит нам
занять широкую полосу на коротких волнах.
- Согласен. Значит, речь идет об ультракоротковолновом диапазоне?
- Да, в первом варианте. Затем подумаем о дециметровых волнах.
- Но вы подумали о дальности?
Борис Захарович смерил недовольным взглядом дерзкого юнца. Не успел в
инженеры вылупиться, а уже старшим указывает, подсмеивается... Да если бы
он, Дерябин, не думал о дальности, то разве пришел бы сюда? "Ах, эта
молодежь!" - подумал он, точь-в-точь как тридцатилетний Пичуев, когда
разговаривал со студентами-изобретателями.
- Вы что-нибудь слыхали о конструкции Пояркова? - спросил, в свою
очередь, Дерябин.
- Впервые слышу эту фамилию. Насколько я помню, она не встречалась в
радиолитературе.
- Вот то-то и оно, что в литературе! Кстати, вы у нас в метеоинституте
когда-нибудь бывали?
Пичуев вздохнул. Смешной старик! Сейчас будет рассказывать о
каком-нибудь технике из метеоинститута, который вдруг ни с того, ни с сего
решил проблему дальности телевидения...
- Видите ли, - начал Вячеслав Акимович, приглаживая торчащий вихор на
затылке и думая о том, как бы не обидеть гостя, - мы получаем отчеты из
смежных институтов, близких нам по специальности, но интересоваться, что
делается в области... ну, допустим... предсказывания погоды или...
консервирования продуктов - что тоже дело не маленькое - нам как-то не
приходилось. Вы же понимаете... - подбирал он слова, - не наше дело.
- Наконец-то я вас узнал! - с видимым облегчением проговорил Дерябин,
вновь надевая очки. - Думаю: где же я встречал этого молодого человека? Ума
не приложу. А когда сказали "не наше дело", сразу вспомнил. Признавайтесь:
телемеханику мне сдавали?
- Очень давно.
Пичуеву не хотелось поддерживать этот разговор. Ну, сдавал. Ну, тройку
получил... Неудобно же напоминать взрослому человеку о его студенческих
промахах и ошибках. Мало ли что с каждым бывает!
- Виноват я перед вами, - строго глядя на молодого инженера, говорил
Дерябин. - Каюсь! Не сумел, старый хрыч, требовать. Студент вы были
старательный и способный. Математик. Теорию передающих устройств знали.
Приемники знали. Все основные дисциплины сдавали на пятерку. А как дело
дойдет до прикладной радиотехники или, скажем, механики, технологии, химии,
то, прошу прощения, спустя рукава относились вы к этим предметам. Не родные
они вам были, пасынки.
- Однако я все-таки занимаюсь телевидением, - чуть усмехнувшись,
возразил Пичуев, поднося спичку к трубке. - Прикладная радиотехника! Да еще
какая! Обнимает десятки дисциплин. Правда, метеорология и высотные зонды
меня мало трогают. Что ж теперь делать! Человек я земной, скучный.
- Допустим, - согласился Дерябин и, заметив, что его бывший студент
недовольно передернул плечами, сказал в оправдание: - старики не всегда
гладят по шерстке. Прошу извинения. Вам, наверное, кажется мелким и
неинтересным делом я занимаюсь - погодой.
- Нет, почему же? - равнодушно заметил Вячеслав Акимович. - Как всякий
труд...
- Можете не продолжать! - Старый инженер резко оборвал ненужную фразу,
сказанную Пичуевым из вежливости. - Не о том речь идет. Я бросил лабораторию
в крупнейшем институте страны, расстался с кафедрой и студентами вовсе не
затем, чтобы смирно доживать свои дни в тихой обители, где седобородые
старички колдуют над приборами и предсказывают на завтра дождливое утро или
ясный день.
Пичуев удивленно посмотрел на вдруг помолодевшего старика. Есть,
оказывается, в жизни даже у самого скучного, сухого человека одна большая
любовь, которую он никогда не сможет скрыть от других. Это любовь к своему
делу.
Вячеслав Акимович дождался, когда гость заговорил о конкретном задании,
и спросил:
- Значит, повышение дальности телевидения вы предлагаете решать не
обычным радиотехническим путем, а по-новому? Какая же наука нам поможет?
- Комплексная. - Дерябин, помолчав, пригладил редкие седые волосы над
ушами. - Мы с детства напичканы разными легендами о неожиданных открытиях.
Падающее яблоко Ньютона, ванна Архимеда... Мы знаем, что в старину
изобретатели учились у природы. Она им подсказывала конструкции машин,
самолетов, подводных лодок. Не так уж давно Жуковский изучал полет птиц. Но
сейчас трудно себе представить инженера, который, получив задание
разработать принципиально новый транспортер, вдруг побежит в ближайший сквер
искать сороконожку.
Борис Захарович заметил протестующий жест Пичуева и сказал, что природа
может иногда подсказать - бывают такие случайности, - но смелые изобретения
чаще всего рождаются в результате постоянного общения вдумчивого
исследователя, конструктора с самой разнообразной техникой и благодаря
систематическому знакомству с успехами прежде всего нашей, советской, и
зарубежной науки.
Пичуев, подавив вздох, положил потухшую трубку на пепельницу.
- Выходит, так, - сказал он, - в наше время инженер должен быть
универсалом.
- Избави бог, чудак вы этакий! - Дерябин замахал на него руками. -
Должен быть просто образованным человеком... Как говорится: "Надо знать все
об одном и понемногу обо всем". Слыхали о профессоре Набатникове? Нет? Так и
знал. Раньше занимался космическими лучами. Они помогли ему сделать открытие
совсем в иной области. - Дерябин вытащил из кармана золотые часы. С легким
звоном прыгнула крышка. - Так-так, - покачал он головой, глядя на
циферблат, - долгонько мы обсуждали проблему любопытства!
Итак, если я убедил вас, то, с дозволения начальства, едем!
Пичуев понял, что протестовать не приходится. Вопрос о его поездке в
метеоинститут был уже согласован с директором. Смотреть какую-нибудь,
вероятно, примитивную телевизионную конструкцию некоего Пояркова не очень-то
хотелось Пичуеву. Но убедительные доводы Бориса Захаровича о том, что
неожиданные решения часто приходят со стороны, то есть от людей другой
специальности, заставили Пичуева ехать за город, в метеоинститут.
Перед отъездом он спросил у Нади, нет ли вестей от путешественников,
отправившихся вдогонку за "Альтаиром".
Надя развела руками. Непонятно, почему они молчат.
- Прямо, на аэродром! - приказал шоферу Дерябин.
Пичуев, не скрывая разочарования, посмотрел на старика.
"Старо, Борис Захарович, старо! - с грустной улыбкой думал Пичуев. -
Неужели вы забыли, как чуть ли не на самом первом семестре, после вашей
лекции о распространении ультракоротких волн - тогда вы еще читали этот
курс, - студенты хором предлагали увеличить дальность телевидения самым
простым, "оригинальным" способом - поставить передатчик на самолет?"
Широкая бетонированная дорога, составленная из шестиугольных плит,
тянулась через весь аэродром. Между плитами пробивалась упрямая трава.
Пичуев шагал хмурый, недовольный. Рядом шел Дерябин, постукивая палкой по
звонким плитам. На лице его застыла кроткая улыбка.
Аэродром принадлежал одному из исследовательских институтов, где
разрабатывались образцы новых летательных аппаратов, необходимых для нашего
народного хозяйства. Пичуев заметил незнакомый ему вертолет. В нескольких
метрах от земли он неподвижно висел в воздухе. По веревочной лесенке
карабкался техник, прижимая к груди какой-то хрупкий аппарат. Лесенка
раскачивалась, точно трапеция в цирке.
С левой стороны от бетонной дороги, предназначенной для взлета тяжелых
машин, стояли ровными рядами транспортные самолеты. В одном из них, самом
большом, Вячеслав Акимович насчитал двадцать окон. Рядом примостился фургон
с вращающимся прожектором радиолокатора.
Вытирая лицо подкладкой шлема, пилот в рукавицах, меховых унтах,
похожий на мохноногого петуха, жаловался на жару и торопил радиста. А тот
раздраженно кричал в микрофон: не ладилось что-то, как всегда при первых
испытаниях.
Пичуев мысленно посочувствовал радисту и, обойдя самолет, вдруг
остановился. Словно из-под земли вырос гигантский блестящий гриб. До этого
за самолетами и фургонами Пичуев его не видел.
Непонятное сооружение действительно походило на приземистый гриб. На
толстом цилиндрическом основании покоилось металлическое чечевицеобразное
тело.
Вначале Пичуеву показалось, что перед ним сверхоригинальная конструкция
ангара. Под грибом уместились бы, пожалуй, все транспортные самолеты,
стоявшие рядом. Но инженер сразу же отбросил эту мысль. Форма крыши явно
противоречила прямому назначению ангара. В самом деле, зачем строить ее
такой толстой, если крыша из обыкновенных ребристых листов надежно защищает
самолеты от непогоды и отвечает всем требованиям подобных сооружений?
Присмотревшись, Пичуев заметил, что поверхность гриба тоже ребристая, но
ребра были странными, расположенными концентрически, примерно так же, как на
коробке барометра. Да и вся конструкция чем-то ее напоминала - возможно,
формой, ярким блеском.
Солнечные лучи ударяли по ребрам, чуть выше пересекались, ломались,
дробились, похожие на горящую солому или скорее на полыхание тысяч крохотных
прожекторов.
Пичуев оглянулся. Борис Захарович отстал. Его задержал стриженый
белоголовый паренек, видимо техник метеоинститута. Опустив глаза, он мял в
руках кепку и, как подумал Вячеслав Акимович, вероятно выслушивал очередную
нотацию придирчивого старика.
Блестящий гриб заинтересовал Пичуева. "Даже если это новый ангар, все
равно следовало бы приехать поглядеть. Не каждый день встречаются чудеса. В
общем, не зря потеряно время, - решил инженер, рассматривая незнакомую
конструкцию. - Это тебе не "машина чистоты".
На самом верху, или, если так Можно сказать, на маковке гриба, ребра
были черными. По окружности, ближе к краям, торчали короткие трубки, похожие
на телескопы, еще ниже, по самой кромке диска, на равных расстояниях друг от
друга темнели глубокие отверстия, похожие на рачьи норы в обмелевшей реке.
Под шляпкой гриба Пичуев сразу определил знакомые конструкции из
металлических трубок. Это были антенны. То, что они находились не наверху, а
внизу, под крышей, по мнению Пичуева, свидетельствовало либо о крайней
неграмотности местных радиоспециалистов, либо у них были особые задачи,
недоступные его пониманию.
Многого не понимал Пичуев. Казалось невероятным, что такая огромная
чечевица, пусть даже пустотелая, держится на сравнительно тонком цилиндре.
Подойдя ближе, он разглядел еле заметные металлические подпорки. Даже мало
знакомому с механикой и строительными конструкциями радисту было ясно, что
такие тонкие стойки, пусть из самого наипрочнейшего металла, не могут
поддерживать столь огромную крышу.
И вдруг она начала расти. Именно так определил это явление изумленный
Пичуев. Гигантская чечевица медленно разбухала, будто на кадрах научного
фильма, где методом особой съемки терпеливый оператор запечатлел набухание
зерна.
Но вот появился и корешок. В нижней стенке металлической чечевицы
проклюнулось отверстие. Оттуда спустился толстый кабель и закачался над
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг