цветастой ширмой, единственное значение которой -- прикрывать то страшное и
настоящее, что совершалось в пятом отделении.
20
_4 часа утра. Сна совсем нет. Знобит, сердце работает в замедленном
ритме, но мысль ясна. Завтра можно ожидать наступления потери памяти -- я
видел, как убивает Сонарол._
Я не предполагал, что мои записки займут столько места; мне будет трудно
уложить их в бутылку. Придётся запечатать в контейнер из-под ампул. Он,
конечно, утонет, и его очень долго не вынесет к берегу, по крайней мере, до
мусонных дождей, а они наступают в октябре. Но иного выхода нет, если мне
вообще удастся вынести записки. За мной шпионят: кто-то был у меня, покуда я
работал с пленными.
Я принял это как должное. В той службе, которую мы несём, каждый
выслеживает другого, чтобы всем вместе не предстать перед судом
общественного мнения.
Значит, все мы и каждый -- понимаем, что совершаем преступление?
Ради чего? Вот что меня долго смущало. Сид говорил: "Я закрываю глаза на
многое, потому что верю: Сонарол -- это открытие не века, а тысячелетия". Он
полагал, что люди когда-нибудь простят нам путь, который мы прошли для их же
пользы. Но если Сонарол -- благо для всего человечества, зачем Линдман
продал идею генералам?
Я долго верил, что он сделал так, подгоняемый нуждой. Судьбе или дьяволу
было угодно, чтобы в Форт-Броунсе, куда я ездил на заводы компании
"Хоук-кэмиклз", мне попался репортёр местной газеты, и чтобы этот репортёр
решил разжиться у меня пятью долларами.
-- Полная катастрофа, сэр, -- скалился он. -- Вы приезжий, я в этом
Вавилоне знаю всех, меня не проведёшь. У приезжего можно занять, тем более,
что, как я заметил, вы обходите стороною бары, а посетили зоосад. Мне нужны
деньги для той же цели: намерваюсь попасть в клетку к шакалам.
-- Говорите яснее, кроссворды не в моём вкусе.
-- Я хочу промотать ваши доллары в карты в заведении почтенного Джоссии
Хичкока.
-- Хичкок, кажется, здешний шериф?
-- Нет, это его брат, что ещё выгодней. Полиция за три версты обходит
картёжный зал.
Я дал ему пять долларов.
-- Надеетесь отыграться?
Репортёр присвистнул:
-- Куда мне! Тут такие асы... Это своего рода пьянство, тянет, как
алкоголика к стаканчику. Нет, с нашими шулерами мог бы справиться только
один немец. Я его вёз сюда, в нашу благословенную страну, когда он вздумал
переменить повозку. Вот этот играл в покер! Мы тогда всем экипажем "летающей
крепости" проиграли этому Линдману что-то около трёх сотенных.
-- Не помните, как звали немца?
-- Как же. Эмерих Линдман. Важная птица, миллионер. Ещё в сорок
четвёртом говорили, что он продал нам идею, которая стоит миллиард...
-- Вы привезли его в лагерь?
-- Как бы не так! Разве такие птицы сидят в лагерях? Ему тут же дали
виллу, приставили телохранителей. А вообще, он был порядочный немец, долги с
нас не потребовал.
Сид позвонил мне под утро.
-- Язевель, я иду к вам. Эмерих умер.
Видимо, я здорово побледнел. Сёстры вопросительно подняли глаза от
вязанья.
-- Инспекция, -- скаязал я. -- Пойдите посмотрите, чтобы всё было в
порядке.
В дверях девушки столкнулись с Биверли. Он их не видел. Зрачки были
расширены, лицо -- апоплексическое.
-- Они его убили! -- сказал Сид и сел на стол.
-- Осторожно, пробирки! -- пришлось силой приподнять его.
-- Они его убили! -- повторил Сид.
-- Кто?
-- Не знаю.
-- Эмерих был эсэсовцем?
-- Нет, никогда. Он сдался нам в Тунисе, 22 года тому назад. Он был
военным врачом, не больше.
-- Кейтль и Иодль и другие тоже говорили, что они были только офицерами
или солдатами, не больше.
Сид испуганно посмотрел на меня:
-- Я не оправдываю их. Я воевал, Язевель. В Арденнах эсесовцы давили
танками наших раненых. Но нельзя помнить вечно. Политика меняется.
-- Расскажите подробности, -- попросил я сухо. -- Как он умер?
-- Если бы я знал! Мне сообщили: автомобильная катастрофа. Встречный
грузовик.
-- Статистика утверждает, что катастрофы на наших дорогах происходят
каждые три минуты.
-- Только не с ним, не с ним! Эмерих всегда ездил очень осторожно.
Мне стало жалко Сида. Эмерих был для него больше, чем шефом и хозяином.
Они работали над Сонаролом много лет, Биверли отдал делу лучшие годы
жизни... Не знаю, можно ли вообще подружиться с человеком такого склада,
каким был Эмерих, но Сид теперь оставался совершенно один: Мэри лежала при
смерти, Линдмана не стало.
-- Вы очень переживаете? -- спросил я.
-- Эмерих был гением, это я говорю в трезвом уме и здравой памяти.
Гениальность -- патология, для гениев не существует добра и зла, а толпе
этого не понять. Великие люди умирают чаще всего под крики радости и
улюлюканье, вот что меня угнетает. Я хотел вас просить, Язевель: съездите в
Парадо, у вас знакомые в полиции, расспросите их.
21
Я поехал и остановил машину у гостиницы Уокера. Когда я вошёл в номер,
Джо распаковывал чемодан.
-- Мальчик, у тебя появился настоящий нюх! -- сказал Джо хриплым
голосом. -- Я не ошибся, поставив на тебя.
Он был очень встревожен, мне показалось, даже испуган.
-- Я еду в полицию, -- сообщил я. -- Сид хочет знать подробности. Это в
самом деле несчастный случай?
-- Чёрт его знает, Эмерих был тяжёлым пассажиром. Когда у человека все
ковры -- персидские, он не любит подчиняться инструкциям. В машину он всегда
садился один. Его сбил тюремный самосвал.
-- Что ты хочешь этим сказать?!
-- Ничего. Ровным счётом ничего. Ли Освальд убивает президента, Джек
Руби убивает Освальда, и оба они состояли на секретной службе. Иногда
выгодно поджечь собственные конюшни вместе с лошадьми.
-- Стой, -- сказал я. -- Стой, я давно собираюсь высказать тебе свои
соображения по поводу одной проблемы. Линдман у вас всегда ходил под
присмотром, не так ли? Могу держать пари, он знал, что делает, когда ездил
без шофёра. Но вот у Тиллоу я слышал прусскую речь, на полигонах Невады
немцев приобщают к ядерным устройствам, а среди них есть люди, которые до
последнего часа воевали против нас.
-- Довольно! -- Джо поднял руку. -- Не выдавай, как глубоко в тебе ещё
сидит штатский. Вот именно потому, что они воевали до последнего, им можно
доверять. Кто хранил присягу раз, сохранит и второй. А Эмерих сдался
добровольно! Он не хотел плавать на корабле, который, по его мнению, дал
течь. Помолимся за его душу, тебе придётся ускоренно собираться к отлёту. Ты
готов?
-- Из-за меня не стоило прерывать бридж с Дикки. Я всего лишь стажёр из
палаты, где обслуживают арестантов, и не сдавался в плен.
Джо как-то совсем по-стариковски положил мне руку на плечо:
-- Генерал Губерт Дик Роу в отпуске, мальчик. За твою голову отвечаю я.
-- Что из этого вытекает?
-- Что ты не должен удивляться, если у тебя появятся тени. Мы обязаны
принять меры предосторожности.
-- Спасибо.
-- Подожди, -- попросил Джо. -- Посидим, раз ты уже пришёл. Полиция
наврёт тебе и часом позже. Скажи мне, Язевель, это не слишком трудно для
моих мозгов, этот ваш Сонарол?
-- Нет, -- сказал я. -- Не очень. Может быть, даже очень просто. Сколько
часов в сутки ты спишь?
-- Пять-шесть, но мне всегда кажется, что это много. Пока я сплю, другие
делают свои ставки.
-- Линдман рассуждал точно так же. До Гитлера он работал в Мюнхене у
знаменитого Шеллера. Они лечили сумасшедших сном, иногда это даёт хорошие
результаты. Потом Эмерих начал эксперименты в противоположном направлении.
Ты можешь себе представить, что будет с человеком, которому не нужно спать?
-- Сойдёт с ума! -- ответил Джо. -- У меня иногда бывает бессонница,
потом я два дня хожу, как после падения с лошади.
-- Ты смешиваешь разные вещи. Бессонница -- болезнь, организм нуждается
во сне, а сон не приходит. Я говорю о состоянии, когда исчезает всякая
потребность спать. В мире есть пять-шесть человек, которые никогда не спят,
но сохраняют отличное самочувствие и работоспособность. В газетах писали о
двух югославах, японце и арабе.
-- Что-то такое я читал, -- сказал Джо. -- Но я думал, враки, пойло для
малограмотных.
-- Нет, это правда. И заметь: все четверо перенесли какой-либо шок,
сильнодействующую встряску: бомбёжку, землетрясение. Медицина знает много
средств, вызывающих глубокие шоки. Значит, можно имитировать условия, при
которых человек освобождается от необходимости спать. Ведь что такое сон?
Что, собственно, отдыхает: мускулы или мозг? Опыт спортсменов доказывает,
что тело может отдохнуь без сна. Боксёры не ложатся между раундами,
футболисты между таймами не идут в кровать. Больше того, чтобы снять
усталость с одной группы мышц, мы даём нагрузку другой -- на этом основана
производственная гимнастика. Мозг выполняет совсем другую работу: он
собирает и перерабатывает информацию, а потом рассылает распоряжения рукам,
ногам, языку. Мы замечаем, точней, осознаём лишь меньшую часть работы мозга,
на деле он собирает информацию не только из внешнего мира, но незаметно для
нас контролирует деятельность внутренних органов и посылает им команды. Вот
почему мы не умираем во сне, когда мышление заторможено, и вот почему
человек ещё не мёртв, когда с ним происходит несчастье и он теряет сознание.
Приведу два примера: человек узнал, что его посылают на войну. Сердце
начинает биться ускоренно, голову охватывают как бы тиски: человеку страшно,
и он понимает -- это от плохого известия. Но вот ты засиделся у телевизора,
смотрел шоу с девочками или скачки, тебе было весело, настроение отличное, а
потом наступает слабость, лицо бледнеет, желудок сжимается, а ты не
улавливаешь связи: ведь ты отдыхал, развлекался! А причина всё та же:
перенапряжение психики, грубо говоря, мозг перегружен.
-- Ну, это я знаю! -- перебил Джо. -- Я давно говорил, что мы слишком
много заталкиваем в мозги. Могу поклясться, там такой беспорядок, как в
интендантстве после демобилизации. Тебя начинают шпиговать с того дня, как
ты оторвался от груди, и фаршируют до последнего вздоха. У меня в коробке
иной раз Гомер затевает драку с Нельсоном, а между ними лезет Устав
караульной службы.
-- Вот видишь, -- сказал я. -- Ты задумывался над этим. И миллионы
других тоже. Все понимают, что мозгу нужна пауза, перерыв, когда не
поступает новых сведений и можно разобраться, рассортировать накопленное.
Это происходит во сне. Нервные центры заторможены, закрыты для внешних
раздражений. Идёт внутренняя работа, что-то похожее на инвентаризацию в
архиве. Кое-что прочитывается заново, тогда мы видим сны, кое-что
выбрасывается -- то есть забывается, многое заталкивается поглубже, до
другого раза, который, может, наступит через много лет. Это лишь доказывает,
что имеются тайники, кладовые информации, способные законсервировать
чудовищное количество впечатлений. Но и нервных клеток в мозгу -- десять в
десятой степени, или скажем так: десятка с десятью нулями. Огромное число,
но не бесконечное. Человек получает их при рождении, загружает информацией,
а нервные клетки не восстанавливаются и не возникают вновь. Наступает
день -- чаша полна, все клетки заняты, человек не в состоянии запомнить. Но
это ещё -- лучший случай, обычно мы не доживаем до такой глубокой старости.
Нормального человека подстерегает склероз -- заболевание сосудов. Они не
пропускают в мозг достаточное количество крови, аппарат перестаёт работать,
как, скажем, счётная машина без электрического тока. Мозг переполнен
информацией, от которой не в состоянии освободиться, которой уже не может
правильно распорядиться...
Ты прав, обратная сторона медали, несчастье мышления то, что мы не можем
прекратить накопление, запоминаем всё, заталкиваем в память уйму лишнего, а
сами не властны над темпами сортировки. Даже сны -- это, в сущности, память
о памяти.
Эмерих предлагал новый путь. Ускоренный сон, чудовищное убыстрение
сортировки. Он говорил: "До их пор мозг перебирал залежи памяти вручную,
дадим же ему электронную машину. Если мы после шока снабдим мозг достаточно
стойким стимулятором, инвентаризация пойдёт одновременно с приёмом новой
информации, оффис будет работать круглосуточно".
Джо пришёл в сильное волнение:
-- Мы будем выигрывать все войны, если парни начнут стрелять по двадцать
четыре часа без перерыва. Я подозревал что-то в этом роде, но боялся сам
себе показаться сумасшедшим.
-- Когда-нибудь Сонарол будет способен делать из человека либо
абсолютного идиота с пустым мозгом, либо гения с вечно молодой памятью. В
сто лет он будет так же блистательно слагать стихи и заучивать формулы, как
юноша. Всё зависит от дозировки и системы употребления, то есть от того, как
далеко зайдёт освобождение памяти от груза, а мы пока что умеем только
разгружать её без остановки.
-- То есть вы делаете идиотов? Но идиоты хоть что-нибудь понимают?
Мне пришлось разочаровать его:
-- Пока ещё их нельзя посылать на фронт или на секретные работы. В
лучшем случае после введения в организм Сонарола человек живёт семь суток.
Уменьшается психическая потребность спать, одновременно смещаются функции
жизнедеятельности; сердце, лёгкие, печень всё глубже затормаживаются. Но ты
уловил, почему идею Эмериха оплачивает наш генерал. Покуда мы научимся
производить гениев по заказу, Сонарол должен пройти стадию массового
производства безмозглых. Они ничего не будут помнить о прошлом и не смогут
задумываться над будущим, они будут подчиняться командам, как беспилотные
самолёты или роботы.
-- Аминь! -- сказал Джо. -- Чёрт бы вас побрал, у меня шерсть встаёт
дыбом, когда я думаю, что рецепт может оказаться и у других. Было время,
когда мы одни владели атомной бомбой.
-- Не совсем так. Нам первым удалось её собрать, но Отто Хан раньше
наших учёных понял, как можно расщепить атомы. Во все века научные идеи,
особенно такие, которые способны переменить жизнь всего человечества,
зарождались сразу во многих головах. Разница в сроках исполнения, в
возможностях промышленности, в отношении к идеям тех, кто мог бы их
оплачивать. Сегодня во всех развитых странах в этом смысле возможности почти
равны. Рано или поздно идея Сонарола распространится по всему миру.
-- Тем важнее, чтобы другие пришли к финишу как можно позже! --
разволновался Джо.
-- Думаю, есть два условия, гарантирующие длительную секретность
Сонарола, -- успокоил я. -- Нильс Бор, один из крёстных отцов ядерной бомбы,
как-то сказал: "Перед нами безумная идея. Остаётся проверить, достаточно ли
она безумна, чтобы оказаться плодотворной". Но большинство людей
воспринимают безумное как невозможное. Эмериху очень долго пришлось убеждать
даже военных, пока они раскошелились. А на той стороне к тому же
придерживаются принципов гуманизма. Во-вторых, мы сами ещё очень далеки от
практических результатов. Нужны тысячи опытов, которые закончатся
похоронами, прежде, чем с Сонаролом можно будет считаться, как с реальным
средством.
-- После Линдмана здешнюю лавочку прикроют, а я не уверен, что этим
будут заниматься нужные люди. У нас расплодилось слишком много штабов,
которые суют нос не в своё дело, и никогда не знаешь, кого из них в данный
момент поддерживает Хозяин.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг