Сразу не выбрался и решил осмотреться. Оставлено там было на самом дне
сокровище золотое. Брошено на многие лета. Проверил я все как есть. Золото
настоящее.
Куда там хозяин делся, что и как - неизвестно. Одно для Гаврилы важно.
Разбогатеем мы. Станет Гавриил Аристархов первым на деревне купцом.
Прославится по всему уезду, а то и дальше. Торговать будет серьезно. Оденет
семью в шелка. Сапоги себе хромовые купит и часы на цепочке, с музыкой.
Хвалился еще долго счастливец грядущими базарами да ярмарками, обозами
да лавками.
Размечталась совсем и работящая Полина. Забылась на кисельном бережке
молочной реки. Тут рак-то и свистнул.
Вдруг потрепал ее муженек по белой ручке. Заблестели хитрые глазки его
себе на уме. Говорит он ласково так: "Ступай-ка, милая женушка, к той моей
бабке винокурихе. Подай ей от Гаврилы золота и пусть нальет для меня самого
лучшего самогона. Да пусть не жалеет, сразу три полных штофа наливает. Плачу
золотом. Так-то!"
Опустила добрая Полинка от стыда ясные очи. Поняла, откуда хмельной
ветер дует. Рано упало на буйную головушку страшное богатство. Любил и
раньше выпить, а теперь и вовсе утонет. В общем, раздавит золотая гора
сластолюбивого Гаврилку. Захлебнется и пикнуть не успеет. Не знает весельчак
премудростей трезвой жизни. Пока думала, а уж хозяин ее выхватил прямо из
горки хороший самородок. И, не долго думая, жене распрекрасной вручил.
Как будто для путнего дела. Чудной такой. Увидела глазки его Полина.
Покачала умной головой и, вздыхая, сказала сущую правду: "Ну все, как
начнешь ты пить, и не увижу я белого света".
Тяжело переживала она питейные безобразия. Правильно заметила. Как
возьмется, бывало, почтенный супруг за штоф, так пиши пропало. Убегает из
дому и кот, и покою нет, и денег не сыщешь.
Правда все. А муженек и спорить не стал, потому как вскоре сделался
навеселе. И пил целых две недели. Отказать ведь не мог себе совершенно в
спиртном напитке. Заливалась работящая Полина с детьми на печке горючими
слезами.
Пролетели те черные две недельки за плотскими увеселениями. Хорошо
погулял наш сибиряк. Да, видно, в последний раз. Сколько ни пил крестьянин,
а забыться от липкого страха не мог. Подкралась к сердцу смертная тоска.
Уплыли от него сладкие мечты. Понял вдруг наш богатей, что выходит из него
жизненная силушка и не может никак вернуться.
И вот как первый колокол грядущей беды ударил.
Очнулся однажды Гаврила серым утречком после скромных тех седмиц, а на
сердце кошки скребут, решил прихорошиться с похмелья березовым гребешком. И
вот что из того получилось. Прихватил гребнем волнистую русую прядь.
Потянул, чтобы расчесать, да так и ахнул. Так и сел. Выпали разом из буйной
головенки кудрявые пяди. Взялся в испуге хозяин поверить и другие пряди на
прочность.
И понял, что ничего не осталось. Пришел волосам горький срок. Выпали
родные волосы как один. Остался бедолага, как древний старичок - без единого
родного волоска на макушке. Прямо беда.
Заболел счастливец наш неведомой хворью. Что ни день, то здоровье
слабей.
Вдруг обозначились и открылись по всему телу его злые язвы. Навалилась
на сердце смертельная слабость, что и руки не поднять. Ложись и помирай.
Дальше - больше. Выступили на белой коже страдальца зловещие синие
такие паучки.
Стали те недобрые паучки день ото дня крупнеть да подрастать.
Заплакал Гаврила горючими слезами и отправился к старым людям совета
искать.
Посмотрели на болящего старые-престарые поселяне. Расспросили как
следует про золото и про злые язвы. Призадумались и очень пожалели
Гаврилушку. Погладил тогда самый старый дедушка седую бороду и говорит
ласково: "Чему быть, того не миновать. Крепись, сынок, предстоит тебе
последняя и дальняя дорожка. Вся беда твоя и хворь смертельная от лихой
находки твоей. Погубило тебя злое, дикое золото".
Давно это случилось. Нашли старатели вверх по ручью в лесу на полянке
богатую золотую жилу.
Копали люди золотой ручеек день и ночь. Уходили все глубже, и недаром.
Вывела их золотая струя к самородкам, а за самородками стали попадаться и
знаменитые лошадиные головы. Радовались старатели, да только недельку и
продлилось их счастье. Поразила всех страшная смертельная хворь, и вскорости
все они один за другим померли.
Была причина тому в порядке природы. Рождается золото в Богунайской
земле от небесного огня. Превращает небесная сила огненная горную породу в
земляных печках и оборачивается порода в золото.
Но бывает, что задерживается страшная небесная сила в золоте и в земле
не рассеивается. Хранит она сокровище от всего живого, и кто прикасается к
той жиле по незнанию, тот заболеет и смертию умрет.
Вернули старатели злую находку свою в шахту, чтобы не губила обманка
золотая людей. А сами вскоре с церковным приготовлением отошли к Богу.
Заросла к той пещере тропинка мохом-травою. Забыли люди про недоброе
богатство, вот и попался в земляную ловушку новый человек.
Раскаялся тут Гаврила в мечтаньях своих золотых и помирать собрался.
Рассказывала жена, что чертил он марким угольком на дощечке для семьи новый
дом. Хотел по тому рисунку строить светлую домину на всех шестерых детей.
Мечтал все о богатой жизни, пока болезнь позволяла. И вскоре так скрутило
бедного, что и плоть грешная от костей отходить стала. Разрушила болящего
заживо недобрая небесная сила от золота. Жить с таким телом нельзя стало, и
пришлось бедолаге от разложения плоти скончаться в расцвете лет в надежде на
всеобщее воскресение.
Схватила тогда обиженная Полинка узел с мертвым золотом, вынесла
подальше из дому и закопала от греха подальше в дальнем углу огорода.
Хорошо еще сама не заболела. Бог милостив.
Прошли своим чередом скорбные хлопоты. Схоронили несчастного Гавриила
по всему церковному обычаю. Жалели его все соседи и особенно родная жена,
молодая Полина, сильно плакала. Видишь, молодой еще был, не старый.
Окончился его земной путь на Сокаревском старом кладбище. Обернулась
земля ему пухом. Ничего не поделаешь.
Осталась веселая Полинка тихою вдовою. Ушла вся в заботы. Вырастила
шестерых здоровых ребятишек без отца. Непросто ей это было, да только с
нынешним-то временем несравненно легче. Спасало хозяйство большое. Лес
ягодный да река рыбная. Не то что нынче, ни кола у людей, ни двора.
Осиротели безвинно жена и дети малые. Испытали они на горькой судьбе
отцовской мертвую силу дикого золота.
Пал Гавриил новою жертвой великого соблазна. Зовется такое искушение
обольщением богатством.
Было, видно, совсем не по плечу крестьянину нежданное сокровище златое.
Взял его сибиряк, отяжелел и ушел весь в сырую землю. Потонул простым
топором в лукавом омуте. Разошлась по омуту волна, а по народу молва.
Забыли добрые люди с тех пор тропинку на золотую яму да к дикому
золоту. Затаилось лукавое сокровище в земляной норе, как ядовитое змеиное
жало. Устроена так и жизнь человека. Если есть настоящая, истинная ценность
у тебя, то слава Богу. Дает та ценность, как золото, свободу человеку от
всякого недостатка. Живи и радуйся по-настоящему вечным вещам и понятиям.
Но прячется рядом и ложная недоделка. Играет людскими чувствами не
набравшая полноты мертвящая обманка. Кажется, будто она драгоценно-золотая,
но на деле - мертвая вовсе. Схоронилась в том диком самородке небесная
молния и все вокруг тайно разрушает.
Погибнет от нее грешный человек.
Подстерегает жадного копателя в сибирской земле недозрелый плод
небесного гнева.
Дикое золото.
МЕДВЕДИ-ОБОРОТНИ
Объявились в наших лесах издавна, всякого удивления достойные,
чудо-медведи - оборотни.
Охотятся по дремучей тайге добрые люди. Стреляют себе всякого
прекрасного зверя и птицу и, конечно, медведя огромного не пропускают.
Затравят, как положено, в погожий денек косолапого и через собачий лай бьют
особыми пулями с обоих стволов наверняка.
Обычно-то все хорошо, завалят мохнатого мишку и, поблагодарив Бога,
возьмутся за острые ножи. Разделать лесного хозяина-зверя поспешат, иначе
нельзя, бесчестье ведь. Получат все и мяса пудов двадцать, и просторную
медвежью шкуру.
Но бывает, что обернется удачная охота бедой - не бедой, но и
несказанным перебором, что и сказать нельзя.
Вдруг тревожно закричат лесные птицы и повеет на собравшихся ловцов
тревожный ветерок. Пойдет по коже дикий холодок, станет бородатым лесникам
не до жиру медвежьего. Почувствуют люди дыхание тайны лесной. Говорят... как
бывает. Завалили лесного могучего шатуна. Подходят, смотрят, чтобы не
набросился часом, берутся за широкие ножи булатные. Распустят на груди у
медведя толстую шкуру до низу и вдруг с криком отпрянут, словно обожгутся.
Красуется из-под звериного обличья нежное, молодое девичье тело. То ни в
сказке сказать, ни пером описать. Убили, выходит, живого человека-девицу без
роду-племени. Прямо каяться надо. Рассказать про такое невозможно. И
остается все дело меж собой у старых добытчиков на памяти, как заноза.
Не может быть речи после такого убийства и про шкуру. Поступают в
таковом случае в полном согласном молчании. Роют под елью потребную яму и,
крестясь, укладывают дикую лесную тайну в сырую землю.
Остается лишь холмик лесной да народное название сей тайны.
Медведи-оборотни.
Не сочти, любезный друг, за сказку. Намного жизнь-то богаче нашего
ума-разума. Только поспевай удивляться.
Приоткрывает иногда природа секреты да тайны свои, чтобы еще больше
уважал ее человек к своей же пользе и берег ее, непознанную и предивную.
Одна такая тропинка к сибирской загадке нашими местами пролегла.
Не только в незапамятные времена, за тридевять земель оборачивались
древние волхвы волками и медведями, дожило все это и до нынешнего веку.
Приключилась история эта в конце царских времен.
Подступал в ту пору лес густой к деревне Орловка... Хорошая и богатая
она была.
Жил в красивой Орловке добрый молодец по фамилии Аристархов. Отмерил
ему Бог долгую и счастливую жизнь и доброе дело врачебное. Призвало его
Отечество на Первую мировую войну с германцем. И обучился там на фронте
юноша Аристархов фельдшерскому делу. Вернулся с войны наш фельдшер и всю
добрую жизнь посвятил врачебному ремеслу. А немного раньше, до войны стало
быть, приключилось в нашей Орловке, на его глазах, нарушение привычного
обихода вещей.
Началось все невероятное с непослушной одной девочки. Жила она,
пригожая, при крестьянской семье. Воспитывали-воспитывали ее родные отец и
мать, да как-то не получалось у них выправить из дочери веселую крестьянку.
Учили, как и всех людей, уму-разуму. Женское дело известное, за домом
следить да красоту наводить. Шить-вышивать приданое к законному венчанию.
Думала мать старость свою утешить дочкиным счастьем да внуками-правнуками. А
не тут-то было!
Не сиделось молчаливой дочери в сытом доме под иконой. Нрав девичий
известный. Словно кошечку ни к чему не принудишь, ежели только сама волей не
пожелает.
Так и тут вот. Пожелала та дочка испытать все про дремучий лес,
нелюдимый.
Отправится смолоду далеко в чащобу Богунайскую, и ведь не страшно ей
там было нисколько, сутками пропадала. Бродила бесшумно звериными тропками,
как будто они для человека проторены. Обживалась с каждым годом в тайге, и
вскоре не стало у нее, дурочки такой, никаких подруг среди деревенских
молодок.
Деревня - дело известное, все на виду, вскоре пошли пересуды, взгляды,
и родители совсем обиделись на непутевую.
Да и она хороша, лесная душа, нет чтобы лоб перекрестить да во святую
провославную церковь ходить. Не имела она этих добрых и светлых привычек.
Обиделась, видно, на всех и людские обычаи с церковным обиходом променяла на
дремучий лес со зверями-медведями да болотными лунями.
А церковь небольшая в нашей Орловке была. Была. Приезжал, честь по
чести, на все праздники божии прилежный батюшка-священник. Добрые-то люди,
оставляя дела, в церковь спешили, верующие все были. Но не видели на службах
и молебнах той самовольной девчушки лесной. Скрывать нечего, добром такое не
кончается. Сгущались тучи над орловской девой-русалкой.
Открылось ей что-то в природе, взялась она носить из лесу в
крестьянский дом каменные безделицы. А родня, конечно, возмущалась. Да и
слыхано ли, чтобы из ягодных мест богатых цветные камни нести полными
ведрами. Пошлют блаженную за грибами-ягодами, ждут не дождутся побаловаться
черникой-голубикой. Путние девчата смеются, из лесу воротясь, радуют старых
и малых сладкими дарами.
Не то что лесная дева. Она один раз в разгар ягодной поры откуда-то,
близ Сокаревки, принесла в избу два больших ведра совершенно голубой глины.
Родители только за головы схватились - сил нет. А девка возьми и разведи эту
небесную землю с водой и придумала таким цветом всю свою девичью каморку-то
и раскрасить.
Не дивитесь, водится в наших краях такая голубая глина, только
поискать. Идет про нее слух, что сопутствует она драгоценному камню алмазу.
Серьезная вещь.
Да кто же знал. Смеялись над любопытной соседкой, и все. Заметили еще
охотники, что уходит крестьянская дочь звериной тропой на огонек одинокого
зырянского шамана.
Не любят древние зыряне соседей и всегда подальше отойти стремятся. Так
и огромную сибирскую сторону заселили. Долго беседовали два лесных чудака -
старик и юница. И часто их вместе по тайге примечали потом. Шаман-то часто
травки всякие по Богунаю собирал, знал, где и что под землей сокрыто, но
молчал при наших людях.
Есть, говорят, у зырянских индейцев поверье такое, что никак нельзя
открывать земные богатства для пришельцев и самим лучше не трогать
мать-землю.
Хоронил дед лесной свои тайны до той поры, пока не пришла к нему
своенравная крестьянская дочь. Слышали потаенные беседы те у очага лишь
большие, ушастые совы ночные. Шло все мирно, да только бедой обернулись
блуждания эти медвежьи в стороне от добрых людей и святой матушки-церкви.
Может быть, еще в том печальном исходе время грядущее сказалось - смута шла
по Руси.
Одно ясно: всему народу через те искания вышел престрашный урок дикой
лесной свободы. Ухали в лесу ночные совы, когда в последний раз круто
рассорились в просторном доме лесная дева и родной отец. Приказал строгий
родитель самовольнице выбросить из головы лесную жизнь и навсегда измениться
по родительской воле. А нет, так и суда нет. Вон из дому. Хватит славить на
деревню нас дикарскими привычками.
Молчала в ответ своенравная смутьянка и волком в медвежий лес глядела
сквозь непроглядную темень.
Указал ей на широкую дверь горячий отец и плетью замахнулся. Сверкнула
темными глазами лесная дева и навсегда за порог переступила. Ушла в дремучий
лес медвежьими тропами. Только ее и видели. Унялся от старого гнева отец и
заплаканная мать успокоилась. Спать улеглись, а на душе тревога. Пропадает
наша самовольница где-то среди зверья лесного, и креста на ней нет! Хотели
сломать, да не вышло, сбежала совсем. Чует сердце, быть беде. Дует из
открытой двери сырой ветер перед грозою.
Потерялась в Богунайских лесах непослушная девица не на день и не на
месяц. Исчезла без следа на веки вечные, одним словом - пропала. Не ожидали
уже люди из лесу никаких вестей, как тут все снегом на голову и упало.
Вдруг вышел из дремучей тайги большой и страшный медведь-оборотень. И
вот как его тайна открылась. Остались старые отец и мать беглой девицы одни
в обычных житейских заботах на подворье. Стояла у крестьян в широком хлеву
добрая коровка. Отправилась к ней с утра хозяюшка с ведрами. Открыла теплый
хлев-то и обомлела.
Вдруг вздохнул кто-то живой тяжело так недалеко от коровьего стойла в
соломе.
Присмотрелась мать лесной девицы к незваному гостю и ахнула со страху.
Разлегся в коровьем жилище хозяин леса - дикий бурый медведь.
Лежит и дышит во сне, словно у себя в берлоге. Вспомнила старушка тут
про страшные сорок зубов медвежьих и шум поднимать не посмела. Напоила
тихонько свою коровку и подоила молочко, как обычно. Думала, не будет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг