исследований по энергетике митохондрий.
Я ответил кивком, но это, видимо, не удовлетворило его, и
он повторил:
- Все без исключения, синьор Прато. Сегодня же.
Вечером к нам нагрянули гости из Боготы. Только один из
них был знаком мне - Марио Гварди. Едва увидев меня, он
раскрыл обе руки для объятий:
- Умберто, дорогой, какое это счастье встретить на краю
света земляка!
- Французы правы, синьор Марио, весь мир - это одна боль-
шая деревня. А вот ваша фантастическая карьера - она дейс-
твительно достойна восхищения.
- О, - воскликнул Гварди, - что для норманна - гипербола,
то для латинянина - норма!
- Увы, - притворно вздохнул Россо. - Но, синьоры, разре-
шите представить вам нашего сотрудника доктора Умберто Пра-
то.
Все четверо поочередно склоняли головы, когда Джулиано
называл их имена. Имена эти ничего не говорили мне, и я не
старался запоминать их. Я понял только одно: эти четверо -
супермены от химии и машиностроения, которые сочли своим
долгом принести, как они сами выразились, дань почтения
крупнейшему биохимику современности синьору Джулиано Россо.
Однако сам "крупнейший биохимик" не откликнулся на их пане-
гирик даже улыбкой - он был демонстративно сух и корректен,
как знаменитый в середине века своей чопорностью президент
Франции.
Битый час мы говорили. О чем? Честное слово, я решительно
не могу вспомнить, потому что весь час перед моими глазами
кружили и петляли какие-то химеры, подбираясь к чему-то не-
видимому, но жизненно важному для каждой из них, и мне нужны
были огромные усилия, чтобы видеть не этих вот химер, а жи-
вых людей, сидящих рядом со мной.
Затем все мы - пятеро гостей, Россо и я - вышли к фонта-
ну, оттуда по просеке на кольцевую аллею, л люди из Боготы
принялись превозносить здешнюю территорию, спохватываясь
всякий раз, как будто вспоминали вдруг, что хозяин лаборато-
рии предпочитает сдержанность. Джулиано не прерывал их, а
потом, когда наметилась четкая, устойчивая пауза, задумчиво,
словно для себя одного, произнес вполголоса:
- Мне было бы очень досадно расстаться с этим. Но случа-
ются пожары... взрывы. Кто может все предвидеть? Даже Он, -
Джулиано поднял палец, - не всегда знает наперед, когда при-
дется включить рубильник и громыхнуть.
- Великолепно, великолепно! - захохотал Гварди. - Ученый
- и такая бездна поэзии!
Синьоры из Боготы тоже смеялись, но, когда вернулась ти-
шина, казалось неправдоподобным, что за мгновение до этого
здесь, на кактусовой аллее, хохотали и смеялись.
- Да, - обратился Гварди к Джулиано, - а почему среди нас
нет синьора Альмадена?
- Хесус нездоров.
- Нездоров? - переспросил синьор, имени которого я не за-
помнил.
Джулиано посмотрел на него, и синьор понимающе улыбнулся.
Но Джулиано вдруг вспылил:
- Хесус Альмаден очень нездоров.
На следующее утро гости выехали в Пуэрто-Карреньо, а от-
туда - в Боготу. Однако спустя три часа одного из них - Ма-
рио Гварди - я увидел снова, когда он выходил из кабинета
шефа. Джулиано стоял в дверях.
- Хелло, Умберто, - крикнул Гварди, - я к вам.
С четверть часа он горестно вздыхал и сокрушался, вспоми-
ная нашу прекрасную мать Италию; затем принялся поносить Ко-
лумбию, клянясь, что плюнет на свою карьеру и вернется в Ев-
ропу.
- А вы, Умберто, вы хотели бы домой, в Италию?
- Трудно ответить, Марио: что-то мешает мне.
- Я понимаю, - сказал он сочувственно, - вы не можете за-
быть смерти Витторио Кроче.
- Какого Кроче?
- Какого? - спросил он, переходя на шепот. - А того само-
го, Умберто, которого вы задушили собственными руками.
Вспомнили, синьор?
- Одну минуту, Марио, дайте мне сосредоточиться.
Он смотрел на меня удивленно, как будто перед ним взрос-
лый человек, такой же взрослый и разумный, как он сам, валя-
ет неизвестно зачем дурака.
- Нет, - сказал я, - не помню.
- Не помните? - вскочил он. - Но вы - убийца, Умберто, и
я заставлю его помочь вам вспомнить все.
- Кого?
- Его! Его! - закричал он исступленно, показывая на
дверь. - Ублюдок вы, лунатик паршивый!
- Перестаньте кричать, Марио, - сказал я ему спокойно,
потому что бессмысленно отвечать криком на вопли разъяренно-
го человека. - Объясните толком, что вам нужно.
- Да, - прошептал он, вмиг успокоившись, - да, Умберто,
да, да...
Он все еще твердил это дурацкое свое "да", когда вошел
Джулиано.
- Синьор Марио, ну, синьор Марио, - Россо был донельзя
дружелюбен и благожелателен, - я ведь говорил, что шантаж
здесь ни к чему: во-первых, Умберто не знает никакого Кроче,
во-вторых, все материалы лаборатории у меня. Вы слышите: у
меня. И кстати, исследования Прато и Альмадена - это еще не
ключ, это всего лишь заготовка. А ключ только у меня - у ме-
ня одного.
- Синьор, - Гварди вздохнул тяжело, настолько, чтобы всем
была видна истинная мера этой тяжести, - когда господь хочет
покарать нечестивца, он лишает его рассудка. Синьор, вы -
нечестивец...
- ...которому возвращен рассудок.
- Нет, - покачал головой Гварди, - но у нас есть терпе-
ние. И не только терпение, дорогой мой Чезаре.
- Джулиано, - поправил я невольно, однако, Гварди не за-
метил ни своей обмолвки, ни моей поправки.
- Итак, - сказал Гварди, - на чем же мы остановились?
- Оставьте, - поморщился Джулиано, - какие могут быть ос-
тановки в конце пути.
- В конце? - удивился Марио.
- Да, синьор, сегодня - мы уже в конце, хотя для вас и
тех, - Россо повел рукой к западу, в сторону Боготы, - это
только начало.
- Но, дорогой, позвольте напомнить: не я вас, а вы меня
вовлекли в дело!
- Да, синьор, - подтвердил Россо, - и от этого мне не уй-
ти. Чересчур много индульгенций даровали себе люди. Хватит.
Гварди не успел ответить: зазвонил телефон. Джулиано под-
нял трубку, но почти тотчас опустил ее.
- Синьоры, - сказал он глухо, - синьоры, Хесус Альмаден
умер.
Затем, прежде чем вернуть трубку на место, он еще раз
приложил ее к уху.
Телефон молчал.
Гварди пробыл у нас еще три дня. В семь утра он выходил
на аллею и, повстречавшись со мной, два раза кряду воскли-
цал: "Какое прекрасное утро!" Каждое утро из этих трех было
в самом деле великолепно, и я охотно соглашался с ним: "Да,
Марио, восхитительное утро". Минут пять после этого мы про-
гуливались молча, а затем он непременно возвращался к тому,
старому разговору о Кроче, которого я будто бы задушил.
Он приводил доказательства, выкладывал деталь за деталью,
но все это было впустую - он определенно стал жертвой ка-
кой-то навязчивой идеи, и я бессилен был убедить его в этом.
Вечера комиссар Гварди проводил в кабинете у Россо. Джу-
лиано не приглашал меня к себе, но дверь почему-то всегда
оставлял открытой. Случалось, я проходил мимо, и почти всег-
да я слышал один голос - синьора Марио. Он говорил о фантас-
тическом расцвете экономики, о золотом веке человечества,
которое избавится наконец от ублюдочных проблем морали и
комплекса неполноценности - этой вонючей гангрены, об Атлан-
тах, которые подопрут не только Землю, но и Вселенную.
- Пусть, - кричал он, - живут эти люди тридцать лет,
пусть даже двадцать, но зато какая жизнь будет у них!
- А вы, Марио? - тихо спрашивал Джулиано. - Вы не хотели
бы повторить дорогу Хесуса Альмадена и тех, которые сначала
бежали от него по улицам Боготы, а потом вдруг стали образ-
цовыми, дисциплинированными рабочими? Или вы предпочитаете
все-таки нажимать кнопки диспетчерского пульта?
- Перестаньте, синьор, кликушествовать, - разъярился
Гварди, - вы отлично понимаете, мы с вами и они из разного
теста!
- О-ох, - едва слышно возражал Россо, - подбавить бы вам
чуть-чуть дрожжей - и как бы еще взошло ваше тесто! Две-три
инъекции, как тем, которых вы показали нашим уважаемым зри-
телям на экране, - всего две-три инъекции, синьор. Попробу-
ем? А?
- На себе, - отвечал Гварди, уже без ярости, миролюбиво,
с благодушием магната, который даже при желании не может
стать ниже того, что он есть, - на себе, дорогой Россо. Но
послушайте, - вскакивал секунду спустя комиссар, - я еще раз
говорю вам: не будьте идиотом, возьмите себя в руки. Ведь
рано или поздно то, что узнали вы, узнают и другие. Поймите,
добренький вы гомункулус, это предопределено.
- Человечество взрослеет, Гварди, через полвека оно суме-
ет распорядиться этим иначе. Если бы в девятьсот сорок пятом
там, в центре Европы, заполучили атомную бомбу вот такие...
Джулиано не закончил фразы; он махнул рукой, и я увидел,
как Марио схватил его за руку, склонился над столом и сказал
что-то, после чего Джулиано засмеялся комиссару прямо в лицо
и очень громко произнес:
- Наручники, электрический стул - чем еще может пригро-
зить мне полиция? Уходите, Марио, уходите, пока не поздно: я
еще при оружии.
Хесуса Альмадена мы хоронили утром - после отъезда комис-
сара Гварди. Я настаивал на кремации, и сам Джулиано сначала
был за кремацию, но вдруг и очень решительно он переменил
свое мнение: "Обычная могила в земле, Умберто, как у наших
предков. И никаких надгробий - даже холма и цветов".
Могилу вырыли метрах в ста от фонтана, подле просеки, у
которой однажды ночью я видел Альмадена. Нас было только
двое - Джулиано и я. Джулиано плакал, но лицо у него было не
скорбным, а отрешенным, так что трудно было понять, о чем
именно он плачет: о Хесусе или о чем-то другом, что, может
быть, и не человек вовсе.
После похорон Альмадена Джулиано трое суток не выходил из
своего кабинета. Теперь мы разговаривали с ним только по те-
лефону - он отключил видеоэкраны. Мне кажется, он и домой не
уходил, а ночевал прямо там, в кабинете.
Меня все эти дни не оставляло ощущение гнетущей тревоги.
Я отчетливо сознавал, что где-то рядом со мной или даже во
мне прячется Забытое, но что оно, каков его образ и вообще
есть ли у него образ - ничего этого я не знал. Но о чем бы я
ни думал, все эти трое суток меня неотступно преследовало
одно странное, очень странное видение. Точнее, это было не
одно, а множество разных видений, но все они стягивались
гдето в фокусе, недоступном моему глазу.
Я видел бесчисленные островки, которые оказывались то ле-
дяными пластинами с выкрошенными краями, то изрезанными в
куски полями с пересохшими травами, то обломками электромаг-
нитных полей, какие бывают в школьных учебниках, где показы-
вают силовые линии. Все они проплывали у меня над головой,
над теменем - и если останавливались, то останавливались од-
новременно, как звезды планетарного неба. Двигались они тоже
с одинаковой скоростью, так что соединиться друг с другом
никак не могли. И вот то, что они никак не могут соединить-
ся, больше всего поражало меня. Потом перед моими глазами
вдруг затевал свой беспорядочный танец старичок-бушмен, и
каждое его движение я воспринимал как сколок, который надо
бы подогнать к другим сколкам. Я готов был уже приняться за
эту чудовищную работу, но внезапно срывался ливень, молнии
секли небо, старичок забивался в гигантское дупло баобаба и
торопливо втыкал вилку настольной лампы в штепсель. Из гнезд
штепселя сыпались, жужжа, маленькие искорки. Я объяснял ста-
ричку, что они - тоже молнии, а он смеялся, как будто вместе
со мной дурачил кого-то третьего. Он видел молнию, он видел
искры - но для него это были отдельные острова, которые не
соединяются друг с другом. Меня брала отчаянная досада, я
возмущался бестолковостью старичка, но вдруг сам я, и этот
старичок, и Альмаден, еще живой, и Джулиано, и Зенда - все
мы превращались в островки, плывущие рядом с одинаковой ско-
ростью, так что ни один из них никогда не настигнет другой.
А потом - это уже был верх нелепости - я, и старичок, и Аль-
маден раскалывались в куски, и там, где только что виделся
один остров, возникало множество осколков, и эти осколки то-
же не могли соединиться друг с другом.
Затем, ни с того ни с сего появлялся мой школьный учитель
математики и втолковывал мне назидательно, с укоризной, как
все учителя:
- Умберто, если ты будешь преследовать взобравшегося на
пальму шимпанзе, он забросает тебя кокосами. Но если ты,
убегая от него, взберешься на пальму, он не догадается, что
в тебя можно швырнуть кокосом с земли. Умберто, ты правильно
решил три действия задачи, но к последнему, четвертому, ты
не можешь перебросить моста. Умберто, для твоего кокоса су-
ществует, увы, только один маршрут, наиболее простой и ес-
тественный: с вершины дерева - на землю.
В классе поднимался хохот, сорок указательных пальцев
направлялись в мою сторону и сорок голосов скандировали:
- Шим-пан-зе, шим-пан-зе!
Эта вздорная сцена была мне отвратительна, ничего общего
с моими школьными годами она не имела: я был первым учеником
в классе и никогда меня не обзывали шимпанзе. Но, странное
дело, я точно знал, что эта нелепая картина как-то связана с
теми ледяными островками, изрезанными в куски полями и об-
ломками электромагнитных полей, которые неотступно преследу-
ют меня вот уже третьи сутки.
Чтобы хоть немного разгрузиться, мне нужно было погово-
рить об этом с Джулиано, но он не поддавался никаким прось-
бам.
В Боготе опять начались волнения рабочих. Станция "Санта
Фе де Богота" в этот раз ограничилась простой информацией и
еще. заявлением комиссара Марио Гварди, что порядок в столи-
це будет восстановлен в трехдневный срок.
Утром Джулиано сам позвонил мне:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг