я не возражаю. Попытка, говорят, не пытка. Смету напиши!
Смета была утверждена директором, и Шаповалов отправился в недолгую
командировку. Он поехал в Москву. Там он посоветовался о принципах
задуманного автомата со своими бывшими учителями и в Москве же купил
разнообразное, которое ему может сейчас понадобиться, лабораторное
оборудование. А в покупках он размахнулся широко. Стоимость таких вещей для
угольного треста - капля в море, и Шаповалов, не колеблясь, подобрал себе
усовершенствованные сложные приборы, всяческие реактивы, химические
принадлежности - все, что ему захотелось.
Через несколько дней он был уже дома. Вернувшись из Москвы, сразу начал
приспосабливать в лаборатории для личных своих опытов одну из комнат.
Трудно передать, до чего ему приятно было это! Он работал мечтая.
Мурлыкал иногда под нос невнятные мелодии. Любую мелочь здесь старался
сделать сам, без посторонней помощи. Монтировал приборы. Составлял
характеристику каждого из них. Провел к столам систему трубок, подающих
сжатый воздух, кислород, включающих в глубокий вакуум.
Однажды, когда он был занят проверкой двухжидкостного микрореометра, в
дверь заглянул старший лаборант:
- Петр Васильевич, там спрашивают вас...
- Сюда пусть пройдет. Кто там? Пожалуйста...- ответил Шаповалов, не
поднимая головы.
Закончив и записав отсчеты, он увидел человека среднего роста, лет
сорока пяти, голубоглазого, в безукоризненном костюме. Вошедший держал перед
собой шляпу. С любопытством покосился на приборы в комнате, но тотчас
перевел озабоченный взгляд на Шаповалова.
- Скажите, вы Петр Васильевич Шаповалов? - спросил он.
- Да, я.
- Извините за странный визит. Мне назвали вас как племянника
покойного... работника спасательной станции Черепанова. Привели меня к вам
не совсем обычные поиски, вероятно безнадежные,- но, знаете, как
утопающий... не хочет терять последнюю возможность,..- Посетитель чувствовал
себя, видимо, неловко. Он даже покраснел. Однако продолжал, повысив голос: -
Впрочем, мне сказали, что мы коллеги с вами. А это уже достаточная почва,
чтобы понять друг друга. Теперь позвольте, представиться: Зберовский -
химик, как и вы... Приехал специально к вам.
Шаповалов жестом пригласил сесть. Предварительно убрал со стула моток
электрического провода и плоскогубцы. Григорий Иванович улыбнулся ему.
И, сев на предложенный стул, Григорий Иванович начал так:
- Чтобы не показаться сумасбродным, я должен изложить вам историю
одного открытия. Жил в Петербурге один талантливый ученый, по фамилии
Лисицын...
Чем дальше Зберовский говорил, тем интереснее становилось. И вдруг
Шаповалов услышал, что бежавший с каторги Лисицын получил паспорт на имя
Пояркова.
В какой-то миг он вспомнил, сопоставил. Навалившись всем телом на стол,
он перебил Зберовского:
- Поярков, простите, потом, случайно, не был штейгером на спасательной?
- Вот именно! - воскликнул Зберовский.
Разговор принял стремительный характер. Что к чему, обоим ясно с
полуслова. Они бросали реплики, быстрые и усеченные, недоговоренные вопросы
и ответы.
Лисицын, значит? Нет, Шаповалов и подозревать не мог, что синтез
углеводов. Откуда же? И речи не было! Но чувствовалось - с именем Пояркова
связана тайна.
Нет, командир Глебов Зберовскому неизвестен. Кто это такой?
Да, никаких следов открытия Лисицына в науке не осталось. Открытие
потеряно. А было! Точно, абсолютно точно! Великой устремленности был
человек!
Конечно, Шаповалов помнит кое-что. Ну да, такая вещь - как не понять
значения! Неужели синтез-то промышленный? Что, фотосинтез? Под действием
света?
Верно, по приказанию Терентьева... Черепанов, да, в степи... И он,
мальчик тогда, свидетелем был. На него вся трагедия большое впечатление
произвела. Неизгладимое. И место знает. Лет пять тому назад нашли и
раскопали это место...
- Рас-ко-пали? Ну, ну? - заторопил Зберовский и даже руку протянул
вперед.
А Шаповалов досадливо поморщился:
- Ах, как я себя ругаю!
Вид у него теперь был очень сконфуженный.
Он объяснил: раскопку делали из наилучших побуждений. Не пять... шесть
лет назад. Но тут вина его - по глупости, что ли, по неопытности,
легкомыслию... Он был еще рабфаковцем в те дни. Доверил экспертизу едва ли
не сапожнику. Технику одному. Так все пропало без последствий; куда-то
делись ящики, в них банки с порошками и крупные стеклянные детали, как он
думает сейчас, вероятно, для оптических устройств.
Зберовский закричал:
- Какие в банках вещества? Анализы? Хоть список найденного, может быть,
составили?
- Список? - Шаповалов быстро поднял взгляд.- Постойте... Битая посуда,
поврежденные приборы... Вы не смогли бы подождать? - спросил он.- Я сбегаю
домой, старые блокноты поищу...
На улице, перед крыльцом лаборатории, стояла легковая машина.
- Машина чья? - полюбопытствовал он мимоходом.
- Со спасательной,- ответил шофер.- Профессора привез.
- Что он - разве профессор?
- А как же?
Сережа только что кончил обедать, весь был в киселе и манной каше. Вера
Павловна звала его помыться.
Шаповалов не вошел - ворвался в комнату:
- Расскажу потом, Веруська! Ты прости, мне некогда.
Он вывалил на пол содержимое своего чемодана, сдернул шпагат со связки
еще рабфаковских тетрадей, нашел там маленький блокнот и сунул в карман.
Сказал:
- Бегу! - и, улыбнувшись, действительно выбежал в дверь.
Зберовский с острым интересом принялся проглядывать листки блокнота.
- Дуговые лампы!..- прошептал он.
Ему тотчас вспомнились лампы в петербургской лаборатории Лисицына.
Блеск зеленых фильтров. Давным-давно... Ну, аппараты Киппа - ясно зачем:
Лисицыну был нужен углекислый газ. Простые колбы - это ни о чем не
говорит... Осколки, черепки, обломки...
Он бережно перевернул листок.
Шаповалов заметил: пальцы профессора вздрагивают от волнения. Однако
лицо его теперь сразу поскучнело. Будто в нем потухла какая-то надежда.
Зберовский кончил перелистывать блокнот.
- Машина у вас со спасательной; вы туда будете возвращаться? - спросил
Шаповалов.
- Туда,- ответил Зберовский.
- Ничего, если я с вами поеду?
- Пожалуйста, конечно.
Позже, когда они уже ехали по городу, Шаповалов сказал: он собирается
еще раз поискать потерянные ящики - хотя бы выяснить, куда они девались. Он
не был в тех местах все эти шесть лет. За успех не ручается, но сделает все,
что в его силах...
3
Машина остановилась у "дома приезжих", у маленькой рудничной гостиницы.
Григорий Иванович вышел. Прощаясь, Шаповалов спросил разрешения повидаться с
ним сегодня вечером либо завтра утром.
Весь облик рудника уже не прежний. Даже старые дома выглядят по-иному,
и люди на улицах идут незнакомые, и здания спасательной станции совершенно
не узнаешь. Перестроенное, оно стало двухэтажным, оштукатурено снаружи,
стены белые.
Лаборатория спасательной теперь на втором этаже.
Начальник ее - пожилой человек в полувоенной одежде - встретил
Шаповалова не очень приветливо. Смотрел с подозрительной настороженностью. И
вникнуть в дело по-хорошему не захотел. Отвечал одно: работает он здесь
недавно, что кому-то удавался синтез углеводов - сомневается, а об имуществе
своей лаборатории посторонним лицам справок выдавать не может.
Шаповалов решил побеседовать с парторгом спасательной станции. Нашел
его в аппаратном зале. Парторг оказался рядовым спасателем нынешней дежурной
смены; он был занят испытанием кислородных противогазов - видимо, только что
полученных с завода. Противогазы, еще с заводскими пломбами, лежали на
длинном-предлинном столе.
Он продолжал работу. Шаповалов, стоя рядом, рассказывал, в чем состоит
его задача.
- Интересно про Пояркова... Я думал - просто штейгер. Смотри ты! -
удивился парторг.- Вот не знал... Вы нам бы в стенгазету заметку про него!
- Я помощи прошу,- тихо, но настойчиво проговорил Шаповалов.
- А почему же именно ко мне пришли? Требуйте в лаборатории!
Шаповалов объяснил, что суть вопроса здесь, так сказать, неуловимая.
Формально говорить об этом, требовать - нет никаких обоснованных данных. Все
потеряно; никому ничего толком не известно. Но если в корень посмотреть, то
речь идет о розысках чрезвычайно важного открытия - для науки важного, а
значит, и для государства. Вот приехал ученый...
- И кто, как не мы с вами, должны подумать, помочь ему, сделать все,
что от нас зависит,- не лишь бы как, а по партийной совести?
Замолчав, он стоял выжидательно, собранный, подтянутый. Парторг
встретился с ним взглядом и опустил глаза; в раздумье начал будто рисовать
гаечным ключом по брезентовой сумке с инструментами.
- Видишь ты, какая вещь,- сказал он наконец.- Тут старые работники
могли бы быть полезны. А люди же у нас, как на подбор - кто год работает,
кто два... Мало старых-то.
В просторном аппаратном зале, в другой его стороне, находилось еще
несколько спасателей, занятых каким-то делом.
Парторг окликнул одного из них:
- Игнат Матвеевич! Поди сюда!
Оказалось, что Игнат Матвеевич как раз один из старейших: на
спасательной он уже шесть лет. Он помнит сарай, в который, по мнению
Шаповалова, были вынесены ящики. Сам даже участвовал в сносе этого сарая.
Ветхую постройку сломали. Однако про ящики, бывшие там, Игнат Матвеевич
никогда не слышал. В лаборатории же, как он считает, все недавно служат; вот
разве лаборантка Оля Петрусенко чуть подольше остальных.
Около них остановились еще двое или трое, вступили в разговор. Парторг
подошел к стенному телефону:
- Лаборатория?.. Петрусенко Олечка не там?.. А, Олечка! Ты не могла бы
спуститься на минуту в аппаратный зал?..
Появилась лаборантка - молодая девушка в коричневом халате. Пришла,
глядит с наивным любопытством.
А они уже разговаривали целой группой. Стояли у стола. Принялись ей
наперебой втолковывать о Пояркове и про неведомо куда девавшиеся, ценные для
науки вещи.
Олечка только отрицательно качала головой: нет, про эти ящики она
ничего не знает.
Шаповалов перечислил, какие именно предметы содержались в ящиках. Нет,
на Олечкиной памяти не было ничего такого.
- Ты сколько лет у нас работаешь? - спросил ее Игнат Матвеевич.
- Почти три года.- Она переступила с ноги на ногу.- Мне можно уйти?
Парторг с вопросом посмотрел на Шаповалова. Олечка пошла к дверям.
Возле порога обернулась. Вдруг что-то осенило ее.
- А банки были не с притертыми пробками?
- С притертыми,- насторожившись, ответил Шаповалов.
- Такие у них кубики стеклянные на пробках, чтобы удобно открывать...
ну, за которые берут рукой?..
- Кубики! - воскликнул Шаповалов.- Совершенно точно, кубики!
Чуть порозовев, она сказала неуверенным голосом: не знает, это - то,
что ищут, или не то... Но когда она поступила в лабораторию работать, в
большом шкафу на нижней полке стояло много банок с такими пробками.
Говорили, будто в них вещества совсем ненужные. Слипшиеся порошки. И вот,
если понадобится банка, лаборанты оттуда выбирают, какая по размеру
подходящая, высыпают порошок из нее в мусор, вымывают как следует, и
пожалуйста - пустая, чистая и с притертой пробкой! Теперь их мало там. Штук
пять-шесть с порошками-то осталось: плохие, пробок не открыть. В горячую
воду клали, и ничуть не помогло. Так крепко приросли, молотком не отобьешь!
Наверно, очень старые...
- Где они? Где, где оставшиеся?..
- Да я же говорю: в большом шкафу на нижней полке.
- Сейчас?!
- Ну да, все время. И сейчас!
Шаповалов кинулся к телефону, вызвал "дом приезжих", профессора
Зберовского. Сказал, что ему удалось напасть на след кое-каких веществ из
лаборатории Лисицына и что он просит Григория Ивановича тотчас зайти на
спасательную станцию.
Все, кто до этого участвовал в разговоре, теперь молча переглядывались.
У одних - улыбка, у других - серьезные лица. Каждый прислушивался к беседе
Шаповалова с профессором. Чувствовалось, все довольны неожиданным поворотом
дела.
А Шаповалов, повесив телефонную трубку, попросил парторга и лаборантку
Олю пойти с ним вместе к начальнику спасательной станции. Тот, очевидно,
знает цель приезда Зберовского. Надо, чтобы он срочно велел принести
уцелевшие банки хотя бы к себе в кабинет.
Кабинет оказался закрытым. Кто-то крикнул, что начальник сию секунду
вернется. Они остановились в парадном вестибюле - в комнате с колоннами, где
Шаповалов был впервые; сейчас он обвел взглядом вестибюль.
Вдруг увидел мраморную доску у стены.
Золотыми буквами по мрамору написано, что в 1914 году команда этой
станции погибла, героически оказывая помощь пострадавшим на руднике "Святой
Андрей".
Сам того не замечая, Шаповалов сделал несколько шагов к доске.
Прищурился, внезапно ощутив, как у него бьется сердце.
Торжественно и строго - по алфавиту - шел список погибших на "Святом
Андрее" членов команды.
В середине списка значилось:
"Галущенко...
Кержаков...
Поярков Владимир Михайлович, штейгер".
4
Как было условлено, следующим утром Зберовский привез уцелевшие банки в
лабораторию Шаповалова. Банок сохранилось только пять. Григорий Иванович с
волнением разглядывал их. Он решил теперь же, до отъезда из Донбасса,
разобраться, какие в банках вещества. Чтобы проделать эти исследования и
анализы, лаборатория угольного треста ему казалась достаточно пригодным
местом. Он заметил там хорошие приборы. Понравился ему и Шаповалов, кстати
охотно согласившийся помогать при опытах,- молодой, но, видимо, грамотный
химик и вообще человек, вызывающий к себе симпатию.
- С чего же начнем? - спросил Зберовский.
- Да пробки открыть бы - на первый случай...
Шаповалов вышел, принес из соседней комнаты чистый халат.
- Не хотите? - предложил он Григорию Ивановичу.
Зберовский снял пиджак, надел халат, привычными движениями завязал
тесемки на рукавах.
Так началась их работа.
Обернув стекло толстым слоем листовой резины, они зажимали каждую банку
в слесарные тиски; пробки - одна за другой - наконец их усилиям поддались.
Сперва почти не разговаривали. Действовали оба тихо и сосредоточенно.
Но сразу между ними установилось молчаливое взаимопонимание, и была
слаженность во всем, что они порознь делали. Мысли их, вероятно, шли общим
ходом.
Зберовский произнес вполголоса:
- Бюксы...
А они у Шаповалова уже готовы; он тотчас подает профессору сияющие
чистотой стаканчики.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг