Он улыбнулся, попрощался и ушел следом за Зинаидой Александровной.
Зберовские остались вдвоем. Лишь теперь Зоя вслух заметила, что
какая-то канва этой трагической истории ей была давным-давно известна. Краем
уха она слышала об этом от Зинаиды Александровны еще до революции. Фамилия
погибшего, конечно, сразу выпала из памяти. И со слов Зинаиды Александровны
отнюдь нельзя было понять, что речь идет о подлинном ученом. Пытался опыты
делать,- ну, мало ли. От полиции скрывался...
- Зоечка! - перебил ее Зберовский.- А что, если я завтра уеду? Ты
погостишь здесь без меня?
- Куда поедешь?
- В Донбасс. Дня на четыре, а потом сюда вернусь.
Быстро на него взглянув, она тотчас же решила:
- Завтра - Зинаида Александровна обидится. Нельзя. А послезавтра мы оба
поедем. Я не помешаю, нет, увидишь, я постараюсь быть тебе полезной в
поисках.
- Ладно,- озабоченно ответил Григорий Иванович.
Лег он поздно, но ему не спалось, и он на рассвете встал. В ночной
пижаме сел на стул возле открытого окна. Оперся локтями о подоконник.
В его мыслях еще раз проплыла давнишняя встреча в Петербурге, когда он,
студент, в порыве мальчишеского восхищения явился к незнакомому ученому. У
Лисицына было хорошее лицо и умные карие глаза; они смотрели и посмеивались.
Борода с яркой рыжинкой, золотисто-бронзового цвета. Лисицын говорил о
счастье человечества. Мечтал...
И все заслонил новый облик Лисицына - то, о чем рассказали Терентьевы.
Человек упорный, страстно любящий свою идею, всеми силами прокладывающий ей
дорогу в кольце мрачных обстоятельств. Одинокий, затравленный, внутренне
надломленный, он служил ей до конца. Честный, сильный человек!
Шелестели листья деревьев в саду. Доносился аромат цветов. Над
деревьями - светлеющее небо, звезды.
Зберовский думал: а не Лисицыну ли он обязан, что посвятил всю жизнь
именно химии углеводов?
Зоя спала. Он тихо поднялся и вышел в сад. Остановился посреди аллеи.
Не проходило ощущение чрезвычайной, исключительно большой
ответственности, которая с нынешнего дня легла ему на плечи. Он остро
чувствовал сейчас и как стремительно движется вперед наука, и бег времени, и
смену поколений. Зберовскому казалось: Лисицын будто передал свое открытие
ему.
Только где оно, это открытие? Неужели все-таки потеряно?..
Глава III. Где сошлись три дороги
1
Сереже два года и несколько месяцев. В руках у него палка, которую он
только что нашел. Перед ним зеленые кусты, знакомый двор, лужа посреди
двора. И как хорошо - подбежать к этой луже, присесть на корточки и бить
палкой, чтобы брызги летели! Раз, раз, снова раз!
Но мама тут как тут. Она уже кричит:
- Сережа, перестань! Фу, весь забрызгался!
Он смотрит озорным, лукавым взглядом. Опять поднял палку. Однако
ударить по воде не решается - словно дразнит мать. Весело ему. Ждет: что она
скажет еще?
- Ах ты, грязнушка! - смеется Вера Павловна.- Вот поедем к папе, увидит
он тебя такого - думаешь, похвалит нас?
Пришлось переодеться. Сегодня ветер и вообще погода штормовая. На
Сереже вязаные шерстяные штаники и теплая пуховая кофта. Вместе с мамой он
идет по набережной. С одной стороны улицы дома и тротуар, где они сейчас, с
другой - шумит огромное серое море. Видно: по нему волны катятся сюда. То
взлетают у камней, то растекаются вдоль берега потоком белой пены.
Впереди, возле бульвара,- склон горы Митридат.
Вера Павловна прощается с Керчью.
Так было заранее условлено, что здесь она недолго будет жить. В Москве
она и ее муж - Петр Васильевич Шаповалов - ютились в густо населенных
комнатах студенческого общежития. Когда родился Сережа, в общежитии им
пришлось нелегко. К тому времени, кстати, она уже окончила исторический
факультет; пора ей было браться за работу. И молодые супруги Шаповаловы
решили: пока он еще учится в Москве, она поедет в Керчь сотрудником в
исторический музей. В Керчи у нее с отцом просторная квартира. Кроме того,
тут живут две ее дальние родственницы, охотно согласившиеся ей помогать
нянчить маленького сына.
Все каникулы Шаповалов проводил, конечно, в Керчи.
А теперь, защитив дипломный проект и выбирая место будущей работы для
себя, он затосковал о родине и принял назначение в Донбасс. И он уже там.
Прислал оттуда телеграмму. Зовет. А в средней школе там же очень нужен
педагог-историк.
- Завтра папа нас встретит, Сереженька... Папа! - улыбается Вера
Павловна сыну.
Светло у нее на сердце. Ей кажется, будто ни у кого из людей еще не
было такой душевной близости, такого настоящего, безраздельно преданного
отношения друг к другу, как это теперь между нею и Петей.
Она гордится им. Считает его умным и талантливым, способным на лету
подхватывать те глубины знаний, для овладения которыми у всякого другого
ушло бы времени в три раза больше. И круг его интересов не ограничен рамками
профессии, а простирается в разные области культуры. И что-то в нем есть
самобытное, свое. И человек он сильного характера, прямой морали, и твердо
на земле стоит.
Вместе с тем ей думается, что если бы она не руководила им исподволь и
незаметно, не умела бы с тактом, по-женски влиять на него, то он был бы
сейчас далеко не таким, а в смысле общего развития гораздо примитивнее.
Мысль о своем, ею вложенном в формирование его нынешнего склада, пробуждает
в ней почти материнскую нежность к нему.
Вот он кликнул их - и они с Сережей птицами к нему помчатся!
Вера Павловна зашла в музей, в одно из его зданий, что под горой,
неподалеку от бульвара.
Сережа к ней прижался. На рабочих столах - груды древних черепков. Тут
она много месяцев разбирала эти черепки: на осколках амфор греческие буквы,
фабричные клейма эпохи Боспорского царства. По клеймам проясняется картина,
в какие периоды, с кем именно вел торговлю древний Боспор. Клейма афинские,
родосские, критские...
Противоречивы человеческие чувства: Вере Павловне хочется скорее быть в
Донбассе, вся она мысленно устремлена вперед, но ей жаль расстаться и с
музеем и с Керчью вообще - с городом, где для нее каждый уголок наполнен
отголосками своих, особых настроений.
Обступив ее, вчерашние товарки по работе желают ей счастливого пути.
Она взяла Сережу на руки.
- Попрощаемся, сыночек, и пойдем,- сказала она.- Нам скоро на поезд!
...Вокзал в Керчи скромненький, одноэтажный.
Отец Веры Павловны стоит возле вагона. На нем старый морской китель,
почти бурый от солнца. Седоватые усы коротко подстрижены. Он смотрит вверх,
в открытое вагонное окно: там - уезжающие дочь и внук. Когда они увидятся
теперь? Кто знает...
Он бодрится, хочет выглядеть вовсе не расстроенным. Улыбается -
впрочем, не совсем естественно. Все дело в зяте: если пожелал бы, можно бы и
в Керчи для него службу приискать. Зачем же им ехать на рудники?
Не перечислить, сколько раз Павел Федорович уже провожал свою Верусю с
этого вокзала - в те годы, что она училась в Москве. Тогда мечтали оба: вот
кончится ее ученье, как славно они заживут! Казалось, люди общих интересов,
они будут вместе ходить на раскопки боспорских городов, вместе обсуждать все
найденное при раскопках, вместе думать о тайнах истории.
Так тебе и надо, неисправимый оптимист! Не забывай, что есть закон
природы: молодое - к молодому...
На язык просится шутливо-ласковое, заветное словцо, из тех, что Павел
Федорович говорил еще Верусе-школьнице. Но едва словцо такое вспомнилось,
оно сразу потянуло за собой ощущение жалости к себе. И Павел Федорович,
вздохнув, покашлял и сказал:
- В штиль, говорят, опять в море статую видели. Рыбаки... Врут,
наверно. Будто на трех саженях глубины, у Змеиного мыса.
- Ты пиши почаще,- говорит Вера Павловна из окна.
Поезд трогается, сперва очень медленно.
Павел Федорович идет рядом с поездом. Снял фуражку, смотрит невеселыми
глазами то на внука, то на дочь. Машет им.
В этот миг Вера Павловна почувствовала себя ужасно виноватой. Опять
останется отец: днем - в конторе или в порту у рыбацких судов, а вечером в
безлюдной тишине приготовит себе ужин, усядется за книги, либо пойдет вдоль
берега в одинокую прогулку...
- Сережа, помахай дедушке рукой,- спохватилась она.- До свиданья,
дедушка! До свиданья, милый!
Еще полминуты - и дедушки не видно.
Поезд набирает ход. Мимо пробегают домики керченских окраин; позади -
скрывшееся за холмами море. Потом домики становятся все реже, и виднеются
только голые холмы. Стучат колеса поезда.
Керчь и отец в ней уже кажутся далекими-далекими. Они - это сладкий и
печальный след в душе.
- Пойдем, Сережа: ветер у окна,- сказала Вера Павловна. С сыном на
руках она повернулась и ушла из коридора в купе.
На следующий день за окнами вагона уже тянулся пейзаж Донецкого
бассейна: облака дыма над степью, индустриальные постройки, темно-серые
пирамиды террикоников у шахт. На путях - без конца платформы, груженные
каменным углем.
Одев сына в нарядную фуфаечку, Вера Павловна заспешила, принялась
укладывать разбросанные тут и там Сережины игрушки. Соседи по купе,
наблюдавшие с симпатией за молодой женщиной и ее ребенком, взялись помочь ей
вынести вещи. Вещей оказалось порядочно: два тяжелых чемодана и громоздкий
мягкий сверток.
Наконец поезд остановился. Вещи уже на перроне. Поблагодарив соседей,
Вера Павловна напряженно смотрит по сторонам. Где же Петя?
Но вот он кинулся к ним из толпы.
- Папа! - закричал Сережа тоненьким голосом.
А папа подхватил его и поднял, целует в щеку, обнимает маму, в то же
время говорит без умолку, улыбается - загорелый, белозубый, быстрый. Глаза
смеются радостно, блестят.
Потом поехали на грузовой машине: Сережа с мамой в кабине около шофера.
Когда шофер остановился у невысокого каменного здания, Шаповалов
спрыгнул с кузова машины, взбежал на крыльцо и распахнул перед женой и сыном
дверь:
- Ну, Веруська, заходи. Посмотришь!
Впервые в жизни у него своя, отдельная квартира. Он иронизирует немного
над собой, но вместе с тем это ему приятно. И это для него сейчас не просто
одна комната, другая комната и кухня, а нечто, полное значения: квартира,
где будет жить его семья!
Комнаты большие. В квартире пусто, хоть шаром покати. Всей мебели: три
грубых табуретки да хороший новый книжный шкаф. Часть шкафа уже заставлена
книгами. Половина книг - прежние, Вере Павловне знакомые еще по
студенческому общежитию.
Шаповалов не без юмора показал на шкаф - свою покупку:
- Я рассудил так: сначала надо самое необходимое. А необъятное объять
не мог. Ругать не будешь?
Они оба, смеясь, смотрят друг на друга. Такие именно они друг другу и
нужны.
И Сереже нравится простор. Он бегает от стены к стене, изображая
паровоз. Кричит и надувает щеки.
Принялись устраиваться.
Шаповалов втащил чемоданы и сверток, потом отправился куда-то на
машине, привез много пустых, крепко сколоченных ящиков.
Ящики начали расставлять по комнатам. Одни из них сдвинули, застелили
скатертью - получился стол. На другие положили матрацы, закрыли одеялами и
ковриком - вышли кровати и диван.
- Совсем по-царски! - радовалась Вера Павловна.- Ты смотри, смотри...
Сядь сюда. Да как удобно!
На маленькой кровати для Сережи прибили доску - бортик, чтобы он,
спящий, не скатился на пол.
Тем временем наступил вечер, Сережу накормили и уложили спать. Когда он
заснул, Вера Павловна сказала, что он не проснется долго и что его можно на
час, на два оставить одного.
Переглянувшись, они сразу же собрались, пошли прогуляться по городу.
Этот молодой шахтерский городок возник уже в эпоху пятилетних планов.
Городок рос с необычайной скоростью. Между пустырями и лесами строек
обозначилась главная улица, где многоэтажные дома, где ярко освещены витрины
магазинов, где на тротуарах сплошной цепочкой идут пешеходы. Даже больше
того: по главной улице уже пущена линия трамвая.
В письмах обо всем не напишешь. И Шаповалов с Верой продолжали говорить
о Керчи, о Москве, о знакомых людях, о его дипломном проекте и первых шагах
здесь, на новой работе. А тут его назначили заведовать лабораторией
угольного треста.
- Хочешь, трамваем поедем? - спросил он.
Они вошли в вагон. Поехали, стоя на площадке.
- Работенка - хоть бывай в лаборатории, хоть не бывай. Сама идет! -
небрежно сказал Шаповалов.
Вера Павловна вскинула на него вопросительный взгляд. Она была чуть
ниже его ростом, с правильными чертами лица, вся какая-то ладная,
располагающая к себе. Доверчивым движением она притронулась к его локтю:
- Однообразно кажется? Знаешь, Петя, ты не бойся. Это только поначалу.
Было бы где работать, да руки умелые, да голова на плечах?..
Далеко за пределами центральной части города трамвай, описав петлю,
остановился. Вагон опустел. Шаповаловы тоже вышли из него.
Совсем рядом вздымалась высокая стена надшахтного здания. Оттуда
доносятся мерное гудение моторов, сигнальные звонки, грохот высыпающегося
угля. Возле здания - эстакады, залитые электрическим светом.
Шаповалов повел Веру в сторону от шахты, в один из переулков. И вот
последние дома. Город позади. Они идут в степь.
Небо совершенно черное. Степь в огнях. Слева зарево, справа зарево.
Показав на вереницу виднеющихся впереди фонарей, Шаповалов задумчиво
проговорил, что его детство - это было там, за этими огнями, километрах в
двадцати от- сюда. И он спросил:
- Пока лето, мы съездим, Веруська, туда?
Ощупью найдя его пальцы, Вера Павловна пожала их в ответ. Не отрывая
глаз, всматривалась в ей еще неведомую землю. Во второй и в третий раз
оглядывала горизонт.
А горизонт не был темен нигде. Огоньки сияли созвездиями и смыкались
вокруг гигантским светлым кольцом.
2
Не случайно Вера Павловна подумала, что новая работа покажется ему
однообразной. Его лаборатория всего-навсего следила за качеством добываемого
угля. Это была большая лаборатория, где изо дня в день делались - сотнями -
всегда одинаковые анализы: содержание серы в угле, содержание золы, летучих
веществ, влаги, выход кокса, теплотворная способность. Здешние лаборанты так
набили себе руку на привычном деле, что могли выполнять его чуть ли не с
закрытыми глазами. Анализ шел за анализом, словно по конвейеру. Не мудрено
заведующему заскучать.
Но с первых же недель работы здесь Шаповалов решил взяться за
какой-либо собственный исследовательский груд, который потребовал бы от него
приложения всех накопленных им знаний и мог бы оказаться полезным для
страны.
Вглядываясь в ритмическую жизнь своей лаборатории, Шаповалов пришел к
выводу: он попытается создать автомат для анализа каменных углей.
Мысль о таком автомате он тщательно взвешивал и выверял. Должно
получиться неплохо. Если вместо тысяч лаборантов во всех угольных
лабораториях Советского Союза поставить линии автоматических анализаторов,
освободятся люди и будет достигнут ощутимый экономический эффект. Однако,
чтобы подойти к постройке автомата, надо поискать новых, удобных для этого
принципов анализа.
- Давай действуй,- сказал ему директор треста.- Автомат - хорошая идея,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг