от полученной при гидролизе смеси простых сахаров лабораторией уже свободно
мог быть превращен в дисахариды, среди которых был и пищевой, обыкновенный
сахар. Однако, к сожалению, его пока оказывалось слишком мало. Основная
масса древесины пока переходила в форму неполезную, только по составу
сходную с обыкновенным сахаром: образовывалось нежелательное вещество -
целлобиоза. При опытах процесс частично удавался, а в другой, гораздо
большей части, он шел как бы вспять - от простых сахаров к возникновению
целлобиозы и далее снова клетчатки.
Всем было ясно: чтобы найти способ заводским путем превращать тысячи и
тысячи тонн дерева в нормальную человеческую пищу, понадобится еще много
труда. Но трудности не останавливали коллектив лаборатории. Коллектив
слаженно работал.
В доме, где поселились Зберовский и Зоя Степановна, жили и другие
профессорские семьи. Изредка Зберовских приглашали в гости. Соседки пытались
вовлечь Зою Степановну в свой кружок, каждый день собиравшийся посудачить и
посплетничать за чашкой кофе.
В первый год жизни здесь Зоя Степановна к ним иногда ходила. Потом ей
случилось в приподнятом тоне сказать что-то о необычайном значении работ
Григория Ивановича. Соседки насмешливо переглянулись. Одна из профессорских
жен с милой улыбкой заметила:
- Ну, дорогая, вы это уж переборщили... Не все парадоксальное надо
принимать за чистую монету. Я в своем Николае Ильиче и то не так уверена!
Зоя Степановна только сверкнула глазами в ответ. Выпрямилась.
Промолчала. Но с тех пор стала избегать соседок.
Ей всегда было приятно, если в воскресенье или в будни вечером к ней с
Григорием Ивановичем зайдет кто-нибудь из сотрудников его лаборатории. Этих
людей, разделяющих заботы и мысли Григория Ивановича, ей хотелось окружать
особенным радушием, теплом, гостеприимством.
Впоследствии Зоя Степановна - что бывало обычно на Октябрьский праздник
и на Первое мая - начала устраивать для сотрудников Григория Ивановича нечто
вроде званых вечеров. Такие вечера у Зберовских отличались атмосферой
дружески простой, сердечной и вместе с тем веселой. На них шутили и
смеялись, ухаживали друг за другом, вели откровенные беседы. К Зберовским
шли охотно все, кто работает с Григорием Ивановичем,- и молодые лаборанты, и
научные сотрудники; все они чувствовали себя тут одинаково уютно и легко. И
каждый раз на этих вечерах все оказывались в сборе, за самым малым
исключением. Однако получалось так: в числе двух-трех, не могущих прийти
сюда по какой-нибудь внезапной причине, всегда, как правило, была Лидия
Романовна Черкашина.
Время шло своим чередом, и Зоя Степановна все реже думала о прошлом.
Лишь глубоко в душе порой затеплится взгляд сына, промелькнет яркое видение
и рванет тупая боль. Что еще от прошлого осталось? Вот разве переписка с
Аннушкой Благовещенской. А Озерицкий и все с ним связанное - это из ее
памяти начисто вычеркнуто.
И тем более досадно и странно ей было теперь, после трех лет счастливой
жизни с Григорием Ивановичем, далеко от Москвы, вдруг встретить на улице
одного из бывших помощников своего первого мужа.
До революции у Озерицкого была столь обширная адвокатская практика, что
без помощников он не справлялся. Себе в помощь он нанимал несколько молодых,
начинающих юристов. Один из них, по имени Семен Гаврилович, когда-то
раболепствовавший перед Озерицким, сегодня встретился Зое Степановне.
Столкнувшись лицом к лицу, они сразу друг друга узнали. Выражая
удивление, Семен Гаврилович развел руками. Он выглядит раздобревшим,
медлительно-важным. Вместо прежнего пенсне с закинутой за ухо черной тесьмой
у него сейчас массивные роговые очки.
Когда Зоя Степановна спросила, как он очутился здесь, Семен Гаврилович
сказал, что он ответственный работник в здешнем облисполкоме.
Покровительственно глядя на нее, он начал пояснять:
- Юриспруденцией давно не занимаюсь. Я - куда партия пошлет. Я - старый
член партии... Вы этого не подозревали? Ну как же! Среди большевиков я с
детства. Мой папаша был рабочим в Сормове и расстрелян в девятьсот пятом
году.
Потом он принялся допытываться, за кем же именно Зоя Степановна замужем
теперь. Что, что? Зберовский? Химик? Откуда этот Зберовский? Где учился? А,
вон что, в Петербурге!..
Уж очень острый интерес мелькнул за стеклами его очков. Однако, может
быть, ей это только показалось. Во всяком случае, на ее вопрос, не знает ли
он Григория Ивановича по Петербургскому университету, Семен Гаврилович
ответил, со вздохом улыбнувшись и посмотрев прямо ей в глаза:
- Много всяческих людей попадалось на пути. Где упомнишь каждого. И
давненько было наше с вами студенческое время!
После встречи с ним Зоя Степановна ощутила непонятное беспокойство.
Какая-то ниточка нежданно-негаданно протянулась сюда из лживого, липкого и
ею уже забытого мира.
Вечером она во всех подробностях рассказала о встрече Григорию
Ивановичу.
Он пришел с работы поздно, и они вдвоем сидели в его домашнем кабинете.
Видя, что она волнуется, что у нее даже щеки побледнели, Григорий Иванович
попытался изменить тему разговора. А Зоя Степановна продолжала свое:
- Я раньше никогда не слышала, будто бы он сын рабочего, расстрелянного
в революцию пятого года. Семен Гаврилович толковал всегда, что он
потомственный интеллигент.
- Вероятно, так делалось из конспирации,- примиряющим тоном сказал
Григорий Иванович.
- Спина его сгибалась, точно на шарнире. Такой угодливый он был.
Крестовников!
- Погоди! Как ты назвала фамилию?
- Крестовников... Да Семен Гаврилович вот этот самый.
Теперь Григорий Иванович насторожился - словно окаменел на несколько
мгновений, озадаченный, с выражением внутренней борьбы.
Черт знает что! О ком идет речь? Неужели...
С одной стороны: Крестовников Семен Гаврилович, юрист, из
Петербургского университета. Значит, он - Сенька, живший с ними в мансарде,
предатель, который донес на Осадчего...
С другой стороны: не мог же Сенька позабыть Зберовского! И Сенька был
сыном дьякона, отца Гавриила. А этот - из рабочей среды. Большевик.
Вдобавок, старый член партии.
Что касается партии, то Григорий Иванович относится к ней с великим
уважением. Она ему представляется суровой когортой, ведущей человечество по
единственно верной дороге. Люди, составляющие партию,- это не такие, как
Зберовский, а люди, слепленные из совсем иного материала, выросшие на особой
социальной почве. Они могут выглядеть обычными людьми, некоторые из них
внешне даже простоваты. Но в моральной сущности своей - в той сущности,
которой они обращены друг к другу,- члены партии, по мнению Григория
Ивановича, будто по-особому, непонятно для него устроены. Им ведомы какие-то
прямые ходы мысли. Партия поэтому непогрешимо проницательна. Она как на
ладони видит душу каждого из своих членов. Она не может ошибаться. Если бы в
нее хоть на день сунулся предатель вроде Сеньки, его разоблачили бы с
треском. Между тем Зоя говорит о человеке, являющемся членом партии с очень
давних пор.
Остается лишь предположить, что в университете, в Петербурге, был еще
второй юрист Крестовников. На разных курсах, например, однофамильцы - вещь
совершенно возможная.
- Ты что задумался? - спросила Зоя Степановна.
- Да видишь ли...- сказал Григорий Иванович.- Одного Крестовникова я
знал когда-то. Но, по всем признакам, тот был вовсе другой человек. Ничего
общего с твоим. Абсолютно! Здесь, я считаю, только случайное совпадение
фамилий.
5
Девятьсот тридцать пятый год. Наступил июль, а летняя погода все никак
не устанавливалась. То налетит холодный ветер, мчатся рваные на клочья,
облака, то дождь зарядит на неделю.
Стрельцово - это даже не город: только крупный рабочий поселок. Здесь
узловая станция, железнодорожное депо, несколько фабрик. Вплотную к поселку
прилегают живописные окрестности - поля, речка, дубовые рощи на пологих
холмах. На десятки километров вокруг расположен очень плодородный
сельскохозяйственный район. Вблизи от поселка добывают ценную глину, из
которой тут же, на керамическом заводе, делают прекрасный огнеупорный
кирпич.
Дома кирпичного завода составляют одну из окраин Стрельцовского
поселка. Они благоустроены, окружены садами и угодьями. В отдельном особняке
живет директор завода, в другом таком же - главный инженер.
Директор - человек молодой. А главный инженер работает здесь уже лет
двадцать - это он построил и усовершенствованные печи на заводе, канатную
дорогу, и большинство из заводских жилых домов. На вид он еще крепкий
старик, хоть ему уже за шестьдесят. В поселке все его знают и все ему при
встрече кланяются. Смолоду, как говорят о нем, он служил на угольных шахтах
в Донбассе. Там - еще в царское время - у него были какие-то неприятности.
Еще до революции он переехал в Стрельцово да так тут и остался навсегда.
Свою жену, худощавую старушку, он называет, как девочку, Зинуша. С ней
изредка бывает в клубе, если в Стрельцовском клубе кино или случится хороший
спектакль; они усаживаются в кресла и молча, даже чопорно сидят, иногда
обмениваясь взглядами. У себя дома пожилая инженерша каждый день играет на
рояле.
Детей у Терентьевых нет. Живут они размеренно, хозяйственно и
обеспеченно.
А сегодня в инженерском доме дым коромыслом: моют и без того чистые
полы, на кухне чад - жарят телятину, баранину, взбивают яйца, толкут что-то
в ступке, месят сдобное тесто. Инженерша Зинаида Александровна, хотя и
позвала себе в помощь трех соседок, все равно хватается за голову. Нет-нет -
охнет, оглянется на часы. Лишь бы успеть! Сегодня к ним приезжают гости:
сестра Ивана Степановича, Зоя, со своим новым мужем - профессором
Зберовским.
Зоя писала, будто ее нынешний муж, правда очень давно, встречался с
Иваном Степановичем - еще бог знает когда, на Харитоновском руднике. Зинаида
Александровна настойчиво спрашивала: "Ванечка, да какой же он?" А Иван
Степанович только плечами пожимает. Совершенно не помнит, забыл.
Терентьевы лет десять не виделись с Зоей. В позапрошлом году она
обещала приехать - не смогла, не хотела ехать без мужа: профессор и в
каникулы работал; в прошлом году у Зберовского снова были дела. А сейчас
наконец они едут. Поживут здесь немного, потом отсюда дальше - куда-то на
курорт.
Как раз, на счастье, после холодов выдался теплый-теплый день. Хорош
был вечер. И вот долгожданные гости уже у Терентьевых.
Новый родственник Зинаиде Александровне понравился. Он оказался
скромным, простым. Если бы не знать заранее, никак не скажешь, что это
профессор и доктор наук. Улыбается:
- Благодать у вас!
Надо заметить, Григорий Иванович совсем недавно с великолепным
результатом закончил цикл опытов. Найден более удобный способ превращать
углеводы одной формы в другую; скоро и целлобиоза перестанет быть помехой. И
он, будучи в отличном настроении, решил взять отпуск. Впервые у них с Зоей
такая поездка - бездумная, легкая.
Сад, окружающий домик Терентьевых, был гордостью Зинаиды Александровны.
Именно тут, под яблонями, среди цветущих георгин, она устроила ужин. Яркая
электрическая лампа освещала стол. Парадно выглядели на столе и скатерть и
салфетки в кольцах, тарелки с золотыми ободками, блюда, хрустальные графины.
- Кушайте, батенька, кушайте,- сказал хозяин Зберовскому. Сам
переглянулся с женой. Зинаида Александровна глазами спросила: "Теперь узнал
его?" Иван Степанович слегка качнул головой: "Нет". И обратился к гостю: -
Вы отдыхайте здесь. Чего вам ехать на курорт? У нас же лучше! Речка у нас,
батенька! Рыбная ловля!
- Верно, прелестные места,- мягко согласился Зберовский.- Если не
прогоните, мы с Зоечкой недельку непременно поживем...
Он посмотрел на Зою и Ивана Степановича - с задумчивой, точно
отвечающей каким-то его мыслям улыбкой.
Сейчас ему вспомнился далекий вечер, летом девятьсот восьмого года,
когда Зоя его пригласила на Харитоновский рудник. Теперь он чувствует
очарование и аромат того так давно миновавшего времени. Тоже сидели за
ужином: брат и сестра Терентьевы и он, Зберовский. А Зоя была совсем
молоденькой девушкой. В светлом платье... Разговор тогда коснулся, кажется,
Лисицына. Ведь этот самый Терентьев даже учился вместе с Лисицыным в Горном
институте.
Вдруг оживившись, Зберовский вскинул руку в сторону Ивана Степановича:
- Если угодно, я могу вам поведать одну невеселую повесть. Вы помните,
вероятно, с вами в Горном институте был такой - Лисицын?
Терентьев положил салфетку и выпрямился.
Зберовский заговорил о трудах Лисицына, о его необыкновенном открытии,
о каторге и о побеге из Сибири. Закончил свой рассказ на том, что Лисицын
под чужим именем должен был приехать в Петербург, но не приехал. И словно
сквозь землю провалился. И ни тогда, ни позже никто о нем уже не слышал
ничего...
- Я слышал! - в наступившей тишине, со строгим выражением лица,
произнес Терентьев. Показал на жену: - Мы знаем все... Вот, с Зинаидой
Александровной. До самой гибели его... до дня смерти он возле нас жил. У
меня помощником работал!
Зберовский схватился за край стола.
- Как?! - воскликнул он.
Зинаида Александровна, повернувшись к Зберовскому и Ивану Степановичу,
смотрела странно загоревшимся взглядом.
- Да расскажите все как следует! Пожалуйста! - почти закричал
Зберовский.
Они принялись говорить одновременно - Терентьев и Зинаида
Александровна. Он скажет, она вмешается - добавит, он продолжит дальше. В
сбивчивом потоке фраз они разворачивали историю жизни Лисицына на
спасательной станции, скорбные обстоятельства его гибели.
Зберовский растерянно поднялся с места.
- А что касается его работы,- в заключение вздохнул Иван Степанович,-
то здесь мы ничего вам объяснить не сможем. Не вникали... знаете... в
предмет его исследований. Он - втайне все это. А нам расспрашивать зачем?
Только от вас услышали впервые, над какими он проблемами...
Григорий Иванович стоял недвижимый. Долго не мог прийти в себя. Наконец
спросил:
- Журналы, какие-нибудь записи, наверно, сохранились?
- Не было бумаг...
- А лабораторию осмотрели? Кто разбирал и изучал ее? Вообще - кому она
досталась?
Терентьев грустно усмехнулся.
- Э, батенька, что вспомнили! Да поймите, как былото все,- словно
оправдываясь, сказал он,- команда в шахте полегла, сироты, вдовы плачут,
голова кругом идет, тут - следствие, полиция... А Владимир Михайлович,
покойник, как ни говорите - с каторги бежал! Что прикажете делать? Ведь я же
приютил его... Поймите!
- Так лабораторию - полицейские эксперты?..
- Какие там эксперты!..
И Иван Степанович признался: тотчас после катастрофы он велел собрать
все без остатка, что было в лаборатории Лисицына, увезти подальше в степь и
закопать. Ночью, чтобы никто не видел. Приказал это конюху - был такой,
исполнительный, по фамилии Черепанов. Ну, конюх так и сделал. Тогда не
следовало привлекать внимания к личности необычного штейгера...
До конца вечера Зберовский уже не мог говорить ни о чем другом.
Потрясенный неожиданно открывшимся, он хотел узнать про Лисицына каждую
деталь, спрашивал о характере и поведении, и каких политических взглядов
Лисицын придерживался, и имел ли друзей и знакомых, и с какой целью ездил с
рудника в Харьков и Киев.
- А, реактивы, стекло! - восклицал он по ходу беседы.- Да-да, понятно.
Было около полуночи, когда хозяева отвели гостей в приготовленную для
них комнату.
С порога ее Григорий Иванович задал Терентьеву еще один, последний на
сегодня вопрос:
- Как думаете, ваш бывший конюх - Черепанов, что ли, вы его назвали,-
жив сейчас? Трудно ли его найти?
Иван Степанович напомнил: он покинул рудник двадцать лет тому назад.
Кто знает, что там произошло с людьми за эти годы.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг