глобус, свертки карт, наклеенных на коленкор. А в дальнем, самом маленьком
шкафу - пособия по физике и убогие химические принадлежности.
Содержимое этого маленького шкафа Зберовскому наперечет известно.
Однако он теперь взглянул в ту сторону с новым, неожиданным вниманием.
Внезапно подошел, открыл дверцу. Присел перед шкафом на корточки.
Двухдюймовый тигель. Толстостенный. Давление выдержит. Но чем закроешь
тигель плотно? Чем поднять давление хоть на две, на три атмосферы?
Черт побрал бы яропольскую гимназию!
Вынув из шкафа, он сердитым броском поставил на пол железный штатив с
набором разных колец. Туда же - обрезок асбеста. Туда же - спиртовую
лампочку. Стал отвязывать от какого-то громоздкого устройства с блоками
свинцовые брусочки и пластины; среди них нашел один брусок достаточно
тяжелый.
Он вот что сейчас сделает: он нагреет тигель в пламени и прижмет
накаленным краем к пластиночке свинца. В свинце отпечатается круг по форме
тигля. Выйдет массивная, плотная крышка. Потом крышку - на остывший тигель,
а сверху - тяжелый брусок. Снизу крышку надо защитить шайбой из асбеста. В
таком приборе уже можно будет кипятить жидкость под давлением.
Зберовский поднял и быстро разложил все нужные предметы на столе. Зажег
огонь. Раздвинул кольца штатива. Ожесточенно, с хмурым выражением лица
принялся работать.
...К концу перемены инспектор вышел в коридор.
Колокольчик Вахрамеича уже оповестил о начале последнего урока.
Сутолока шла на убыль. Классные наставники загоняли своих воспитанников в
классы.
И инспектор увидел: из учительской появился Зберовский в сопровождении
целой вереницы гимназистов. Кто несет штатив с кольцами, кто - спиртовую
лампочку, кто - пробирки. А руки самого Зберовского до отказа заняты. В них
две обыкновенные бутылки, фарфоровая чашка и тигель под неуклюжей серой
крышкой.
Перед Зберовским идет гимназист, торжественно несущий, как свечу или
какой-то жезл, нелегкий, надо думать, металлический брусок.
Вся процессия направляется к двери пятого класса.
На миг инспектор даже потерял высокомерную осанку. Его фигура
изогнулась и застыла. Взгляд возмущенно впился в принадлежности для опыта.
А тот, что нес штатив и кольца, в куртке с чернильным пятном, забежав
вперед, кому-то крикнул:
- Принеси опилок горсть! Живо!
- Зачем они? - откликнулся голос за дверью.
- Беги, сказано тебе! Под лестницей лежат... Из них Григорий Иванович
будет сейчас сахар делать!..
6
По натуре Зберовский был очень общительным человеком. Он нуждался в
собеседниках, любил поспорить, посмеяться, поделиться мыслями. Правда, был у
него в душе какой-то заповедничек, куда он никого не пускал: сюда относилось
все, что касается Зои, что касается неудавшейся ему работы по гидролизу, да
вот разве теперь - того, что связано с просьбой Осадчего. А остальное, его
волнующее или тревожащее, он должен был обязательно кому-то рассказать. Для
него это было потребностью. Любая мелочь, если он не поговорит о ней, его
долго беспокоит и гнетет.
С тех пор как ему невыносима стала среда учителей гимназии, их склоки,
картежная игра, он особенно остро почувствовал вокруг себя безлюдье. Но
одиночества он переносить не мог. И ему случалось целые вечера просиживать в
обществе старух - своих квартирных хозяек, пить с ними чай, выслушивать
скучнейшие истории то о происшедшем три года назад ограблении кладбищенской
церкви, то о свадьбе у соседей, где жениха обманули в приданом, то о
роскошных именинах яропольского купца Пряхина...
Еще летом, когда у него прекратилась переписка, с Зоей и он не поехал
на каникулы в Петербург, Зберовский начал изредка встречаться с группой
гимназистов-семиклассников.
Однажды летним утром, отправившись на прогулку за город, он увидел на
берегу Малахайки шалаш и костер, а перед костром сидели отчасти ему
известные по гимназии почти уже взрослые мальчики. Они спорили о
происхождении жизни на Земле. Один из них ссылался на "Мировые загадки"
Геккеля, другой не читал этой книги, но высказывал собственные
фантастические домыслы, третий брал под сомнение что угодно.
Незамеченным подойдя к костру, Зберовский сел и тотчас азартно вмешался
в беседу. И сразу ощутил себя как бы в родной стихии.
Впоследствии встречи с ними за городом повторялись. А осенью, в
дождливую, нудную погоду, эти гимназисты спросили у Зберовского, позволит ли
он им время от времени заходить к нему в гости.
И поздняя осень и начало зимы шли для него в напряженном ожидании тех
таинственных товарищей Осадчего, которые вдруг будут появляться у него в
квартире. Скорей всего, он переоценивал свою роль в будущем их приезде в
Яропольск, как и значение самого их приезда. А угадать, зачем они сюда
приедут, он даже не пытался. От каких-нибудь определенных политических задач
и целей он был далек. Но окружавшие его порядки вызывали в нем протест, а
все, направленное против царского режима, ему казалось заслуживающим
уважения. И если уж Осадчий, разыскав его, попросил о помощи, то он обязан
проявить себя здесь человеком долга.
Прошли октябрь, ноябрь, декабрь. К Зберовскому не приехал никто. Теперь
он мысленно упрекает Осадчего. Клянет себя за то, что принял записку
всерьез.
Незадолго до рождественских каникул неприятности, начавшиеся у него в
гимназии, достигли угрожающих размеров. В кабинете директора ему было
устроено нечто вроде судилища. Директор - мягкий по характеру - сказал, что
делает последнее предупреждение Инспектор же, перечисляя вины Зберовского, с
ядом в голосе заявил:
- И более того! О вас есть сведения: вы позволяете себе ни с чем не
совместимое. Под крышей собственного дома вы допускаете сомнительные сборища
учащихся из старших классов! Вам не удастся это отрицать! А знаете ли вы,
что факт внеклассного общения преподавателя с учащимися терпим не может
быть? Надеюсь, вам это известно?..
Когда к Зберовскому на следующий день пришли его друзья-гимназисты, он
попросил их больше к нему не ходить. В самых общих чертах объяснил им
обстановку. Что касается его, то он - особь статья; но отблески
неблагонамеренности могут падать и на каждого из них. Как ни хороши их
задушевные беседы, а зря дразнить гусей не стоит.
Гости долго безмолвно смотрели один на другого. Строго говоря, это были
не мальчики, а уже юноши, завтрашние студенты. Однако молчание их
разрешилось совершенно мальчишеской вспышкой. Они заговорили все сразу.
Наперебой закричали: кто - возмущаясь инспектором, кто - уверяя Зберовского,
будто разговоры с ним для них важнее всякой мертвой латыни.
А один из гимназистов яростно вцепился в осенившую его идею:
- Григорий Иванович, зачем дразнить гусей! Мы будем приходить к вам
так, что ни единая душа узнать не сможет. Мы будем называться: тайный
естественно-научный кружок. Скажите только правду - вы сами по себе не
хотите нас прогнать? Вы рады нам бываете или не рады?
- Нет, не надо тайного кружка,- сказал Зберовский. Он даже испугался
этой мысли.
- Вы от нас избавиться хотите? Мы надоели?
- Милые друзья! Я вам всегда бываю рад. Но обещайте мне не делать
глупостей. Не ставьте меня в неловкое положение!
Они хором обещали, что глупостей с их стороны не будет, и, возбужденно
переглядываясь, ушли.
К концу идут зимние каникулы. Зберовский их проводит в унылом сидении
дома. На Новый год ходил к знакомому врачу, тоже петербуржцу, преуспевающему
и самодовольному, у которого он уже зарекался бывать, почувствовал себя там
неуютно, а потом опять засел в своей комнате. Как раз пришли по почте
выписанные им новые химические книги; у врача он взял годовой комплект
журнала "Нива" с приложениями.
На столе горит лампа. За закрытыми ставнями - вьюга.
Часов в восемь вечера кто-то постучался в дверь. Зберовский перевернул
страницу и, не поднимая головы, сказал:
- Пожалуйста!
- Григорий Иванович! - услышал он свистящий шепот.
В комнату всунулась чья-то фигура в тулупе, засыпанном снегом, в
валенках, в шапке с опущенными меховыми ушами; даже лицо до самых глаз было
обвязано шарфом.
Вошедший сдвинул шарф и оказался гимназистом-семиклассником из числа
недавних собеседников и друзей Зберовского.
Еще с порога он зашептал о том, что Григорий Иванович может быть
полностью спокоен: их никто не видел - сюда они шли не улицей, а задними
дворами, пересекали напрямик сугробы, лезли через заборы. Сейчас все стоят
здесь, возле крыльца. Все прочли "Минеральное царство" Гюнтера. Не разрешит
ли Григорий Иванович им зайти к нему - поговорить? Непонятно, почему материя
формируется в кристаллы...
- С ума сошли! - воскликнул Зберовский.
Гимназист сконфуженно покраснел.
Подумав несколько и поколебавшись внутренне, Зберовский будто
рассердился пуще прежнего:
- Этакие конспираторы нашлись!.. Ну, что же ты? Топчутся там у
крыльца... Пришли, так уж чего еще! Зови!..- И крикнул, приподняв
портьеру: - Настасья Лукинична, а нельзя ли нам с гостями самоварчик?
Вскоре они уже шумной оравой сидели за столом.
Именно тогда в дверь заглянули озабоченные глаза хозяйки. Видимо, она
хотела о чем-то сказать. А из-за ее спины вдруг раздался мужской голос:
- Григорий, можно к тебе?
Так появился Осадчий.
Зберовский поднялся навстречу, подбежал - в порыве радости и какого-то
растерянного смущения. Ему казалось, что это как на грех некстати: Осадчему
не надо бы встречаться с посторонними, а в комнате полно гостей. Но
наконец-то все-таки приехал!
Гимназисты притихли, словно пойманные с поличным.
Осадчий поставил на пол чемодан. Улыбаясь, обнял Зберовского.
Молодцевато сбросил шубу. Веселым взглядом обвел молодежь. Представился
всем: "Осадчий. Из Петербурга". И сказал:
- Вот как хорошо - с поезда, с морозца да к горячему чайку!
С точки зрения Зберовского он держал себя неосторожно. При гимназистах
объяснил, что в Яропольске ему долго незачем задерживаться, а едет он по
своим делам на казенные заводы. А сообщение с заводами из рук вон до чего
плохое. Однако вряд ли он поедет лошадьми; есть ветка - он предпочтет
отправиться товарным поездом.
Затем он придвинул свой стул поближе к Зберовскому:
- Почти шесть лет с тобой не виделись, Гриша!
Оставшиеся как бы в стороне, молодые гости начали благодарить и
прощаться. Потянулись гуськом к выходу. Зберовский встал, пошел их
провожать.
Когда же он вернулся в комнату, Осадчий его встретил восклицанием:
- Ну, слушай - расскажу про твоего Лисицына!
Зберовский так и остановился на половине шага.
Осадчий принялся повествовать в подробностях, образно рисуя таежную
заимку, бродягу, заболевшего в тайге, и все, что было дальше.
Сперва он сидел за столом, но уже через минуту поднялся. Рассказ его
принял взволнованный характер - и это не вязалось с памятным Зберовскому
обликом Осадчего: в студенческое время он был всегда немного скептиком.
Сейчас Осадчий говорил о неожиданном исходе дела.
Бежав из ссылки в Петербург, он захотел узнать дальнейшую судьбу
Лисицына. Однако след его опять потерян. Явочный адрес, куда Лисицын должен
был обратиться, оказался провалившимся. Глебов, который непременно помог бы
Лисицыну перейти за рубеж, и не слышал ничего о его приезде. А в начале этой
зимы с Глебовым вдвоем Осадчий пытался законными и незаконными путями
разыскивать Лисицына - точнее, по паспорту, мещанина Пояркова. Поиски ни к
чему не привели. Доехал ли он с подложным паспортом до Петербурга, не сумел
ли доехать - все это остается загадкой.
Зберовский смотрел на Осадчего в упор с выражением острого интереса.
Разговор продолжался до глубокой ночи. Осадчий уж давно исчерпал то,
что мог сказать о Лисицыне, перешел на собственный побег из ссылки, потом
вернулся к прошлому - к первым дням своей жизни в Сибири. Зберовский же
нет-нет, да перебьет его каким-нибудь вопросом про Лисицына.
Легли в постели - один на диване, другой на кровати. Потушили лампу. Но
и в темноте еще долго звучали их голоса.
- Григорий, ты не спишь? - спросил Осадчий.
- Нет пока. А что?
- Крестовников оказался сволочью.
- Скользкий человечек,- помедлив, отозвался Зберовский.- Последнее
время в мансарде его все стали избегать. Да, впрочем, сам он как-то
обособился...
- А я столкнулся с фактами,- сказал Осадчий.- Он с охранкой связан. Мой
арест и ссылка были только по его доносу.
- Да что ты говоришь!
- Представь себе. Мне точно сообщили на этапе.
- Именно Крестовников донес? Ты не ошибаешься?
- Крестовников.
- Какая гадость!..
И замолчали оба.
Зберовский знал: за Крестовниковым еще в мансарде полз темный,
отвратительный слушок. Однако раньше не хотелось верить этому. В уме не
укладывалось чудовищное подозрение.
Слишком много новостей свалилось нынче на Зберовского!
После паузы Осадчий будто бы подумал вслух:
- А зря, пожалуй, я приехал в Яропольск. Разве с тобой вот
повидались...
- Почему такое - зря? - с живостью спросил Зберовский.
- Да лучше было бы с соседней станции по тракту, лошадьми. Как многие
из наших ездили.
Осадчий не придал значения тому, что на кровати Зберовского скрипнули
пружины. А Зберовский приподнялся на локтях. Этого не было видно в темноте:
он укоризненно и горько взглянул в сторону Осадчего.
Нет, он не скажет ни за что, какую жертву он принес во имя смутно
понимаемых им, но высоких целей. Его жертва оказалась никому не нужной, и
тем более теперь не надо о ней говорить!
Пусть где-то далеко, в несбывшемся - Казань. Откуда знать Осадчему, как
все было непросто? Зачем Осадчему знать? Но если бы все даже повторилось,
Зберовский снова поступил бы точно так же. Иначе ему поступить нельзя.
С улицы доносится: вьюга, воет ветер. Осадчий спит. Перед Зберовским -
в зримых образах, как бывает в возбужденных мыслях ночью,- опять и опять
перекатывается услышанное от Осадчего сегодня.
И кажется ему, будто на него дохнуло веяние настоящей жизни.
Сейчас он как бы видит и Сибирь, и тяжкие пути творцов, искателей
человеческого блага. Случайно ли, что на большом пути - значительные
встречи?
Проходит перед ним Осадчий, вот этот, спящий здесь, когда-то бывший его
соседом в мансарде. Теперь он всюду окружен тайными друзьями. Проходит и
Лисицын - уходит в неизвестность. Каждый из них со своим великим грузом на
плечах.
Многое проходит мимо.
Мысли в сотый раз сегодня возвращаются к открытию Лисицына. Что бы ни
было, но для человечества оно не потеряно. Лисицын еще бросит свой труд миру
из-под спуда, потрясая всех! Как хочется, чтобы это случилось поскорей!
Зберовский и предполагать не может, что его личная судьба в будущем
неотделима от судьбы открытия Лисицына.
Он удрученно думает: а его дорожки сомкнулись в Яропольске; тут его
прежние порывы лишь без толку травой зарастут.
Глава IV. Новое начало
1
Все, точно сговорившись, построили одинаковые дома. Идешь по улице и
видишь: потемневший от времени бревенчатый дом в три окошка, дощатый забор -
иногда с гвоздями, натыканными остриями вверх,- ворота, скамеечка, снова
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг