- Вы, ваше высочество, сами тонкий знаток,- говорил ему дед,
подобострастно наклоняясь и в то же время сверкая сердитыми глазками.- Да
мне ли учить вас? Вы вспомните: что, удалось алхимикам в своих ретортах
создать гомункула, искусственного человека? Разве можно отделить науку от
религии... э-э... дух от материи? Вы не прогневайтесь... Но разве можно
отделить? Нет, ваше высочество! Не так ли? Только дух,- старик поднял руку
со скрюченными пальцами, затряс ею над своей лысиной,- только вечный дух
властен творить из мертвой материи живую! Ни флоры, ни фауны смертные
создать не могут. Тлетворные воззрения материалистов, по счастью, ныне
опровергнуты наукой. И лишь жалкие неучи и шарлатаны...- глазки старика
округлились, он заморгал воспаленными веками, тыкал пальцем, уже в сторону
великого князя,- неучи и шарлатаны, не понимающие божественной природы
бытия...
Константин Константинович слегка усмехнулся:
- Перебью вас, извините, профессор. Какого вы мнения о замыслах сего
Лисичкина... Лисицына, то есть? На прямой вопрос ответьте.
Голос великого князя был глухого тембра; в произношении чувствовался
английский акцент.
- Лжец! - воскликнул дед, едва ли не подпрыгнув в кресле.- Лжец и
вымогатель! Дерзнул вам написать бессовестную ложь! Наукой строго
установлено: не в состоянии...- он багровел от ярости при каждом слове,-
люди... содеять в бутылке то таинственное, что волей божьей творится в живом
растении!..
Константин Константинович поощрительно кивнул. Подумал, что человеку не
переступить через пределы, положенные богом. Здесь - аксиома. Ну, ясно, и
чего же больше нужно? А его секретарь становится невыносимым: он себе
позволил вызвать, кроме этого профессора, еще другого, по собственному
выбору, не академика, а просто так - с университетской кафедры. Зачем еще
второй профессор? Все - из-за вздорного прошения. Стоит ли оно того!
Вот - близость шапки Мономаха. Вместо музыки, вместо стихотворных
ритмов приходится вникать в заботы низких душ: какой-то сахар там,
крахмал... из дыма, черт их знает, чепуха какая!..
Вздохнув, великий князь поднял взгляд к висевшей на стене картине. На
ней был изображен Христос в Гефсиманском саду.
А дед, придвинувшись, продолжал зловещим шепотом:
- Лисицын же - сведения имею достоверные - э-э... поведения
предосудительного и церковь не посещает. Невежественный и корыстный, он не
постыдился прельщать вас миражами неосуществимой выдумки своей. Но долг
наш - оградить покой великого поэта...
За полуоткрытой дверью, скрываясь за портьерой, стоял отец Викентий. Он
слушал и тоже поощрительно кивал.
Кто-то чуть притронулся к рукаву его рясы; подойдя к нему сбоку на
цыпочках, дежурный адъютант, гвардейский офицер, проговорил почти беззвучно:
- Сапогов приехал.
Лицо священника сразу приобрело сходство с мордой разъяренного льва.
- О господи! - шепотом вознегодовал он.- Приехал все-таки!.. Гнать
тотчас сатанинского служителя! Скажи ему: по ошибке к великому князю зван.
Либо скажи: надобность отпала. И на предбудущее да не осмелится!
Известного химика Сапогова, получившего вызов к Константину
Константиновичу, во дворец не пустили. Напрасно он развернул печатное
приглашение, где указаны его фамилия, день и час явки.
- Просят извинить,- объявил с почтительным поклоном важный, как
генерал, лакей.- Великий князь приказал передать: он сожалеет, но отпала
надобность в беседе.- Лакей положил руку на грудь, еще раз медленно
поклонился: - Глубоко перед вами извиняются.
Сапогов пожал плечами, уехал из Павловска обратно в Петербург. По
дороге поглядывал на часы. Сегодня ему предстоит еще большая деловая встреча
с владельцами содовых заводов. С ними он намерен говорить о своей идее
русского концерна "Сода - анилин".
...Дворцовый посыльный принес Лисицыну пакет с великокняжеской печатью.
Разорвав его, на хрустящей глянцевой бумаге, под тисненным золотом двуглавым
орлом, Лисицын прочел:
"Его Императорское Высочество великий князь Константин
Константинович, рассмотрев ваше прошение, повелеть соизволил:
оставить просьбу без последствий".
Понадобилось прочесть эти строчки раз десять, пока их смысл не был
полностью осознан.
Он долго стоял посреди своего кабинета, потом скомкал бумагу, бросил ее
в угол и тяжелыми шагами ушел в лабораторию.
Глава VII. Катастрофа
1
Вечером перестал действовать один вращающийся абажур. Прерывать опыт не
хотелось; не выключая дуговых ламп, Лисицын начал исправлять повреждение.
Темные очки мешали, он сдвинул их на лоб.
Скрипнула дверь. Кто-то знакомым голосом сказал:
- Здравствуй, Владимир. Ай-яй-яй, что у тебя здесь происходит!
Лисицын повернулся. Но он ничего не видел: после яркого света перед
глазами плыли зеленые и красные круги.
- Разве не узнаешь?
- Глебов! - догадался наконец Лисицын.- Павел! Дорогой мой!
Только сейчас он разглядел старого друга. Подбежав, обнял его:
- Сколько лет!.. Сколько лет ты у меня не был!
- Я к тебе переночевать пришел. Ничего? Вчера приехал из-за границы. Из
Швейцарии. Нелегально, предупреждаю.
- Милости прошу! Неделю, месяц, год живи!
Сперва могло сложиться впечатление, словно они оба мало изменились.
Лисицын поглаживал бороду и, явно радуясь, смотрел на Глебова. А тут же на
большом столе мигали ослепительные голубые вспышки ламп. Весь ряд
приборов-фильтров то постепенно меркнет, то озаряется опять, точно изнутри,
сиянием пронзительнейшей зелени. Волны цветных отблесков и теней непрерывно
катятся по комнате.
- Что за феерия? Уму непостижимо! Все до сих пор разлагаешь известняк?
- Какой там известняк! Ты подожди, голубчик, Павел...
В двери между тем появился Егор Егорыч. Пришел с корзиной, с которой он
всегда ходит за покупками. Многозначительно покашлял и сказал:
- Ваше благородие, дело у меня есть. Я недалече.
- Иди куда надо, само собой разумеется.
Егор Егорыч исчез.
Глебов с интересом глядел по сторонам. А Лисицын быстро обошел
лабораторию, закрыл по пути какие-то краны, завинтил зажим на резиновой
трубке, потом повернул на мраморном щите один из выключателей. Потухли все
огни рабочего стола. В комнате резко потемнело. Лисицын пригласил:
- Пойдем в кабинет, там удобнее.
Когда они сели рядом на диване, он снова улыбался по-мальчишески
счастливо. Увидев в руках Глебова коробку папирос, тотчас же достал
откуда-то, поставил на валик дивана небольшую пепельницу.
- А ты по-прежнему в одиночестве живешь? - спросил Глебов.
- Вот - с Егор Егорычем, знаешь. По-прежнему.
Немного оба помолчали. Однако их беседа как бы шла уже - без слов. Во
взгляде Глебова - ответная улыбка и что-то похожее на ласку, на
снисходительную жалость, и грусть, и вместе с тем живое любопытство.
- Ну, что у тебя главное за это время? Выкладывай все по порядку,-
проговорил он минуту спустя. Показал на дверь, ведущую в лабораторию: - Чем
занят теперь, отчего такие эффекты?
Лисицын взял зачем-то папиросу из коробки (он не курил), повертел ее в
пальцах, положил в коробку обратно. Начал, тщательно обдумывая фразы:
- Я так рад тебе, милый. Именно с тобой мне давно хотелось поделиться
мыслями. Речь идет о вещах почти невероятных; между тем они уже достигнуты.
С тех пор, как мы с тобой виделись последний раз, моя работа перешла в
другую область...
- Ага... Значит, известняк - орешек крепкий?
- Ты брось иронию! Ты слушай!
Он стал рассказывать о фотосинтезе. Смотрел на Глебова сосредоточенно.
Теперь он как бы прикоснулся к тайнам, доступным лишь ему. Будто бы
перечислял их вслух. Называл, что в них самое важное. Изобразил, как дело
будет обстоять, когда он кончит работу.
Промышленный синтез углеводов - это миллиарды пудов крахмала и сахара.
Такие миллиарды в человеческих руках дадут реальный способ повернуть историю
на путь всеобщего благополучия.
- Павел, разве нынешние бедствия людей не от нужды?
И Лисицын вышел, скоро возвратился, принес две стеклянные банки.
Отсыпал себе в горсть немного порошка, сдавил его - крахмальная мука, как
снег в мороз, заскрипела на ладони. А вторая банка была наполнена чистым
кристаллическим сахарным песком.
- Ты на вкус попробуй, Павел! Вот, пожалуйста, отсюда.
Глебов взял щепотку белых кристалликов, положил на язык. Действительно,
сахар как сахар!
- Знаешь, очень интересно,- сказал он.- Здорово! Ну, прямо поздравляю!
Возбужденный, с банками, прижатыми к груди, Лисицын опять направился в
лабораторию. Глебов, встав, пошел за ним следом.
- Только ты представь, каких усилий это стоило,- продолжал Лисицын.- И
вокруг меня какая-то неуловимая интрига завязалась. Даже тревожно временами.
- Что за интрига?
- Цепочка тянется и тянется. Тут - надо объяснить тебе - целая "Тысяча
и одна ночь"...
Говоря о том, с каких пор он стал впервые ощущать тревогу, Лисицын
принялся описывать визиты к нему разных дельцов, странным образом
пронюхавших про его успехи в синтезе. Потом он рассказал, как к нему
проникли воры и не украли ничего, как он ходил к полицейскому приставу,
затем - о свидании с адвокатом Воздвиженским, о советах Воздвиженского,
наконец - о своей попытке получить поддержку у Константина Константиновича.
Он открыл ящик одного из столов, вынул, развернул смятую бумагу с
позолоченным двуглавым орлом:
- Гляди, что ответил великий князь.
Глебов прочел: "Оставить без последствий". Воскликнул:
- Чего же было ждать от этого Романова! К кому ты сунулся?..
Лисицын перебил его:
- Постой! Уж если начистоту все выложить, есть еще одна подробность.
Как будто незначительное обстоятельство, а действует на нервы. Но, думается
мне, оно связано со всей цепочкой...
И он заговорил о Микульском либо о ком-то, до отвращения похожем на
Микульского. То встретится со светлой бородой, то - черный, как смола, то
выглядит мелким коммерсантом, то - этакий прыткий чиновник в вицмундире... А
пытаешься его настигнуть - ускользает.
Они сидели в лаборатории на высоких круглых табуретах. Из-за двери
доносился стук тарелок, позвякиванье ножей. Егор Егорыч уже вернулся с
покупками из магазина и накрывал стол для ужина.
Показав дымящейся папиросой в сторону двери, Глебов вполголоса спросил:
- Ему ты веришь? Не продаст?
- Нет, нет! - отверг это Лисицын.- Абсолютно верю.
- А говорить с ним можно обо всем?
- Я обо всем говорю. Люблю старика.
- Егор Егорыч! - громко позвал тогда Глебов.
Старик прибежал с полотенцем, перекинутым у локтя.
Глебов придвинул от стены легкую скамеечку:
- Присядьте с нами.- И сказал ему: - Вы немолодой человек, бывалый. И
вы и я - мы оба Владимиру Михайловичу не враги. Его работу надобно беречь
как зеницу ока. А обстановка будто неприятная сложилась. Мне хочется
услышать ваше мнение. Как считаете: есть ли какая-то слежка за вашей
квартирой? Кто именно следит? Вы замечали что-нибудь подобное?
Егор Егорыч, страдальчески наморщившись, пробормотал:
- Да кто их разберет... Случается по-всякому...- Потом подумал и
немного погодя словно встрепенулся: - Вот доложить осмелюсь. Теперь, сию
минуту, я иду с корзиной. А, стало быть, у самого подъезда - двое.
Прогуливаются туда-сюда.
- Вы когда-либо их видели?
- Так точно, одного приметил. Такой, с усишками, сказать бы -
белобрысый. Костюм на нем, как рябая курица. Весь чисто в клетку.
Вскипев: "Опять проклятый бандит!", Лисицын - словно его вихрем
сдунуло - выбежал из комнаты.
Залаяла Нонна - она была заперта в кухне. Егор Егорыч кинулся за своим
барином вдогонку. А Лисицын с тяжелой тростью в руке уже несся по лестнице
вниз.
На тротуаре, в мутном ночном сумраке, действительно стояли люди - не
двое, а трое. Они тотчас расступились. Двое из них перешли на другую сторону
улицы. Размахивая тростью, Лисицын подошел к третьему. Человек оказался
обыкновенным городовым: оранжевый шнурок на шее и шаровары, пузырями
свисающие на сапоги.
- Кто они? - спросил Лисицын, шумно дыша, показывая тростью в сторону,
где только что скрылись две тени.
На улице было тихо и пусто. Тускло светили далекие фонари на столбах.
- Они? - неохотно отозвался городовой.- А я почем знаю! Прохожие.
Глебов пока сидел в лаборатории один. Он поискал глазами пепельницу -
не нашел - и сунул окурок в фарфоровую ступку.
У главных приборов ток был выключен; горела маленькая электрическая
лампочка на столике возле микроскопа.
Что за Лисицыным следят, для Глебова совершенно очевидно. Однако мысль
о сыщиках охранки в данном случае ему казалась мало вероятной. Судя по
всему, здесь действуют частные агенты. Скорей всего, Лисицын прав: кто-то
вознамерился завладеть открытием, любой ценой не выпустить этот синтез из
рук.
Глебов пристально смотрел на чуть поблескивающие в полутьме приборы -
на сложное нагромождение металла и стекла. Перед ним вырисовывался новый
облик Лисицына. Прежний, пусть незаурядный фантазер, стремившийся
прославиться, неожиданно вырос в большего ученого. И как в нем сочетается
теперь наивность в общественных воззрениях с по-настоящему глубоким,
прогрессивным, что он делает в естественной науке!
Зря он помчался на улицу сейчас! Такие вылазки ни к чему не приведут.
А вокруг его лаборатории явно назревает преступление.
И Глебову стало страшно за него.
- Ничего, чепуха,- сказал Лисицын, появившись в дверях; он так и
вернулся с тростью - забыл оставить ее в передней. Не торопясь, полушутливым
тоном объявил: - Разбежались бандиты. Боятся все-таки полиции! Уже спокойно
все. Там вместо них полицейский стоит.
- Где полицейский?
- Да внизу, у входа.
- Что же ты молчишь?! - Глебов сразу поднялся.
Лисицын понял, что получилось не совсем-то ловко, и даже покраснел:
- Ох, верно... Полицейский для тебя некстати... Но, честное слово,
пустяки. Не обращай внимания. Сюда никто не сунется!
Между тем Глебов безоговорочно решил, что тут ему нельзя остаться
ночевать. Не только ночевать, а вообще задерживаться здесь.
- Главное, я в случае чего и тебя скомпрометирую...
- В каком там случае! Да бог с тобой!.. Ну, хоть поужинаем вместе!
- Никоим образом! Я тотчас ухожу.
Чиркнув спичкой, Глебов опять зажег папиросу. Обдумывал что-то, глядя
на Лисицына. Проговорил наконец:
- Сообразить надо насчет твоего дела... как бы тебе лучше выйти из
создавшегося положения. Может, посоветуюсь с кем. Давай побеседуем завтра.
Ладно?
Стоявший до сих пор с расстроенным видом Лисицын оживился:
- Завтра? Вот и хорошо! Я тебя буду ждать к обеду.
У Глебова вздрогнули уголки губ. Теперь он запротестовал такими же
словами, как много лет назад:
- Прийти снова к тебе? Ну нет, Владимир! Это, брат, дудки!
И Глебов стал втолковывать Лисицыну, где и как может состояться их
завтрашняя встреча:
- Запомни. Сперва поколеси по городу на извозчиках. Произвольными, но
разными маршрутами.- Он описал перед собой пальцем восьмерку.- Каждый раз
извозчика меняй. Отпустил одного, прошел пешком квартал - бери другого, гони
в новое место. В результате всех поездок к трем часам будь на Васильевском
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг