- Спасибо! Но это уже вряд ли потребуется.
Они стояли в передней. Горничная сняла с вешалки пальто, чтобы подать
Лисицыну.
- Почему не потребуется? - спросил Воздвиженский.
Одеваясь, Лисицын сказал: он напишет о своих опытах брошюру. Напечатает
ее недели через две. Таким путем тоже можно заявить, что он - автор своего
открытия.
- Не смейте, боже сохрани! - испуганно воскликнул Аполлон Захарович.-
Верный способ потерять права! Подхватят ваше же открытие, обгонят вас.
Перелицуют что-нибудь в идее. Оставят вам разбитое корыто, патент возьмут
себе. Мало ли мошенников на большой дороге... Я в ваших интересах говорю: ни
в коем разе не пишите этаких брошюр!
4
Лошадь трусила мелкой рысцой, извозчик дремал на козлах. Мимо плыли то
совсем темные, то с редкими освещенными окнами дома. Лисицын понуро сидел в
экипаже. Думал о своем: заколдованный круг, лабиринт. Что теперь
предпринять?
Когда он вошел в свой подъезд и стал подниматься по лестнице, ему
встретились двое: домовладелец Бердников и некто незнакомый в шляпе-котелке,
в не по погоде легком клетчатом костюме. С ног до головы - мелкая клеточка,
черное с белым.
Увидев Лисицына, Бердников отчего-то заспешил.
- Доброго здоровья! - крикнул он и ринулся вниз по ступенькам.
Чуть отстав от Бердникова, сверху побежал и человек в клетчатом
костюме. Лисицын посторонился. Заметил светлые усы этого человека, массивный
неприятный подбородок, недобрые глаза.
Вдруг - как бы завеса разорвалась в памяти. Это длилось долю секунды.
Весь внутренне съежившись, Лисицын словно почувствовал себя в огромном и
холодном коридоре с гулким каменным полом. Будто он - маленький еще, ужасно
одинокий - проходит возле спальни третьей роты. Мелькнула неизвестно откуда
взявшаяся веревка. Ее сразу дернули. Он упал, больно ударился о пол, расшиб
локоть до крови. Из спальни же смотрит Микульский, и его отвратительный, вот
этот именно жирный подбородок трясется от смеха.
Сейчас Лисицын отступил к стене, сам не ощущая, что кулаки его подняты
к груди, что он точно приготовился физически не дать себя в обиду.
А господин в клетчатом (так и осталось до конца неясно, был ли то
Микульский или просто похожий на Микульского) несся вниз по лестнице между
Лисицыным и перилами.
На мгновение он вскинул взгляд. Опять - наглая ухмылка серых
ненавистных глаз. И вот его уже нет: только где-то внизу по ступенькам
дробно постукивают каблуки.
Лисицын стоял, потрясенный. Внезапно понял: перед ним сейчас прошел тот
самый, который пуговицы продавал с лотка, иголки, нитки...
"Да не может быть!"
Тот - черный, как цыган, с буйно заросшими щеками, у этого - светлые
усики. И все-таки, вопреки всему...
"Нет, честное слово, Микульский!.."
Всю ночь ему не спалось. В квартире чудились тревожные шорохи, в кухне
храпел Егор Егорыч, ворочалась и вздыхала в своем углу Нонна. Мысли шли
вереницей, одна за другой, странные и страшные по-новому. Кажется, он совсем
не спал, а вот приснилось: будто у Микульского - сын, пятилетний мальчик, и
будто Микульский, рассвирепев, отсек ребенку уши длинным отточенным ножом. С
ножом в руке трясся от мерзкого смеха. И был в кадетской рубашке с погонами,
а поверх - мантия средневекового доктора наук. Только сам Микульский - как в
тумане: не то - черноволосый и кругом заросший, не то - с закрученными
залихватски соломенными усиками.
"Чертовщина какая!.." - думал Лисицын, глядел в темноту, перекладывал
подушку - как ни переложишь, все было неудобно.
"А брошюру, это правильно, писать нельзя".
Наконец он встал с постели, включил свет. Прошелся по привычной линии -
от кровати до дивана в кабинете. Походил туда-обратно и сел на диван.
На полу лежала связка книг, присланных вчера из магазина. До сих пор
заняться ею было недосуг. Книги завернуты в печатную бумагу, в листы
разорванных журналов или прошлогодних календарей. Один из листов - с чьей-то
крупной фотографией. Точнее говоря, на обрывке бумаги уцелела только нижняя
половина лица, небольшая аккуратная бородка и воротник, расшитый золотом.
Нагнувшись, он посмотрел на запакованные книги. Прочел под рисунком:
"Его Императорское Высочество великий князь Константин Константинович.
Родился 10 августа 1858 года. Второй сын Е.И.В. в.к. Константина
Николаевича. С 1889 года бессменно президент Академии наук. Главный
начальник военно-учебных заведений..."
Да, бородка именно такая, слегка разделенная надвое. Лисицыну случалось
видеть Константина Константиновича. Великий князь однажды приезжал к ним в
корпус.
Там это было целое событие. Офицеры задолго готовились к "высочайшему"
приезду. В день приезда отменили уроки, кадет переодели в парадные мундиры,
выстроили в зале. А было это, вероятно, еще в пору очень тесной дружбы с
Глебовым...
Лисицын откинулся на спинку дивана. В мыслях - Глебов, курсовые сходки,
Горный институт; проскользнул и какой-то женский образ из знакомств
студенческих времен.
Между тем за закрытой дверью тихо звякнуло стекло.
Кто в лаборатории?! Сразу побледнев, он сорвался с места. Бросился за
дверь. В темноте еле нащупал выключатель. Зажег одну, вторую, третью лампу.
Задыхаясь от ударов собственного сердца, пробежал по всем углам. Распахнул
шкафы.
В лаборатории нет никого!
Оказывается - фу ты, напугала как! - сама собой лопнула стеклянная
трубка, на шнурах подвешенная к потолку, которая питает аппараты углекислым
газом.
Он подобрал осколок. Трубка - пустяки. Сменить ее на новую - дело
двадцати минут. Но сердце билось, и острая тревога, охватившая его теперь,
не проходила.
Он облокотился о подставку аналитических весов и неподвижно простоял
час-полтора. Глядел вглубь лаборатории. Чувствовал, что за стеной -
передняя, а за передней - лестница. На лестнице - Микульский.
Лишь к утру он смог стряхнуть с себя ночной кошмар. И тут ему опять
почему-то вспомнился Константин Константинович.
Из-за плотной черной шторы прорвался первый луч солнца. По дверце шкафа
вытянулась золотистая полоска. Лисицын потушил все лампы, поднял шторы.
Увидел за окном розовые облака.
Быть может, солнце принесло такую перемену: у него легко-легко стало на
душе.
О великом князе говорят: среди царских родственников он самый
просвещенный. Будто не сравнишь его с царем. Сочиняет и печатает стихи,
подписывая их скромно буквами "К.Р."; Лисицын, впрочем, не читал его стихов.
Может статься, и хорошие стихи. И, как-никак, президент Академии наук.
Деятель огромного влияния. Если показать ему все горизонты, весь размах идеи
синтеза, он сумеет оценить ее не по-торгашески. Все же речь идет о благе
русского народа. Великий князь обязательно возьмет идею под защиту!
Егор Егорыч давно не видел своего хозяина веселым. А сегодня с раннего
утра барин вдруг чего-то разыгрался с Нонной. Собака взвизгивает, лает,
прыгает, стучит хвостом; барин бегает с ней из комнаты в другую, бросает
кусочки колбасы. Смеется. Заглянул мимоходом на кухню:
- Доброе утро, Егор Егорыч! Прости - разбудили мы тебя?
После завтрака он велел почистить фрак и позвать парикмахера.
День стоял на редкость пригожий. Солнечно и ни единой тучки; небо -
голубая сияющая бездна. Совсем по-летнему тепло.
В Павловский дворец Лисицын отправился по железной дороге. Он был
торжественно одет: в великолепной (правда, не очень модного покроя) фрачной
паре, в манишке снежной белизны, с белым бантом на стоячем туго
накрахмаленном воротнике. Бант прикрывала только что подстриженная строгой
формы борода, отливающая яркой бронзой.
В Павловске с ним вместе из вагона вышли двое. Они были похожи на
отставных военных. Следом за ним они прошли через здание вокзала. Видимо,
оба приехали тоже во дворец: спешили по той же самой аллее, по которой
устремился Лисицын.
Когда он уже начал подниматься на дворцовое крыльцо, его остановил как
из-под земли взявшийся жандарм:
- Вы по какому поводу здесь?
- Я к великому князю. Имею важное дело.
- Нельзя к великому князю.
Лисицын принялся с наивностью настаивать:
- Да говорю, у меня срочное дело. Государственной важности.
- В письменном виде подайте. Лично нельзя. Проходите, освободите
крыльцо. Прошу - во избежание недоразумений!
Пришлось вернуться на вокзал. И попутчики вернулись - значит, у дворца
их постигла та же участь.
На вокзале, пока ждал поезда, он заметил небольшой книжный киоск.
Рассеянным взглядом пробежал по прилавку. Вдруг купил одну из книг:
"Стихотворения К.Р." Ее ему завернули, завязали.
А два часа спустя он был уже в Петербурге, в своем кабинете. Едва
приехав домой, взялся за бумагу и перо.
"Открытие мое касается химического получения пищи,- выписывал он
каллиграфическим почерком.- Твердо надеюсь через небольшой срок
получать как угодно много крахмала и сахара. Нужное мне сырье: дым,
до сих пор бесполезно выбрасываемый из печей, и обыкновенная вода;
стоимость готовых продуктов будет ничтожной. Покорнейше прошу ваше
императорское высочество удостоить меня аудиенции. От августейшего
вашего покровительства зависит исход предпринятого мною важного для
России дела".
Он сам отнес свое прошение на почту. Почтовый чиновник, увидев адрес на
конверте, принялся особенно усердно ставить сургучные печати. Стоявший за
спиной Лисицына старик в подряснике, по всей вероятности - дьякон, вытянул
шею, с жадным любопытством взглянул на конверт. Серые глаза дьякона
вспыхнули и потухли; он опустил голову и отвернулся. Когда Лисицын получил
квитанцию, позади него виднелись лишь по-немощному согнутые плечи, да ветхая
скуфейка прикрывала желтоватые седины.
Возвращаясь с почты, он не торопился. Шел и чувствовал, как ароматен
влажный ветер, веющий на город с моря, как прекрасен весь огромный мир под
вечерним небом. Он смотрел на оранжевый закат, на первую яркую звезду в
лучах заката, улыбался ей. Даже тихонько про себя насвистывал - пытался
вспомнить какую-то давно забытую мелодию из музыки Бетховена.
Вскользь промелькнула мысль о тетке: нельзя так - не был у нее,
наверно, с прошлой осени.
Но скоро все уладится. На днях великий князь его вызовет к себе. Потом
со спокойным сердцем можно и к тетке... Одинокая она, привязана к нему, и
надо быть к ней повнимательней.
...После ужина на столе шипел самовар. Егор Егорыч расположился возле
самовара, перетирал тарелки полотенцем. А Лисицын, прихлебывая чай,
развернул купленную сегодня на вокзале в Павловске книгу. Открыв ее, прочел:
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал господь...
Брови его приподнялись и неодобрительно зашевелились. "М-да-а..." Он
перелистнул страницу так, что она едва осталась целой,- мелкого полета
ханжеские вирши,- еще раз перелистнул и отложил книгу в сторону. Снова
взявшись за стакан, стал думать не об авторе стихов, а о другом Константине
Константиновиче, об академике, образованном великом князе, который не царю
чета, который и сумеет и, несомненно, пожелает взглянуть на синтез углеводов
с общечеловеческих высот. Ну, а стихи - пусть стихи!.. Кому не простительны
слабости?
На почте тем временем сидел жандармский офицер. Почтовый чиновник при
нем распечатал пакет, адресованный в Павловский дворец. Офицер наспех списал
копию с прошения Лисицына. Затем они оба - офицер и чиновник - вложили
прошение обратно в конверт, заклеили и придали пакету прежний вид: на место
сломанных поставили новые сургучные печати.
И пришли в движение скрытые от непосвященных жернова.
Одетый франтом молодой человек взбежал по лестнице, словно мчался на
любовное свидание, нажал кнопку звонка у квартиры Бердникова, раскланялся,
передал записку. Бердников сразу вышел из дому и вернулся только поздно
вечером. А еще позже где-то по проспектам скакали взмыленные рысаки. Титову
удалось сегодня же отыскать отца Викентия. Наутро почитаемый в
великокняжеском дворце священник отправился к ректору Санкт-Петербургской
духовной академии. Так потянулась цепь: люди в сюртуках и рясах, мундирах,
придворных ливреях о чем-то шептались, предостерегая от каких-то
неприятностей, что-то сулили друг другу, в каждом случае разное, чего-то
друг от друга требовали.
Лисицын и подозревать не мог, конечно, обо всем этом. Ему работалось
спокойно. Недавняя тревога будто схлынула сама собой.
Он понял одно очень простое на первый взгляд обстоятельство: растения
живут в постоянной смене ночи и дня. Но если и в лаборатории освещать
приборы-фильтры короткими вспышками, чтобы свет чередовался с темнотой, не
пойдет ли весь синтез успешнее?
"А почему не зовут к великому князю?"
Смешно быть чересчур нетерпеливым! Не нынче, так на будущей неделе
непременно позовут. А на свечи Яблочкова надо бы поставить вращающиеся
абажуры с окнами. С мотором, для равномерной смены фаз темноты и света...
- Егор Егорыч, будь другом, сходи пригласи слесаря хорошего. Или даже
двух слесарей.
Слесари пришли, завалили кухню инструментами, грохотали медными
листами, принесли электрический моторчик. Лисицын не отходил от них,
вымерял, показывал, чертил, сам брался за молоток, зубило и сверло. В
лабораторию же слесари не были допущены. Там все готовое устройство он
смонтировал без посторонней помощи.
Результаты превзошли ожидания. Уже первый опыт с мигающим светом дал в
пять раз больше сахара, чем раньше получалось в обыкновенном ярком свете.
Процесс в приборах-фильтрах резко изменился. До сих пор на поверхности
активных зерен образовывалась корка твердых углеводов, которая задерживала
ход реакций. Теперь эта корка перестала быть помехой. Теперь - в короткие
моменты темноты - она успевает или отделиться от зерен, чешуйками уплыть в
потоке жидкости, или полностью перейти в форму растворимых веществ.
За плывущими в воде крупицами, вот-вот, близко совсем, проглядывают
очертания завтрашнего изобилия...
Как здесь не чувствовать радости победы?
Неведомо, что было: утро или вечер. Но, проходя по кабинету, Лисицын
остановился перед портретом Менделеева. Долго на него смотрел. Да, путь - в
чередовании темноты и света. Так, Дмитрий Иванович, оказалось!
У Лисицына глаза запавшие и покрасневшие. Он такой усталый сейчас: он
работает часов по восемнадцать в сутки.
5
Павловский дворец по праву считался произведением искусства, творением
русской классики. Строили его для императора Павла лучшие русские мастера.
После Павла дворец принадлежал Александру Первому, Николаю Первому и затем -
боковой ветви царской семьи: великим князьям.
Начался двадцатый век. Все дворцы, все богатые дома - и в Петербурге и
пригородные - были залиты электрическим светом. А в Павловске по-прежнему
обходились без электрических ламп. Константин Константинович любил, как он
выражался, "умную старину". В его дворце чадили канделябры с множеством
свечей.
Сегодня днем великий князь принимал в одной из дворцовых гостиных.
Перед ним, еле-еле приткнувшись на кресло, сидел некто, похожий на лысого
елочного деда. Дел был с красным носом и в мундире действительного тайного
советника; из-под белоснежной мохнатой бороды поблескивали ордена и ученые
знаки: магистерские, докторские, богословских и светских наук.
Великий князь слушал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг