кольца. Ты должен остановьит его. Он есть избрань, и ты - тоже.
Я молча слушал, уже понимая, что обратного пути не будет. Понимая, что
сейчас я должен буду совершить еще один поступок, которого потом буду
стыдиться всю жизнь.
- Я спесиально убрал своих людей, чтобы спокойно поговорийть с тобой.
И я не мог пустийть тебя просто так, поэтому извиняйт, что пришлось
стреляйть. Но я все есчо надеюсь, что Роман не пронюхаль о нашем маленьком
договоре.
Альберт молчал, глядя на меня и немного склонив голову вбок. Тощий
взъерошенный человек среднего роста с крохотными усиками над верхней губой.
Автомат висел на его плече, но он даже и не думал им воспользоваться.
Просто смотрел на меня.
А я смотрел на него, понимая, что, собственно, нет у меня никакого
права судить их всех. Альберт. Рогожкин. Астон. Шимусенко. Я сам. Все мы
оказались всего лишь пешками в этой игре. И чья рука тянется сейчас к
доске, чтобы сбросить с нее очередную фигурку? Рука психолога, социолога,
историка. Рука того, кто понимает природу человеческих желаний и поступков,
того, кто способен просчитать ситуацию на много-много ходов вперед. Рука
Романа Долышева. Рука гения, нежданно-негаданно получившего в полное
распоряжение могучий инструмент власти - кольцо вероятности. И эта рука
толкнула Братство на скользкую дорогу, ведущую к пропасти.
И, наверное, для того, чтобы восстановить равновесие, был сделан
следующий шаг.
Одно из колец снова избрало себе хозяина.
Меня.
Я избран, чтобы остановить Долышева...,. хотя, быть может, уже слишком
поздно. Но я должен это сделать. Я обязан пройти свой путь до конца.
Я избран.
- Ты с нами? - негромко спросил Альберт, глядя мне прямо в глаза. - Ты
с нами? И я отвел взгляд. А потом рывком поднял пистолет и нажал на спуск.
***
Он пошатнулся. Выронил автомат, с приглушенным лязганьем упавший на
пол. Шагнул мне навстречу, обвиняюще поднимая руки. Завалился набок,
цепляясь за стену и стараясь удержаться на ногах. И уже лежа на спине, он
попытался что-то сказать, но я не расслышал. Его губы снова и снова
шевелились, будто пытаясь вытолкнуть застрявшие на языке слова.
Я шагнул вперед и опустился прямо на пол рядом с ним.
Альберт медленно повернул голову.
- Зачьем? - прошептал он. - Зачьем ты это сделаль? И почьему мое
кольцо нье защитить менья?
- Так надо, - негромко сказал я ему. И это был ответ сразу на оба
вопроса. - Так надо.
Он понял. Слабо шевельнулся, указывая на мою левую руку, пальцы
которой все еще конвульсивно подергивались.
Я кивнул и медленно закатал левый рукав. Альберт довольно долго
смотрел на два белесых ободка, расчертившие мою скрюченную конечность, а на
его губах пузырилась кровь. Потом он что-то прошипел. Я не разобрал ни
слова.
- Не понимаю.
Альберт закашлялся, содрогаясь всем телом, потом повторил свои слова.
И на этот раз я все прекрасно расслышал. А может быть, я разобрал их и в
первый раз, просто мой рассудок отказался их принять.
- Возьми мое кольцо... Сдьелай то, что должно... Найди Романа...
Иркутск...
- Да. Я знаю.
Я медленно поднялся на ноги и потом, отстраненно посмотрев на хрипло
дышащего Альберта, вновь поднял пистолет, в котором теперь оставался только
один патрон.
Снова ударил по ушам грохот выстрела.
Еще долго я стоял там, невидящим взором уставившись в пустоту. Потом
на подгибающихся ногах побрел по коридору в поисках кухни.
Должны же быть в этом доме ножи. И, скорее всего, я найду их там...
О том, что еще один ножичек есть у меня в кармане, я в тот момент даже
не вспомнил.
Я вышел из этого проклятущего коттеджа только через полчаса, чувствуя
у себя в душе только отвращение к тому человеку, в которого превратился
некогда жизнерадостный и веселый парень по имени Антон Зуев. Я был противен
самому себе.
Маньяк. Людоед. Вампир. Короче, мерзкий во всех отношениях тип. Таких,
как я, надо еще в колыбели давить, пока не выросли.
Я долго-долго отмывал руки в ванной, с ненавистью выскребая из-под
ногтей кровавые следы. Тер мылом ладони, все еще помнившие холодную
металлическую рукоять ножа. Отмывал в теплой воде окровавленный
металлический браслетик, ради которого я только что убил своего
потенциального союзника.
Попутно я взглянул в зеркало. И ужаснулся. Из зазеркального мира на
меня смотрел старик. Самый настоящий старик, в волосах которого уже белели
многочисленные пряди седины. Лицо сморщилось, как сушеная груша. Морщины
сбегали по щекам и скрывались в уголках рта. И только глаза горели
неугасимым черным пламенем ненависти.
Я поспешно отвернулся и подавил желание треснуть в проклятую стекляшку
чем-нибудь тяжелым. Собственно, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.
Ха-ха. Пословица прямо к месту. Да уж...
Вот только смеяться мне не хотелось.
Ставшие розовыми струйки воды исчезали в канализации. О, если бы так
же легко я мог смыть воспоминания из своего мозга!
Так хочется научиться забывать... Забывать то, что не хочется помнить.
Но это искусство мне недоступно.
Наверное, Господь наградил человека памятью как раз для того, чтобы он
не повторял предыдущих ошибок. Или для того, чтобы он мог осознать глубину
своей подлости.
Свою вымазанную в крови рубашку я с отвращением швырнул на пол и, не
отказывая себе в некотором ребячестве, вволю потоптался на ней. Потом
провел некоторую ревизию в коттедже, наспех обыскав пару комнат и прибрав
то, что могло бы помочь мне в грядущей стычке с Долышевым. Особенно меня
порадовала упаковка ампул с буроватой жидкостью.
Попутно я убедился, что Альберт сказал правду: во всем этом громадном
доме не было ни единого человека. Даже на чердаке, где я нашел только
внушительного вида пулемет. И только из окна, вглядываясь в ночь, я видел
какое-то шевеление в саду, где я еще совсем недавно прыгал, как сумасшедший
клоун, пытаясь укрыться от пулеметного огня.
Альберт не соврал мне. И это делало мою ношу еще тяжелее. Если бы
немец солгал, то у меня могло появиться хоть какое-то оправдание тому, что
я оставил его лежать в коридоре в громадной кровавой луже. Но нет...
Урод ты, Зуев. Самый настоящий урод.
Я вышел прямо через парадную дверь, тяжело спустившись по ступеням.
Пистолет я на всякий случай держал в руках, хотя в нем не осталось ни
единого патрона. Около дверей торчали пять мужиков самого внушительного
вида и с оружием в руках, которое они даже не думали скрывать. Хотя,
собственно, в автоматах не было ни малейшей нужды, если бы дошло до драки,
любой из этих мордоворотов мог бы свернуть меня в бараний рог одной левой.
Но они просто смотрели на меня. Смотрели настороженно и с опаской.
Смотрели, будто случайно направив стволы автоматов в мою сторону. Смотрели,
будучи готовыми в любой момент открыть бешеный огонь.
Я прошел мимо них и заковылял дальше по замощенной маленькими
разноцветными плитками дорожке. Шел я не оборачиваясь, хотя буквально кожей
чувствовал тяжелые взгляды, уткнувшиеся мне в спину. Фактически в любой
момент можно было ожидать пулю между лопаток... Я шел, просто устало
поднимал ногу и опускал ее снова, оказываясь уже на полметра ближе к
воротам.
И я ушел. Никто из оставшихся без руководства людей Братства не
попытался остановить меня. Они даже избегали встречаться со мной взглядом.
Только смотрели.
Я вышел в широко распахнутые ворота и медленно побрел по дороге,
погрузившись в ночную прохладу.
Иркутск.
Как я добирался туда? О, это был самый настоящий кошмар. Кошмар,
длившийся почти неделю, которая показалась мне вечностью. Вполне возможно,
это были самые ужасные дни в моей жизни. И если во Владивостоке садился на
поезд человек, то в Иркутске сошла из вагона уже самая настоящая развалина,
у которой руки тряслись, как у припадочного. А уж чувствовал-то я себя так,
как будто с того дня, когда я беззаботно ходил на работу и ныл по поводу
мизерной заработной платы, прошло не меньше ста лет. И все это время я,
наверное, провел внутри железной бочки, которой играли в футбол сказочные
великаны.
Кто был повинен в этом? Братство? Нет. Никто меня не тревожил. Ни люди
Долышева, ни Старое Братство. Если они и следили за мной, то делали это
достаточно умело и не вмешивались. Я был целиком и полностью предоставлен
самому себе.
Уж лучше бы мне пришлось прорываться с боем. Это стало бы для меня
облегчением. И все потому, что кольцо Рогожкина, кажется, решило взяться за
меня всерьез.
Мне было плохо. Мне было очень и очень плохо. Настолько плохо, что это
заметила даже проводница, которая обеспокоилась тем, чтобы дедушка не
отбросил коньки прямо в вагоне. Я уверил ее в том, что помирать пока не
собираюсь, а если уж вздумаю, то подожду, когда окончится ее смена. Похоже,
это ее несколько успокоило.
Вот только сам я такой уверенности не ощущал. И вообще, вполне
вероятно, что в моем случае смерть была бы наилучшим выходом из положения.
Лучше уж сдохнуть, чем так мучиться.
Внешне мои страдания почти никак не проявлялись. Подумаешь, сидит
какой-то наполовину седой старик и часами пялится в одну и ту же точку,
ничего вокруг не замечая. Мои соседи по купе - молодая семейная пара -
вообще считали, что я тут решил немного подремать. Они даже разговаривали
шепотом, чтобы меня не потревожить.
Но даже если бы они орали во все горло, я, скорее всего, ничего бы не
услышал, потому что в это время общался исключительно с собственным мозгом.
Похоже, этот бедняга просто не мог разобраться в потоке самых разнородных
чувств, затопивших его. Здесь были и ненависть, и усталость, и боль, и даже
любовь.
Я тонул в этих ощущениях. Падал в бездонный черный колодец,
наполненный собственным безумием. Умирал и снова возрождался. Я видел лица
людей, которых никогда не знал.
Практически не ощущая своего тела, я болтался по бушующему океану
сумасшествия, подобно потерпевшему кораблекрушение моряку, и мой хиленький
плотик угрожал развалиться в любой момент. И я подтягивал канаты, обвязывал
доски, цеплялся за бревна руками, ногами и зубами в попытке оттянуть
неизбежный конец до той поры, когда я закончу свои дела.
И я продержался. Я дождался, когда поезд достигнет Иркутска и,
пересилив себя, на подгибающихся ногах вылез из вагона. Но при этом я был
не совсем уверен: был ли человек, что сейчас тяжело тащился по улице,
Антоном Зуевым, или это ковылял уже кто-то другой?
Чужие эмоции фонтаном кипели в моем разуме. Я чувствовал полностью
покорную мне силу своего собственного кольца. Ощущал в себе упрямую силу
взбесившейся стихии, которую мне удавалось обуздать только могучим усилием
воли - кольцо Рогожкина. Слышал где-то на грани слуха тоненький писк чужих
голосов, одновременно скандировавших что-то непонятное. Это был еще только
набирающий во мне силу отпечаток эмоций Альберта, чье кольцо теперь
украшало мой безымянный палец уродливым наростом, из-за которого моя левая
рука теперь не годилась даже для такой простой операции, как чиркнуть
спичкой.
Я уже не чувствовал себя человеком. Я стал чудовищем. Монстром. Я был
тем, кто недостоин жить на этой земле. И я нес в себе силу трех колец
вероятности. Горе тому глупцу, который решил бы обидеть ковыляющего по
тротуару получеловека по имени Антон Зуев. Сейчас я чувствовал в себе
способность убить человека одним только взглядом.
Но вряд ли это мне поможет справиться с Долышевым. Уверен, он не хуже
меня владеет силой колец. Что было нисколько не удивительно. Если бы у меня
было двадцать лет тренировки...
Мне нужно придумать что-нибудь другое. Я должен подготовиться.
Холодно. Слишком холодно. Ледяной ветер пронизывает до костей. Под
ногами хрустит ледок, сковавший тоненькой корочкой поверхность луж.
Холодно... Самое лучшее время, чтобы умереть.
Никто не помешал мне добраться к тому самому зданию, из которого я
сбежал целую вечность назад. Охранники в холле даже и не подумали меня
остановить. Только посмотрели на меня и уважительно кивнули. Кажется,
одного из них - того молодого, небритого - я узнал. Именно он сидел и читал
газету, когда я в прошлый раз ползком пробирался мимо поста охраны.
Увидев, что я на него смотрю, он вдруг улыбнулся и... подмигнул.
Господи боже, почему у меня вдруг появилось ощущение, что вся моя
жизнь с того момента, когда я нашел свое колечко, уже просчитана и выверена
как по часам? И я ухмыльнулся, поняв, что побег, за который я был
благодарен Олии Саччи по гроб жизни, мне подготовил Долышев. Он все
рассчитал прекрасно. Исподволь подтолкнул Олию к тому, чтобы она вывела
меня наружу, а потом казнил ее за предательство, получив еще одно колечко в
свою коллекцию.
Интриган чертов. Все просчитал. Все продумал.
И сейчас меня так свободно пропускают внутрь только потому, что он
заранее знал, что наши пути пересекутся. Знал, что я приду за ним. Знал,
что мне суждено сыграть во всем этом ключевую роль. Черт... Да что тут
говорить, он наверняка уже знал о том, что меня изберет кольцо, еще до
того, как неведомый мне курьер пустился в свою последнюю самоубийственную
поездку, унося в кармане величайшую ценность этого мира - кольцо
вероятности.
Отдуваясь, я выбрался из лифта и, прислонившись к стене, вытащил
шприц. Вогнал себе в вену лошадиную дозу АКК-3. Не то чтобы я в этом так
нуждался, но при встрече с Романом мне понадобятся все силы.
Так, куда теперь? Кажется, туда...
Я побрел по коридору, не обращая внимания на расхаживающих тут людей,
с головой погруженных в дела Братства. Они просто расступались, пропуская
меня, или жались к стенам. Что я видел в их глазах? Отвращение? Сочувствие?
Страх? Все это и много-много чего еще.
Один из местных работничков не успел вовремя посторониться из-за того,
что был слишком занят, рассматривая какую-то папку, битком набитую
всяческими бумажками. Как будто это необходимо делать посреди коридора, а
не в рабочем кабинете, который у него, несомненно, есть.
- Посторонись, - проскрипел я, не узнав даже собственный голос.
Он обернулся. Увидел меня... И просто чудо как уцелел здесь потолок -
так высоко он подпрыгнул. Папка выпала из его рук. Бумаги разлетелись во
все стороны. Я криво усмехнулся и пошел дальше, с каким-то садистским
удовольствием шаркая ногами и разрывая попадающие под ноги бумажки.
И хоть бы кто-то посмел меня остановить. Все только смотрели.
Наверное, я мог бы взять костыль и молотить этих идиотов по головам, а они
бы только кивали и кланялись.
Олухи. Самые настоящие дураки.
- Господин Зуев?
Я медленно повернулся и увидел перед собой молодую девушку, смотревшую
на меня, чуть склонив голову набок. - Сюда, пожалуйста. Господин Долышев
вас ждет.
Вот так. Ждет, значит? Вот так. Придется пойти.
- Веди.
Мы спустились по лестнице еще на этаж, прошли мимо целого ряда
закрытых дверей и повернули в коридор, в дальнем конце которого виднелись
широкие двойные двери. Одна из створок была приоткрыта.
- Вам туда. Ступайте.
- А ты?
Она вздрогнула.
- Мне дальше нельзя, потому что господин До...
Так и не закончив фразу, девушка вдруг содрогнулась всем телом, а
потом повернулась и убежала, дробно цокая каблучками по полу. Некоторое
время я смотрел ей вслед. Потом пожал плечами. Повернулся и побрел к
тяжелой резной двери, за которой меня поджидал самый опасный человек на
всей планете Земля.
Я осторожно прикрыл дверь за собой, глубоко и шумно вздохнул и только
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг