возвращения...
Один корабль так и не вернулся, и никто никогда не узнал о постигшей
его судьбе...
Командиром того разведывательного корабля был швед Уго Ургейм...
Антон, далекий потомок прилетевших на "Кривиче" колонистов, стоял
сейчас перед остатками спасательного модуля того самого без вести
пропавшего разведчика.
Он протянул руку и с дрожью коснулся куска холодного, выцветшего на
солнце пластика, словно тот мог передать через века тепло душ покоящихся
тут людей.
Потом, в гробовой тишине, он повернулся и сделал Несколько шагов,
отделявших его от овального входа.
Уплотнитель из армированной пластиком резину давным-давно осыпался.
Металлические петли, некогда покрытые защитным составом, побила ржавчина, и
они протяжно скрипнули, когда он потянул за ручку, приделанную к люку.
На него пахнуло сыростью, вековой пылью и еще чем-то древним, что не
могло распознать его обоняние...
Центральное помещение, переделанное из грузового отсека спасательного
модуля, было обставлено мебелью, изготовленной из пустых грузовых
контейнеров и пластиковых кофров. Он прошел по нему, разглядывая неказистые
шкафы, стулья, стол, заржавевшие комья, заботливо разложенные на полках,
которые когда-то были приборами и инструментами... Его осторожные шаги
потревожили вековой покой этого помещения, и вслед за ним в воздух взлетали
легкие облачка праха, в которые давным-давно превратились все подверженные
тлению вещи.
Из центрального помещения вело три двери, одна из которых оказалась
приоткрытой.
Он вошел.
В стену небольшой комнаты был врезан круглый иллюминатор. Перед ним
стоял сооруженный из контейнера рабочий стол, на котором возвышался
демонтированный с пульта управления компьютер. Его темный монитор отражал
падающий из окна свет. Вплотную к столу примыкала пластиковая кровать,
покрытая слоем спрессованного от времени праха. Вдоль другой стены стояли
плотно закрытые шкафы.
На столе возле компьютера лежала стопка пластиковых листов. Антон
подошел ближе и только тут заметил, что покрывающий кровать слой пыли не
везде равномерен. Приглядевшись, он с содроганием понял, что прах имеет
форму человеческой фигуры...
В первый момент он едва не выскочил вон. Антон никогда не причислял
себя к робкому десятку, но тот полумистический ужас, смешанный с
благоговением, что он испытывал с первого момента, как только пересек
границу покосившегося забора, казалось, способен был раздавить, лишить воли
любого, кто оказался бы тут.
Пересилив себя, он подошел к столу и склонился над стопкой
прямоугольных пластин.
Это было послание. Письмо предназначалось ему - далекому потомку того
человека, чей прах покрывал темный пластик незамысловатой кровати...
Антон присел на край истлевшего кресла, от которого остался только не
подверженный времени каркас, и придвинул к себе стопку исписанных
аккуратным почерком пластин. Человек, писавший эти строки, выводил их
раскаленным острием на пластиковых крышках различных контейнеров. Видимо,
он понимал, что пройдут сотни, а быть может, тысячи лет, прежде чем нога
человека вновь переступит этот порог, и сделал все от него зависящее, чтобы
послание дошло до адресата...
Он взял в руки верхнюю пластину и углубился в изучение знаков.
Текст был написан на русском...
"24 июля 2236 года.
Я остался один.
Сегодня, спустя тридцать два года после того, как судьба забросила нас
на эту планету, я впервые почувствовал, что такое настоящая безысходность.
Оля умерла тихо, во сне. Я похоронил ее во дворе, рядом с Ургеймом.
Грустно, что никто не сделает этого со мной".
Антон дрожащими пальцами положил первую пластину и взял следующую,
которая была значительно больше.
"27 июля.
Перечитал вырезанную накануне запись и понял что глупо будет провести
свои последние дни в черной депрессии... В конце концов, улетая с Земли, мы
надеялись отыскать планету, на которой смогли бы начать новую жизнь, без
смога, перенаселения и прочих прелестей, разъедающих цивилизацию.
Мне шестьдесят лет, тридцать из них я прожил на девственной планете,
чем-то похожей на Землю, рядом со мной была любимая женщина, так что мне
действительно грех жаловаться на судьбу.
К тому же мы оставили тут заметный след, который, я надеюсь, не сгинет
вместе с нами, а переживет века...
Я не стану тратить отпущенное мне время на изложение пройденного... В
конечном итоге вся наша жизнь, начиная с катастрофы разведывательного
корабля на соседней планете этой системы и практически до последних дней,
описана Ольгой в бортовом журнале аварийного модуля. Там все ее мысли,
собранные нами научные данные, оценки той катастрофы и т.д.
В данный момент меня волнует вовсе не халатность Уго Ургейма,
приведшая к катастрофе, и не наши с Ольгой переживания. Все это уже
осталось в прошлом. Сейчас меня заботят те, кто остается тут, как живой и
нетленный памятник нашего присутствия на планете.
Речь пойдет о котах.
Первые годы, сразу после посадки, мы не помышляли ни о чем подобном.
Наш командир был тяжело ранен во время катастрофы, он протянул всего
несколько дней после падения спасательного модуля в эту котловину.
Мы с Ольгой боролись за выживание. Строили этот дом, исследовали
биосферу планеты, путем мучительных опытов, проб и ошибок составляли рацион
питания, очищали воду, добывали энергию.
Потом, после нескольких предельно напряженных дет, жизнь постепенно
вошла в накатанную колею, мы выжили и обустроились, появилось свободное
время, интересы, развлечения, надежды и мечты...
Единственное, чего мы себе не могли позволить, - это иметь детей. Мы
много и иногда достаточно остро обсуждали между собой этот вопрос, пока не
пришли к единому мнению, что не имеем права произвести потомство,
обреченное на медленное вымирание и деградацию. Дело в том, что большая
часть аппаратуры и запасов модуля была утрачена или повреждена при жесткой
посадке. Единственный аппарат эмбрионального клонирования и связанный с ним
лабораторный комплекс никак не мог поддержать популяцию людей на уровне,
который бы позволил избежать губительных браков между нашими прямыми
потомками. Приток свежих генов был, по нашим расчетам, так ограничен, что в
третьем поколении неизбежно началось бы стремительное вырождение генофонда
и, как следствие, - полная деградация и неизбежная гибель всей популяции...
Ни один нормальный человек не пожелает подобной судьбы своим детям.
И все же нам было крайне тоскливо в окружении чуждой природы,
застывшей на уровне господства земноводных ящеров. Я уже не помню, когда в
голову Ольге пришла мысль о том, чтобы, в соответствии с нашими
возможностями, разморозить часть пригодных для использования эмбрионов из
обязательного запаса, которым был укомплектован модуль, и вырастить
домашних животных.
Мы остановили свой выбор на котах. Оля часто говорила, что мечтает
иметь маленького, пушистого котенка, и в конце концов мы решились.
Первый опыт оказался удачен. Мы вырастили несколько пар, получив от
них здоровое потомство и свежий материал для эмбрионального клонирования.
Наши маленькие питомцы быстро освоились и вскоре уже свободно разгуливали
не только по дому, но и по окрестностям. Некоторые из них одичали, и с
этого, собственно говоря, и начались неприятности.
На наших питомцев была открыта форменная охота со стороны населяющих
котловину рептилий. Едва ли не каждый день мы с Ольгой находили в
окрестностях дома клочья шерсти и останки незадачливых и любопытных по
своей природе котов.
Нам ничего не оставалось, как держать их взаперти дома или в
специальных клетках во дворе, но это уже не могло решить проблему в
принципе. Кошки регулярно приносили потомство, некоторые ухитрились сбежать
из заключения, - в общем, процесс их воспроизводства вышел из-под нашего
контроля. По ночам окрестности оглашали демонические вопли рептилий,
которые, казалось, сползаются сюда со всей котловины. Моя жена плакала, я
был в растерянности, и в нас обоих копилась ненависть к обнаглевшим
земноводным тварям.
Хуже всего, что наш запас патронов к имевшемуся стрелковому оружию
стремительно таял, и очень скоро мы должны были встать перед дилеммой -
либо ящеры раз и навсегда оставят в покое наше жилище., либо мы будем
вынуждены отбиваться от них камнями и палками...
Именно тогда мне пришла в голову мысль попытаться изменить программы
клонирования так, чтобы наши питомцы смогли не только постоять за себя, но
и защитить нас.
Несколько месяцев мы с Ольгой не вылезали из развернутой дома
биолаборатории, пока спустя полгода отчаянного труда из инкубатора не вышел
первый
Котенок - пишу это слово с большой буквы. Он имел коричневато-рыжий
окрас и был размером с хорошую сторожевую овчарку.
Так начала свою жизнь популяция этих удивительных, ласковых, преданных
и в то же время сильных и независимых животных, навсегда избавивших нас от
проблем противостояния с окружающей природой. Они очень быстро расселились
по котловине, решительно изменив ее природный баланс в свою пользу, и мы
некоторое время серьезно опасались, что эти изменения станут необратимыми,
ящеры исчезнут, и наши питомцы попросту перемрут от голода, но, к счастью,
этого не случилось. Постепенно коты заполнили часть высвободившейся
экологической ниши, равновесие восстановилось, и все вернулось на круги
своя, как только численность их популяции застыла на отметке
тридцати-сорока особей.
Последующие за этим годы можно назвать, наверное, самым счастливым
периодом в нашей жизни.
Коты перебрались жить в лес, но несколько особей по какому-то их
взаимному согласию постоянно находились у нас дома, периодически сменяя
друг друга. Остальные тоже не распались на пары или мелкие группы, а по
непонятной нам причине обосновались в одном месте, километрах в двадцати от
нашего холма, почти у самого края болот. Конечно, случилось это не сразу,
прошло около десяти лет, пока установился описанный мною порядок вещей.
Сейчас, когда я пишу эти строки, в лесах сменилось уже два поколения
котов. С течением времени мы стали замечать достаточно странные и
удивительные явления. Не знаю, что больше сыграло свою роль, - изменение
программы клонирования, породившее случайную мутацию, или же
пропорциональное увеличение объема головного мозга этих и без того
сообразительных домашних животных, но в последние годы они демонстрируют
нам явные признаки пробуждающегося разума..."
"12 января 2237 года.
Теперь я уже не сомневаюсь - они принимают меня за бога. Со дня смерти
Ольги прошло полгода, и за это время ни один из них не пересек границу
нашего дворика. Словно на человеческое жилье наложено табу.
Я совсем одряхлел, старость навалилась как-то внезапно, без
предупреждения. Наверное, виной всему одиночество. Уже несколько месяцев я
не отхожу от дома дальше полукилометра, и наши питомцы исправно приносят
мне свежее мясо. В моей помощи они давно уже не нуждаются. Сильные, гордые,
грациозные звери, на них приятно смотреть. Между нами нет никакого
отчуждения, просто никто из них уже не вбежит в дом и не уткнется в колени
холодным, мокрым носом. Создается ощущение, что они продолжают любить меня,
но уже на почтительном расстоянии.
В них, без сомнения, присутствует первобытный разум, иначе как
объяснить странные узоры из начисто обглоданных черепов, которые они
регулярно выкладывают подле забора? Забавно и грустно смотреть на их
занятие. Я все чаще задумываюсь, каким будет их дальнейшее развитие? Смогут
ли они перешагнуть черту примитивного идолопоклонничества и развиваться
дальше?.."
На этом обрывалась последняя запись.
Антон с трудом оторвал взгляд от пластины, на которой еще оставалось
достаточного свободного места, и посмотрел на останки человека.
Это был Курт Серхенсон...
Смерть оборвала его странный дневник, но Антона не оставляло чувство,
что этот человек умер спокойно.
Встав с кресла, он подошел к койке. Нужно было собрать прах... Рука
Антона потянулась к поясу и застыла.
Нет... Не стоит нарушать покой этого места...
Он был солдатом и за те годы, что вела его судьба по превратным
тропкам войны, научился сдерживать свои чувства. Его всегда коробила
излишняя ритуальная суета.
Несколько минут он простоял, не шевелясь, в скорбном молчании, вдыхая
затхлый запах дома, который за прошедшие столетия сам превратился в склеп.
Антон чувствовал себя лишним среди тишины и застоявшегося воздуха.
Кинув прощальный взгляд на прах далекого предка, он повернулся и
вышел.
...Пока он находился внутри дома, в безоблачном небе начали сгущаться
темные тучи. В вязком воздухе явственно пахло приближающейся грозой.
Антон пересек вымощенный кусками обшивки двор и подошел к калитке.
Пух сидел, словно изваяние, на том же месте, где он оставил его больше
часа назад. Увидев человека, он повернул голову.
Антон вышел за границу забора и, стараясь не наступать на черепа,
приблизился к коту. Присев возле него на корточки, он заглянул в зеленые
глаза Пуха и спросил:
- Значит, ты думаешь, что я - бог, да?
Антон внезапно поймал себя на мысли, что испытывает соблазн. Там, за
границами атмосферы, где царили льдистые россыпи звезд, для него не было
приготовлено ничего, кроме кровопролитной войны, безумия и смерти. Никто не
ждал лейтенанта Вербицкого, У него не осталось родных, а своей семьей и
детьми помешала обзавестись все та же война...
- Нет, Пух... мы не боги, - внезапно проговорил он, глядя в зеленые
глаза зверя.
Кот покосился на него, не меняя позы, и Антон вдруг понял, что тот
испытывает мучительную двойственность, возможно впервые посетившую его
первобытный разум. Взгляд кота метался между человеком и стенами святилища,
и, видно, в его душе решался в этот момент исключительно важный вопрос, что
главнее - человек, неожиданно спустившийся с неба, или же обветшалые стены
древнего капища, обитателей которого не застали даже его прадеды...
Наконец он решился. Мускулы Пуха напряглись, шерсть встала дыбом, и он
попятился назад. Миновав какаю-то, ведомую только ему незримую черту, он
повернулся, нервно уркнул, одним прыжком подлетел к Антону и с ходу толкнул
его твердым, как камень, лбом прямо в грудь, требуя ласки.
Второе пришествие состоялось. Выбор был сделан.
Антон рассмеялся, опрокинувшись на спину, и Пух, донельзя довольный,
тоже повалился рядом с ним на жесткую упругую траву, радостно мурлыча и
тычась носом в руки и грудь Антона. Пилот запустил пальцы в густой мех
кота, глядя в бездонную голубизну опрокинувшегося над ним небосвода, на
который продолжали медленно наползать, пожирая лазурь, тяжелые грозовые
облака.
Глава 5
РАЗВЯЗКА
Через час, спустившись с холма, они прошли около двух километров на
запад, двигаясь в глубь котловины, и оказались на краю огромного болота -
целое море стоячей коричневой воды раскинулось перед Антоном, созерцавшим
его с пологого берега.
Болото было достаточно мелким, и его во всех направлениях рассекали
выступающие из воды бугры. На них росли все те же деревья с плоскими
раскидистыми кронами, но теперь к ним примешивались кустарник и высокая
трава. Из воды торчали стволы растений иного рода, формой листьев они
походили на древовидные папоротники, но были значительно ниже и
развесистее. В воздухе пахло торфом, слышались звуки чьих-то хлюпающих
шагов, шипение, шелест и пронзительные, нервные вскрики каких-то тварей...
Пух, присевший рядом с Антоном, не обращал на них никакого внимания,
для него они были обычной многоголосицей родного леса.
Антон посмотрел на хмурящееся небо, видневшееся сквозь прорехи листвы,
и огляделся вокруг, ища укрытие от дождя. Скоро должен был наступить вечер,
и его заботила мысль о предстоящем ночлеге в котловине. К тому же они
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг