Она не умерла.
Врачи реанимационного отделения по-прежнему поддерживали ее жизнь, но
множественные переломы костей и внутренние кровоизлияния не оставляли почти
никаких шансов на успешное выздоровление.
Колвина привезли домой спустя две недели.
К его счастью или, быть может, к горю... но сердечный приступ не
окончился инфарктом.
Кто-то вдруг вспомнил о нем, прислал машину, водитель которой
предупредительно распахивал перед ним дверь, но Антон Петрович ничего не
видел и не слышал - он просто не хотел больше воспринимать окружающий его
мир. В эти дни Колвин больше походил на мертвеца, зомби, которого заставила
восстать из праха чья-то злая бесчеловечная воля.
Открыв дверь служебной "Волги", водитель - подтянутый, накачанный
парень в солнцезащитных очках хотел что-то спросить, но Колвин только
махнул рукой и, не оборачиваясь, вошел в подъезд.
Остановившись у своей двери, он пошарил по карманам в поисках ключа и,
только протянув руку к замочной скважине, заметил, что под наличник замка
воткнута сложенная вдвое бумажка. Он машинально вытащил ее оттуда,
развернул и понял, что перед ним игральная карта.
Впрочем, он ошибся. Карта не предназначалась для игры - на черном
глянцевом фоне оказался изображен архангел, задумчиво облокотившийся о
крест... И чуть ниже надпись:
"Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого".
Слова больно кольнули душу, но он не воспринял эту дурацкую шутку как
нечто адресованное ему.
Войдя в пустую, осиротевшую квартиру, Колвин без сил привалился к
дверному косяку и некоторое время стоял, слушая гулкую тишину. Собаки
исчезли. Их никто не видел с того момента, как бампер грузовика ударил
Ладу.
Наконец спустя две или три минуты Антон Петрович все же нашел в себе
силы затворить дверь, тяжелой шаркающей походкой прошел на кухню и сел,
бесцельно глядя в пол. Он боялся поднять глаза, потому что за те полтора
месяца, что Лада прожила в его квартире, тут буквально все пропиталось ее
присутствием.
Так очень часто бывает в жизни - один миг, одно событие в буквальном
смысле сминает все, что у тебя было, делает мир тупым, лишенным всяческого
смысла, все ценное, что еще вчера казалось значимым, жизненно важным, вдруг
оборачивается грудой хлама...
Колвин прекрасно понимал - он свое отжил. Теперь уже окончательно и
бесповоротно, но эта мысль, в другое время показавшаяся бы ему ужасной,
сейчас не будила ровным счетом никаких чувств.
Какой-то пьяный водитель, ублюдок, оборвал сразу две жизни.
Антон Петрович пошарил рукой по столу, наткнулся пальцами на коробку
папирос, машинально прикурил, не ощущая вкуса дыма... Случайность...
Судьба... Это могло называться как угодно, но разве становилось от этого
легче?
Он видел ее под прозрачным колпаком барокамеры... В чем же она
провинилась перед судьбой? Почему так?!..
Ни один из этих вопросов не находил ответа ни в разуме, ни в душе.
Там, казалось, гнездилась одна лишь надсадная боль, смешанная с обреченным,
гадливым чувством собственной беспомощности перед жестокими
обстоятельствами.
Колвин прошел войну на Кавказе. Устав убивать, он однажды нашел в себе
силы бросить эту кровавую мужскую работу, с тем чтобы обратиться к другой
стороне той же медали.
Десять лет он провел в подземных бункерах поселка Гагачьего,
разрабатывая первый сервоприводной протез человеческих костей, уникальность
которого состояла в том, что он, по сути, становился не протезом, а частью
человеческого организма, конвертируя и используя тепловую энергию живых
тканей.
Он создал его лишь затем, чтобы убедиться - никому не нужно лечить
искалеченных на войне ребят, - на это у государства нет денег. Деньги были
лишь на то, чтобы создать потенциально военную разработку и положить ее под
сукно до тех пор, пока его идея вдруг не получила карт-бланш в игре под
названием "война умов"...
Колвин сидел понуря голову, машинально комкая в ладони теплый,
глянцевый картон невесть кем подсунутой под его замок гадальной карты.
Сколько раз в жизни он оказывался бессилен перед судьбой? Сколько раз
ему приходилось идти на поводу роковых обстоятельств? И сколько раз он
опускал руки, пасуя перед ними?
"Много..." - с горечью признался сам себе Колвин.
Пустота квартиры давила на него, спрессовывая мозг в усохший от боли
брикет. Образ Лады дрожал и плавился в его мыслях, Колвину казалось, что он
физически ощущает каждый день ее безнадежной агонии...
"Безнадежной только в том случае, если ты опять уйдешь в глухую защиту
ради своих чистых рук, незапятнанной репутации... А кому она нужна, Колвин,
эта твоя репутация? Кому ты вообще нужен, кроме нее, умирающей сейчас в
реанимации?"
Антон Петрович машинально разжал ладонь и вновь посмотрел на смятый
кусочек глянцевого картона.
"Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого".
Именно в этот миг, глядя на сливающиеся перед глазами буквы, он
впервые подумал: "А быть может, цепь случайностей - это не прихоть судьбы,
а чья-то злая воля, толкающая меня на определенный шаг?"
Он встал, прошел в свою комнату, выдвинул ящик стола и принялся рыться
в бумагах.
В этот момент он боялся лишь одного - его что случайно выкинул ту
визитную карточку.
Нет, она оказалась на месте.
Дрожащими пальцами он набрал телефонный номер.
- Генерала Барташова... - попросил он, когда на том конце взяли
трубку.
- Кто его спрашивает? - осведомился женский голос.
- Передайте, что звонит Колвин. Он поймет... Антон Петрович сел на
кровать, опустив голову, и приготовился ждать.
Однако Барташов оказался поблизости. Секунд через десять в трубке
раздался его сочный бас:
- Да, я слушаю.
- Николай Андреевич? Это Колвин... Нам нужно встретиться.
- Антон Петрович, ты же знаешь, что мое предложение и все связанные с
ним условия неизменны, - ответил Барташов так, будто они расстались только
вчера и он ждал этого звонка.
- Да, я понимаю... - ответил Колвин. - Давай встретимся. У меня тоже
появились определенные условия, но я согласен работать...
***
За то время, что Колвин провел в Москве, в поселке Гагачьем опять
закипела жизнь.
Антон Петрович вышел из машины у знакомого, уходящего под землю
бетонного пандуса, который запирали мощные раздвижные ворота.
Да, люди определенно вернулись сюда... Признаки запустения старого
военного городка все еще присутствовали, но это уже больше походило на
детали маскировки, нежели на истину, отражающую положение вещей. Взгляд
Колвина, скользнувший по серому бетону и прилегающим ко входу, хорошо
знакомым окрестностям, машинально отметил обилие устройств скрытого и
явного наблюдения, охранные рубежи и прочие признаки грамотно
организованного охранения. Солдат или персонала нигде не было видно, и
внешне "Гаг-24" выглядел все таким же обветшалым, давно заброшенным военным
городком времен слома социалистической системы, но, шагая вслед за
Барташовым по узкой, вьющейся меж сосен тропе, Антон Петрович с удивлением
и даже некоторой внутренней дрожью дважды натыкался взглядом на
замаскированные дерном щели в земле. Они проявлялись внезапно, когда до них
в буквальном смысле оставалось сделать пару шагов, и угадывающийся в
сумраке подземных огневых точек слабый отблеск пулеметных стволов ясно
говорил о том, что они обитаемы...
- Отдельный спецбатальон внутренних войск, - скупо пояснил Николай
Андреевич, проследив за взглядом Колвина. - Ребята свое дело знают, -
мрачновато добавил он.
Вообще за те несколько часов, что им пришлось провести вместе, по
дороге сюда Колвин заметил, что Барташов тоже достаточно сильно изменился
со дня их последней встречи. Генерал явно сдал, не в физическом, а скорее в
моральном плане. Был он мрачен, неразговорчив, да и осунувшееся лицо с ясно
обозначившимися мешками под глазами говорило о каких-то преследующих его
проблемах.
- Ладу привезли? - внутренне сжавшись, спросил Колвин, когда они
остановились перед неприметной стальной дверью в серой бетонной стене.
Барташов как раз разговаривал с кем-то внутри бункера, воспользовавшись для
этого устройством, похожим на трубку сотовой связи. Ясно, что радиоволны не
могли проникать в бункер, но, очевидно, рядом с дверью было спрятано
ретрансляционное устройство для внутренней кабельной сети связи.
- Что? - недовольно переспросил Барташов, отвлекшись от разговора.
- Я спрашиваю, Ладу привезли?
- Нет пока. Она будет вечером. Ты должен осмотреться.
- Но...
- Все, Антон Петрович, свои "но" оставь за забором, - мрачно отрезал
Барташов. - Мы, кажется, обсудили все условия, - напомнил он. - Ты
получаешь доступ к своей старой аппаратуре, я даю тебе ассистентов, и ты
делаешь все, что сочтешь нужным. Мне необходимо получить от тебя только две
вещи: соблюдение внутреннего регламента, который устанавливаю я, и конечный
результат работы.
Колвин промолчал.
Внутри массивной двери сухо щелкнул электрозамок.
- Прошу.
Барташов вошел первым, Антон Петрович на мгновение задержался, окинув
взглядом редкий сосновый лес, словно прощаясь и с солнечным светом, и с
самой природой, а затем последовал вслед за генералом в недра секретного
комплекса "Гаг-24".
Идея и история возникновения этой глубоко эшелонированной системы
бункеров относилась к далекому прошлому. Своими корнями "Гаг-24" уходил
далеко в эпоху развитого социализма - в ту пору, когда такие понятия, как
"атомная угроза", "холодная война" и "гонка вооружений", являлись терминами
отнюдь не историческими, а самыми что ни на есть обыденными.
Позже, когда рухнул "железный занавес", а страна канула в пучину
политического и экономического кризиса, "Гаг", на содержание которого
уходили огромные суммы, отдали на откуп нескольким военным ведомствам,
разрешив разместить тут секретные лаборатории различных профилей.
Именно тогда, в конце девяностых годов двадцатого века, Колвин впервые
приехал сюда в составе так называемой "группы по созданию искусственных
организмов". Лаборатория просуществовала семь лет, затем ее временно
законсервировали все по той же незамысловатой причине - полное отсутствие
денег на исследования и содержание. К сожалению, группа Колвина, который к
тому моменту уже стал ведущим специалистом, занималась такого рода
разработками, которые не подпадали ни под одну статью конверсии, и никак не
могла быть переведена на самоокупаемость.
Так и получилось, что Антон Петрович в конце концов оказался в
положении сторожа при законсервированном до лучших времен комплексе.
И вот эти "лучшие времена" наступили...
Шагая по коридорам подземных убежищ, он не мог отделаться от мысли,
что совершает ошибку, возможно, самую страшную в своей жизни, - все здесь
выглядело до боли знакомым и в то же время чужим, словно в эти помещения
вернувшиеся сюда люди вдохнули иной смысл.
Лифт опустил Колвина и Барташова на пятый, нижний уровень убежища.
Теперь над их головой было около ста метров железобетонных конструкций.
Остановившись на просторной развязке, куда вливалось несколько
туннелеобразных коридоров, Барташов показал на три расположенные друг возле
друга двери.
- Твоя комната, рядом операционный зал со всей аппаратурой, а это, -
он кивнул на третью дверь с кодовым магнитным замком, - действующая
лаборатория искусственных организмов.
- А врачи? - задал Колвин тревожащий его вопрос.
- Бригада хирургов, анестезиолог и другие специалисты находятся на
один уровень выше. Они в твоем распоряжении в любое время суток. Пульт
внутренней связи в твоей комнате. Вот магнитная карточка доступа. Она же
работает на двери. Осваивайся.
- А ты?
- У меня слишком много дел, Антон Петрович. Не скрою, твой проект один
из самых важных для меня лично, но видеться будем редко. Тебе дана воля,
почувствуй это и не комплексуй. Давай, - он протянул руку и пожал ладонь
Колвина. - Соберись в кучу и действуй. Ты сам хотел этого.
Через несколько секунд, когда закрылись створки лифта, Колвин
совершенно внезапно для самого себя остался один.
Он стоял посреди просторной площадки, перед несколькими дверями,
сжимая в руке тонкую пластинку спецпропуска.
"Ты сам хотел этого..."
Он повернулся и вдруг всем своим существом почувствовал, что стоит в
центре ЧЕГО-ТО ему пока неведомого, а вокруг уже работает огромная машина
под названием "государственная спецслужба". Работает на него.
Собственные страхи и надежды, отчаяние и горе показались Колвину
ничтожными перед тем, что окружало его в данный момент. Сила, так запросто
отданная ему Барташовым, на первый взгляд казалась чуть ли не безмерной, и
это не просто пугало его - Антон Петрович не первый раз имел дело с
подобной "системой" и очень хорошо понимал - увильнуть от нее будет очень
сложно. Из него выбьют то, что нужно именно им, и его безумная надежда на
человечность и сострадание Барташова казалась теперь глупой, наивной и
никчемной.
Только сейчас, оправившись от шока, выбитый из своего горестного
состояния шоком еще более сильным, Колвин понял - он пришел в мышеловку,
дверь которой уже захлопнулась. Он желал одного - вырвать Ладу из рук
неминуемой смерти, хотя бы раз использовать созданную им же аппаратуру
этого комплекса по ее прямому назначению, но тщетно... Он обманул сам себя
и только сейчас наконец осознал, какую цену придется заплатить за это ЕЙ...
Неизвестно, сколько времени простоял он так в глубокой отчаянной
задумчивости перед захлопнувшимися дверями межуровневого лифта.
"Ты сам хотел этого"...
***
Дверь, ведущая в лабораторию "искусственных организмов", тяжело
подалась в сторону, глухим звуком как бы обозначив свой внушительный вес,
как только Колвин провел магнитным ключом врученной ему карточки по прорези
сканера.
В первый момент он даже не понял, что попал в то же самое помещение,
где работал много лет назад. Все изменилось до неузнаваемости, - ведь
последний раз он спускался в бункер незадолго до визита Барташова, и на
памяти Антона Петровича все здесь оставалось сонным, унылым и заброшенным.
Сейчас тут кипела жизнь.
Нет, не кипела - двигалась.
За свою бытность в военном ведомстве Колвин по идее должен был
разучиться удивляться, но сейчас он лишний раз убедился в справедливости
высказывания о том, что Россия - это страна непознанных возможностей и
невостребованных гениев.
В первый момент его охватила обыкновенная трепетная гордость. "Уж не
маразм ли?.." - с горечью подумал он, чувствуя, как просыпаются давно
позабытые чувства.
Как бы ни обветшало за эти трудные, кризисные годы государство, но в
системе еще оставались резервы, и он видел перед собой результат их
реализации.
Круглый ярко освещенный зал лаборатории наполняла механическая жизнь.
Здесь цвели технологии даже не двадцать первого века - многие образцы, из
тех, что бросались в глаза прямо от входа, Колвин попросту не видел, хотя
закончил заниматься данной проблемой не так давно.
То, что демонстрировал ему по видео Барташов, казалось сейчас блеклой
тенью, грубой поделкой по сравнению с хищными, сияющими хромом или же,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг