-- Важен факт сочувствия, а это уж одно должно ободрять, Годар. Ты очень
горяч и раздражён!
-- Ладно! Однако, ты намереваешься испытать сегодня ночью судьбу и
удрать на полицейском баркасе?
-- Что ж, рискнём!
-- Эй, вы! Поворачивайтесь!!! -- раздался окрик надзирателя, и оба
коммуниста, покорно взяв мотыки, начали взметывать почву.
7. Плыви, мой челн!
Гул прибоя. Волны шурша ворочаются по песку. Две тени крадутся, прячась
за каждый выступ... За шумом волн не слышно даже громкого голоса...
-- Сегодня страшная непогода, Годар! Надо было бы отложить на завтра
нашу попытку!
-- Не велика важность, если и утонем. Вдобавок, разве это порядочный
ветер! Какой это ветер?
-- Вздор! Тише! Видишь, часовой торчит у баркаса.
-- Ну-ка, давай сюда полотенце! -- азартно говорит Пулю.
-- Возьми!
Минута -- и товарищи крутят руки назад зазевавшемуся полицейскому.
-- Ткни его носом в песок, чтоб не орал! Так! Ну, а теперь помоги
толкать баркас!
-- Уф! Как он врылся в песок.
-- Не забудь положить ружьё часового, да сними с него патронташи.
Пыхтят, толкают, наконец, постепенно сталкивают судно в зыбь.
-- Ты умеешь заводить мотор?
-- А как же! Ведь я был на фронте шофёром!
-- Пускай!
-- Внимание! Держи руль!
Пулю ухватывает штурвал, Годар склоняется над маховиком.
-- Тук-тук-тук!
Зафыркала машина. Баркас ринулся во тьму -- навстречу неспокойным
волнам.
8. Много шуму из ничего
Вечерний выпуск "Нью-Таймса" от 15 сентября осторожно повторил в
небольшой, но достаточно видной заметке, что вот, согласно исчислений
профессора Каммариона, завтра в 8 часов утра мог бы произойти на землю
прилёт марсиан, но, кажется, ничего подобного не произойдёт, так как ни один
астроном мира не заметил никакого снаряда в межпланетном пространстве.
Орлеанцы уделяли заметке время длиной в одну сигару, и этого было
достаточно, чтоб на утро 16 сентября все были слегка встревожены и, нет-нет,
и взглядывали на небо.
Означенные для прилёта восемь часов прошли...
В городе началась обычная сутолока, там и сям раздавались иронические
замечания о современных учёных. Орлеанцы окончательно разочаровались.
На всей этой истории великолепно заработал издатель Герберта Уэллса,
выпустивший три издания "Войны миров". Можно клятвенно утверждать, что к
девяти часам утра эта книжка не занимала ни одной головы. Время, положенное
на известное впечатление и ожидание, прошло, и даже янки были готовы ждать
от прибывающих марсиан опоздания не свыше как на четверть часа, ибо иначе
немыслимы какие-либо иные отношения между деловыми людьми и планетами.
Около половины двенадцатого в редакционный кабинет Ковбоева влетел
растерянный профессор Каммарион и, потрясши в воздухе номером "Южного
Геральда", бессильно рухнул в кресло... Ковбоев и Кудри кинулись к
профессору.
-- Позор! Скандал! Я навсегда скомпрометирован! Прочтите! -- И Каммарион
ткнул в нос Ковбоева газетой.
Ковбоев осторожно взял лист в руки и сделал вид, что читает статью,
содержание которой он уже отлично знал.
"Южный Геральд" помещал статью одного европейского астронома, ярого
врага Каммариона, полную ядовитейшей иронии в адрес коллеги.
"Разумеется, -- писал он, -- нельзя отрицать, что долгое сиденье под
телескопом и злоупотребление сенсационной и фантастической литературой, а
также и возраст, в котором самые выдержанные и зрелые люди начинают сдавать
в сторону ребячливости, позволили уважаемому профессору Каммариону
размечтаться на страницах "Нью-Таймса". У нас, в Европе, подобные функции
принадлежат гг.писателям, но чтоб порядочный астроном мог дать свою подпись
под такой статьёй, это не укладывается ни в какие рамки и может быть
объяснено или научной безграмотностью или соответствующим вознаграждением от
издательства падкой на дутые сенсации газеты, каковую из себя представляет
"Нью-Таймс"".
-- Вы видите! Вы видите, что вы наделали. О!.. Горе мне!..
Воспользоваться моими стеснёнными обстоятельствами и за доллары купить мой
позор! О!.. -- хрипел Каммарион, поминутно падая в обморок.
-- Успокойтесь, успокойтесь, профессор!.. -- суетился Кудри, -- ради
бога, успокойтесь, но они ещё могут прилететь, эти самые марсиане!
-- Кому вы это говорите! -- вскипел профессор. -- Со мной обращаются,
как с маленьким ребёнком. Вы думаете, я позволю себя дурачить! Они
прилетят!.. Я пойду в суд, я буду жаловаться! Позор! Него...
На столе неистово захрустел телефон. Ковбоев включил громкоговоритель.
-- Алло! Ковбоев? -- послышался прерывистый голос Пильмса, -- скорее за
город... шесть километров к западу... Колоссальный аппарат сделал спуск.
Безусловно -- марсиане!.. Еду на гоночном авто... Жду.
Каммарион выпучил глаза и смотрел в рупор...
-- Едемте, профессор, -- хлопнул его по плечу Ковбоев, успевший отдать
ряд приказаний и шлепком выводя профессора из транса, в который того бросило
сообщение Пильмса.
А через 20 минут тысячи мальчишек махали экстренным выпуском
"Нью-Таймса".
-- Прилёт марсиан!
-- Аэроплан!
-- Шесть километров к западу!!!
-- Сотрудник "Нью-Таймса" уже на месте!!!
-- Прилёт марсиан!!! Марсиане!!!
9. Читатель! не будь доверчив, как нью-орлеанец
Среди табачного поля огромный поблескивающий аппарат. Низко пронёсся над
землёй, спланировал, смолк и стоит, не подавая признаков жизни...
Через десять минут два гоночных автомобиля показались на шоссе, каждую
минуту возникали на шоссе клубочки пыли, указывающие на прибытие всё новых и
новых машин...
Через кочки вспаханного поля, ломая стебли табака, неслись, стремясь
обогнать друг друга, две передовые машины. За ними неуклюжей кавалькадой
мчались другие.
Из первой подъехавшей к аппарату машины выскочил Генри Пильмс и гаркнул
своему противнику:
-- "Нью-Таймс" -- первый!.. Всюду!.. Всегда!
Из второго авто вылез сухопарый рыжий джентльмен и критически взглянул
на таинственный аппарат. Генри тем временем сделал несколько фотографических
снимков.
-- Алло! Эй! Как вас там! Выходите!
Сквозь толстое окно кабины мелькнуло бородатое лицо,и внутри аппарата
что-то захрустело.
Генри отскочил, рыжий джентльмен стоял как вкопанный и только вдел в
глаз монокль.
Тем временем вокруг аппарата сбилось порядочное кольцо автомобилей,и
место спуска было окружено галдящей суетливой толпой:
-- Страшно походит на аэроплан!
-- Да это и есть аэроплан!
-- Но какая необычайная конструкция!.. Он длинён уж очень!
-- Нет винтов!!!
-- Это металлический аппарат!
-- Он на червячных полозьях!
-- Ничем не пахнет.
-- А вы не боитесь марсиан?
-- Да это не марсиане.
-- Бросьте! Но почему-то их не видно!
-- Ой, внутри шум!
-- А-а-а!!
Толпа с криками отхлынула прочь. Только некоторые отчаянные фотографы,
пятясь, наводили свои камеры. Непосредственно у аппарата стояли Пильмс и
рыжий.
В кабине поднялись жалюзи, и в просвете показались два коричневых голых
человека со шлемами на головах, вроде респираторов.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что они не голые, а затянуты в
какую-то шерстяную прочную, похожую на войлок, ткань. Кое-где на этой
оригинальной одежде виднелись крошечные застёжки.
Пять секунд гробового молчания. Один из марсиан осторожно снял шлем,
открыв бородатое бледное лицо, и осторожно вдохнул воздух. Мгновенно лицо
его прояснилось, показалась даже улыбка, и он помог своему соседу
освободиться от его шлема. Перед толпой оказался другой бородач в очках.
-- Люди!.. -- пронеслось в толпе.
Слышалось хрустенье подоспевшего киноаппарата.
Прибывшие с любопытством осматривали толпу, всё ещё стоя на пороге
кабины. Наконец, человек в очках поднял руку. И этот, оказывается, не только
международный, а и межпланетный знак парламентёрства был мгновенно понят.
Воцарилась тишина. Даже кино-оператор бросил ручку.
-- Реол! -- произнёс человек в очках, указывая пальцем на небо.
Его товарищ протянул руку внутрь кабины и, достав кусок бумаги,
походившей на шёлк, развернул карту с двумя полушариями. Люди тотчас узнали
этот изрезанный зелёными водянистыми бороздами рисунок.
-- Марс! -- завизжал стоящий на автомобильном сиденьи профессор
Каммарион, падая в обстоятельный обморок.
-- Марс! Марс!.. -- понеслось в толпе.
-- Реол! -- ещё раз сказал гость из другого мира, тыча пальцем на карту.
Новое поднятие руки. Новая тишина.
В руках марсиан металлическая дощечка и палочка. Один держит, другой, в
очках, постукивает.
Короткий удар, дробный удар, два коротких, опять дробный, два дробных,
два коротких...
-- Телеграф! Морз! Какой язык? Тук-тук-тук! -- стучало по дощечке.
Множество внимательно прислушивалось. Две минуты прошли в выстукивании.
-- Непонятно!!
Марсианин остановился и сказал:
-- Реол.
И добавил выстукиванием:
-- Сигнализация.
-- Сигнализация!! -- раздалось с десяток голосов, -- это по-английски.
-- Нет по-французски!!
-- И так, и так!
Опять знак руки.
-- Тук-тук-тук!
"Мы люди Реола!" на французском, английском, итальянском, немецком и
испанском языках выстукал марсианин, и пёстрая многоязычная американская
толпа дала пять переводов.
-- Мы слышали ваши сигналы. Их много. Много разных сигналов. Мы поняли
сигналы.
Десятки голов кивали в знак понимания. Ободрённые успехом, марсиане
продолжали выстукивать.
-- Мы имеем аппарат ещё высоко. Его не видно. Мы не умеем объяснить, мы
должны вернуться к нему через три дня. Мы просим учёных сюда в аппарат. Нас
двое.
Кудри и Ковбоев ведут растерянного Каммариона под руки к аппарату.
Толпа, узнав учёного, орёт:
-- Гип-гип! Ура -- Каммарион! Гип-гип!
Неуклюже подсаживают старца в кабину, за ним, на безмолвно признаваемых
правах, лезут Ковбоев и Генри.
Высокий рыжий субъект лезет в карман сюртука и, вынув из бумажника
карточку, суёт её в руки марсианина. Тот неловко вертит кусочек картона, на
котором оттиснуто: Лорд Бриджмент Уинстон Т.Стьюпид.
Лорд тянет руку для рукопожатия; марсианин, недоумевая, смотрит на эту
костлявую ладонь. Лорд дьявольски смущён. Однако марсианин помогает ему
влезть.
Через минуту Ковбоев показывается в дверях кабины и поднимает руку.
-- Граждане Нью-Орлеана! Я редактор "Нью-Таймса"!! Прибывшие гости с
Марса вступили в разговор с уважаемым профессором Каммарионом. Сейчас с авто
подадут в кабину телеграфный аппарат, и сведения будут направляться в
типографию непосредственно... Генри Пильмс, которого вы все отлично знаете,
заботится о снимках. Газета будет выходить каждый час с отчётами профессора
Каммариона. Кинооператор через полтора часа будет демонстрировать фильм в
"Парамоунт-Паласе".
Гром аплодисментов прервал речь Ковбоева.
Надо отдать справедливость американцам.
Для чего глазеть и тратить время, когда есть газета и снимки? Информация
в опытных и солидных руках. И сотни автомобилей запрыгали через поле на
шоссе, утягиваясь в город.
Редкая тактичность: немедленно был призван хозяин табачной плантации для
возмещения убытков, но тут вмешался Кудри и объявил, что редакция
"Нью-Таймса" в состоянии взять на себя ответственность за испорченное поле,
ведь первый, -- Кудри упёр на это слово, -- первый проехал по полю сотрудник
"Нью-Таймса". Не виноват же хозяин, что сотрудники "Нью-Таймса" везде
первые.
10. Ещё раз: читатель! не будь доверчив, как нью-орлеанец
Через час, как обещал Ковбоев, номера "Нью-Таймса" двухсоттысячной
массой ринулись на улицы Нью-Орлеана. Далее четырёх кварталов от редакции не
мог проникнуть ни один газетчик -- всё издание расплылось в колоссальной
толпе. "Южный Геральд" должен был умереть от зависти.
Сообщений немного. Несколько строк самым жирным шрифтом:
"Марсиане прибыли, как следует понять, на большом аппарате, внутри
которого находился прибывший под Нью-Орлеан аэроплан. Аппарат находится,
судя по объяснениям, на высоте трёх марсианских часов, приблизительно на
границе атмосферы. Необходимые пояснения. Аппарат невидим, потому что,
вероятно, обладает некоторой отражательной поверхностью и вообще пока в
познаниях марсиан нет достаточного количества специальных земных слов, чтоб
они могли объяснить принцип устройства аппарата, хотя и выказывают
героические усилия. На Марсе, именуемом, по-ихнему, кстати сказать,
единственному, языку, Реолом, имеются радиоустановки, столь чувствительные,
что улавливают все земные передачи, которые марсианским учёным удалось
расшифровать, несмотря на большое количество земных наречий".
Заметка Каммариона кончалась обещанием дать в следующем номере новые
описания.
Тут в дело издания вмешался Реджинальд Хоммсворд. Этот практический
человек сразу же, с первого отчётного номера, выступил с обращением к
публике:
-- Дайте ваши объявления в отчётные номера "Нью-Таймса"! Следующий номер
полмиллиона экземпляров!! Между заметок о марсианах -- двадцать долларов
строка. Под фотографиями с марсиан -- двадцать пять долларов. В рамке с
марсианской фотографией над подписью к этой самой фотографии -- сорок
долларов. Давайте ваши объявления в "Нью-Таймс"!
Через час успех первого номера и редкая сообразительность Хоммсворда уже
позволила видеть полумиллионную лавину сырых газетных листов в продаже.
Выловим то из относящегося к марсианам, что попадалось взору среди
лавины объявлений:
"Марсиан -- двое. Оба мужчины. На Марсе имеются также и женщины. Один из
них был любезен и разделся. Прекрасно сложенный человек. Доктор,
приглашённый мистером Ковбоевым, был изумлён. Другой близорук, носит
оригинальные очки и более слаб на вид. Оба учёные. Это первый пробный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг