ГЛАВА ШЕСТАЯ
Вернувшись домой, Федор и Абрам в первый раз не знали, можно ли им
по-прежнему вместе сойтись.
Похватавши хлебца у матерей, побежали они по привычке на огород, на то
самое место, где всегда игрывали; но друг до друга не добежали, а стали
одаль, как будто между ними какая-нибудь разметка была положена.
Стоят, жуют и один на другого исподлобья посматривают, а ближе не
подходят.
Наконец один заговорил:
- Нам,- говорит,- теперь заказано, чтобы с вами не водиться.
А другой отвечает:
- И нам то же самое. Помолчали.
- Про вас наш учитель говорил, что вы - поганые.
- И наш про вас говорил, что вы - поганые.
- Нет, мы не поганые - нам наш Бог особливый закон дал, нам свинью есть
нельзя, а вы едите.
- А вы ее отчего не едите?
- Я не знаю. Опять помолчали.
- А что она, свинья, вкусная или нет?
- Если мать ее с черносливом и маслиной испечет, так она очень вкусная.
Абрам задумался. Ему давно приводилось нюхать носом у Федора, как
сладко пахнет свинина с черносливом, и у него теперь под языком защекотало.
Абрам плюнул и сказал:
- Поганое! Федор говорит:
- Моя мать не печет поганого... А у нас школа лучше вашей.
Отвечает Абрам:
- А наша еще лучше вашей. У нас меламед (меламед - учитель еврейской
школы) в сивых кудрях и все знает.
- И наш все знает!
- Наш про вас знает, что вы - поганые, а мы - чистые.
- Да это и наш говорит, что вы - поганые.
- Ну, так погоди, я об этом отцу скажу. Оба рассказали отцам, а потом
сошлись и опять перекоряться начали:
- Отец говорит, что ваш учитель пустяки врет.
- А мой отец говорит, что ваш учитель пустяки врет.
Пошли с этих пор всякий день считаться, и скоро после того Федор и
Абрам, от рождения своего дружные, начали друг друга поталкивать да с
кулаками один на другого наскакивать.
- Ах ты, жид! - говорит один. А другой отвечает:
- Ах ты, гой изуверный!
Пошло дальше, в том же роде, и у других. Где только встретятся дети
разноверных отцов, так уж им и не охота друг с другом в лад между собою
забавляться, а охотнее стало мануться, чтобы друг друга осмеять да выругать,
и притом непременно как-нибудь самым обидным манером, чтобы чужой веры или
отца с матерью коснуться.
Все еще понимали в разности вер очень мало, и то одно только самое
поверхностное, а спорили очень много и часто заканчивали свои споры драками.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Из-за детей вскоре и отцы начали ссориться и сами тоже стали учить
детей, чтобы не сходились.
- Через вас, дескать, теперь только стала распря.
Федорова мать и Абрамова мать пошли раз на огороды, чтобы поискать
сыновей, и видят, что их сыновья стоят друг против друга на меже и
толкаются, а у самих у обоих глаза горят и оба друг на друга кулачонки
сучат.
Один покрикивает: "Подойди-ка, подойди!" - и другой тоже.
Матери их развели. Всякая взяла себе под рукав своего и говорят:
- Удивительно, отчего прежде они никогда не ссорились. Это, верно, твой
моего задирать начал. А другая отвечает:
- С какой стати берешь на моего говорить? Мой всегда смирный, а это
твой задирает.
Начали спорить: "твой этакой", а "твой этакой" - и разругались.
- Чтоб нога твоего,- говорит,- на наш огород не вступала.
И другая сказала то же.
И взяла одна камней набрала и стежку проложила, чтобы за этот рядок
Федор с Абрамом и переступать не могли.
А другая говорит:
- Я сама еще рядок камешков подброшу. Стали камни швырять, да, в
сердцах, одна камнем в соседку попала. Та завизжала.
Кинулись друг на дружку и начали одна на другой платье рвать да в глаза
плеваться. Дети за ними. Сделалась драка, и поднялся такой большой шум, что
услыхали другие соседи и тоже выскочили на огород смотреть, как две бабы
дерутся, а ребятишки им помогают. Услыхали наконец и отцы Федора и Абрама,
что их жены и сыновья дерутся, и побежали и стали их разнимать, да вместо
того сами подрались. А соседи, которые видели драку, глядят через заборы и
руками пока не вмешиваются, но стараются помогать молитвами.
А потом те и Другие не вытерпели, перелезли через загородки и стали
каждый своими кулаками подсоблять, и вышло общее побоище.
Пришли военные и их разогнали, и тех, кто начал драку, за клин посадили
и ноги им в колодки забили, а правителю доложили, что все эти люди за веру
ссорятся.
Правитель велел христианина выпустить, а жида еще побить и с него штраф
взять, чтобы другим не повадно было с крещеными ссориться.
Прежних соседских ладов между Федоровым отцом и Абрамовым с сей поры
как и не было. Вместо приязни настало такое неудовольствие, что из них ни
один друг на друга и смотреть не мог без гнева. А чтобы вперед еще драки не
было, они разгородились высоким каменным забором так, чтобы никто на
соседское место и заглядывать не мог. Так прежние добрые соседи состарились
и в распре друг с другом померли.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
А время шло вперед, как ему Богом указано; и Федор, и Абрам выросли,
отучились и стали хозяйствовать. Оба они продолжали дела, которыми их отцы
занимались.
Федор торговал с заморскими городами, а Абрам золотые и серебряные вещи
делал. Оба жили в достатках, но друг с другом по-прежнему, как в детстве
было дружно, уже не сходились, пока пришел один особый случай.
Гулял раз Федор в праздничный день в загородном месте, за рощами над
заливом, и видит, что несколько человек из тех, с которыми он вместе в одной
школе учился, напали на Абрама, отняли у него золотые кольца и самого его
бьют да приговаривают:
- Вот как тебе, жид, чтобы ты наш праздник почитал и не смел бы
работать и ходить с непочтением.
Федору вспомнилось детство и жалко стало Абрама: за что его обижают?
Федор и вмешался.
- Для чего,-говорит,-вы его обижаете? Какое зло он вам сделал? А те
отвечают:
- Он нашей вере непочтение сделал.
- Какое же непочтение?
- Он в наш праздник работу разносит и, как шел мимо ворот, где лик
написан, головы не открыл.
А Федор, так как знал Евангелие и закон еврейской набожности, то и
говорит:
- Вы не вправе поступаете. Работать никогда не грех. Сказано: если у
тебя овца упадет в яму, разве ее, хоть и в праздник, не вытащишь? (См.:
Евангелие от Матфея, 7: 11.) И за непоклон головы с него напрасно
взыскиваете: это не обида, потому что по-нашему перед святыней надо голову
открыть, а по ихнему обычаю это как раз наоборот уставлено: у них надо перед
святыней непременно с покрытой головой быть, а открыть голову - значит
непочтение.
Это действительно так было, как объяснял Федор, но ему не поверили, и
все заговорили:
- Ты врешь: как можно перед святыней покрывши голову быть? Это ты
выдумываешь! А Федор отвечает:
- Нет, я верно знаю и говорю правду.
- А почему тебе такая правда известна, а нам неизвестна? Мы все в одном
месте учились. А Федор отвечает:
- Я ранее школы дома об их вере в книжках читал.
- Ага... Ну так ты,- говорят,- верно, и сам потаенный жид.
И набежало еще со всех сторон много людей, справлявших праздник, и
стали спрашивать:
- Что здесь за шум и за что ссорятся? А прежние стали скоро,
частоговоркой, рассказывать, что вот поймали жида с непочтением, а Федор
хотя и крещеный, но за жидовскую веру заступается и свою ниже ставит. А те
люди, не разобравши дальше, отвечают Федору:
- Ты виноват!
- Чем?.. Я никому зла не сделал.
- Как,-говорят,-зла не сделал! А разве ты за жида не заступился?
Федор не солгал и хотел рассказать, из-за чего вышло то дело, в котором
он заступился за Абрама, но его перебили и все закричали:
- Это все равно: если ты жидовский обычай оправдываешь и с своими
равняешь, то это все равно что ты жидовскую веру хвалишь. Примите же и честь
одинаковую.
И стали все бить их обоих вместе - и Абрама, и Федора?
Избили их и оставили обоих в роще, в темном месте.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Федор с Абрамом долго пролежали тут без памяти, а ночью, при прохладе,
пришли понемножку в себя и стали, друг на друга опираючись, ползти домой. А
как они добрались перед светом до дому, то Абрам сказал Федору:
- Друг Федор! Ты оказал мне правду и милосердие. Я твой должник буду на
всю мою жизнь, а еще мне всего дороже то, что ты человек справедливый и Бога
больше, чем людей, боишься.
Федор ответил:
- Друг Абрам! Это и не должно быть иначе: так нам Иисус Христос велел,
а я хочу быть Его ученик. Абрам говорит:
- Да, но не все ученики твоего Учителя понимают Его учение так, как ты.
- Что же делать,- отвечал Федор.- Ведь и у евреев то же самое: внушения
человеческие для многих закрывают заповеди божеские.
- Правда,- молвил Абрам и, вздохнув, добавил: - Поймут ли когда-нибудь
все люди истину, что Творец не желает в них разделения?
- Поймут все, только не в одно время.
- Приблизь, Господь, это время. Федор улыбнулся.
- Вот,- говорит,- Абрам, мы с тобой в детях друг друга любили, когда
вместе играли и вместе под одним кустом спали, а потом люди нас заставили
врознь быть. А сейчас ты, я думаю, не заметил, что сталось: мы ведь вместе
одною молитвой к Богу помолились!..
Абрам говорит:
- Пусть живет в вас дух Учителя вашего, а не иных, кои имя Его знают,
да духа Его не имеют.
После этого они стали опять приятелями, и, по старой детской привычке,
находили большое удовольствие, чтобы после трудов друг с другом постоять и
поговорить.
В дома они один к другому не входили, потому что боялись, чтобы через
это не увеличить молву, которая про них была пущена. Про Федора свои
говорили, будто он потому за жида заступался, что сам втайне предается
жидовству и даже на молитве по-жидовски скачет; а про Абрама жиды сочиняли,
что он свиное ухо съел и Моисеев закон оставляет и тайно к христианам
пристал, чтобы войти в милость у властителей. И обоим им и от семейных, и от
своих общественных людей выпадали досадные попреки.
А на самом деле ничего этого не было. Федор и Абрам - оба оставались по
вере, как были: кто в которой родился, тот в той и пребывал. И как они в
детстве своем никогда не спорили, чья вера лучше или богоугоднее, так же .и
теперь никаких споров о вере не заводили. Напротив, они как бы крепче
уверились, что и в одной, и в другой вере во всех отношениях можно себя
руководствовать, если только понимать веру правильно и не иметь лукавых
замыслов и вредных для мира привычек.
А когда они в этом укрепились, то если у них после того заходил
разговор, то он только в тихую и приятную беседу обращался.
Федор сказал раз Абраму:
- Мне жалостно видеть, сколько через споры о вере сделалось распрей в
людях. А Абрам ему ответил:
- Этому так и следует быть. Если очи наши не на одинаковую даль и не на
равную высь видеть могут, то кольми паче понимание не одинаково все
постигать может, а должно разнствовать. Если бы это не было угодно Богу, то
все бы люди одинаково все видели и одинаково понимали; но Бог не так создал,
а создал различие в понимании. Оттого и разные веры.
Федор согласился.
- Это так,- говорит,- но только распри, которые через это настают, душе
моей тягостны.
- Распри,- отвечал Абрам,- тоже от непонимания, что все веры к одному
Богу ведут. Кто умный богочтитель, тот во всякой вере пожелает почтить ее
истину.
Опять согласился Федор.
- Да,- говорит,- я давно думаю, что вот и твои единоверцы напрасно
негодуют на Христа. Они сами не понимают, что Он одно добро желал сделать
всем людям и за то и убит от злобы непонимавших.
Абрам согласился.
- Слов нет, что твоя правда,- сказал Абрам.- Муж Галилеиский (Муж
Галилейский - Иисус Христос), о котором ты говоришь, честен, свят и премудр,
а не понимают Его не только худые из Моисеевых учеников, которые мнят тем
ненавидени-ем службу приносить Богу, но не понимают многие и твои
единоверцы, и это тем жалче, что сии даже Богом его почитают, а Его доброго
святого учения и по человечеству не исполняют. Жалей, друг мой Федор, об
этом, ибо чрез это вы другим не можете открыть Иисуса во всей силе Его
побеждающего завета и иных о себе смущаете и заставляете сомневаться в вере
вашей.
Федор вздохнул и сказал:
- Абрам, ты меня берешь! А Абрам отвечал:
-И ты меня борешь! Не спорить надо о Боге, а стараться жить в мире.
Абрам приложил большие персты своих рук к главам и голосно, по-жидовски
пропел: "Умейн!" - то есть аминь или, по-нашему, "истинно".
Федор обнял его изо всей силы и, прижав к сердцу, прошептал:
- Он теперь среди нас. Абрам говорит:
- Ну так что ж? Побудь с нами, муж Галилейский! Федор растрогался и
заплакал:
- Побудь! - молит.- Останься! Мы сотворим Тебе сеню (то есть защитим,
дадим приют.).
А Абрам опять ударил: "Умейн!"
И так точно разговоры о вере никогда не смущали согласия Абрама и
Федора. Они опять ходили в свой разгороженный огород и, подмостившись на
скамейках, беседовали через стену, но только ненадолго этого стало.
Вере, надежде и любви скоро пришло испытание.
Федор и Абрам стали мирны, да вокруг их все уже иным духом взялось, и
все, что случится, оборачивалось им в смущение.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
У Федора начались разные беды - и все одна за другою. Одна беда точно
вела за собою другую. Федор сначала сделался нездоров и долго лежал, а потом
стали у него болеть дети и ни один не выздоровел, а все друг за другом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг