Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Циклопа. Они молча кивали мне, и я бы не удивился их... блеянию.
     Мезе вышел последним. Он увидел меня, и его большая, по-детски  круглая
голова встревоженно завертелась:
     - Ехать в город, ради антиквара Вольке?.. После такого трудного дня.
     Мезе не понимал. Он упорно шел в сторону парадного подъезда и не  хотел
слушать моих сбивчивых объяснений. Упрямство Мезе уже готово  было  одержать
верх над моим решением, то произошел неожиданный  поворот.  Задержавшийся  в
развилке аллеи коллега Кохлер похлопал Мезе по спине:
     - Сегодня ты, конечно, поправишь свои дела, Хайнцик. Будет играть Паск,
а Паску не везет. Ты можешь отыграться.
     Сцилла и Харибда... Хайнц жидковато хихикнул. Прошлой ночью он проиграл
в покер гораздо больше, чем то позволяло ему  трезвое  воображение.  Престиж
игрока мешал ему отказываться по финансовым соображениям, но и  садиться  за
карточный стол он  не  хотел.  Хайнц  раздумывал  ровно  столько  мгнрвений,
сколько  потребовалось  Кохлеру  на  ритуал  похлопывания.  Мое  предложение
посетить антиквара Вольке неожиданно перевесило. Это  был  отличный  предлог
уклониться от очередного проигрыша.
     - Прости, но у нас небольшое дело, - ответил  Мезе,  -  Паска  оставляю
тебе.
     Кохлер косо посмотрел на меня и ушел.
     - И это жизнь!.. - вздохнул Мезе.
     Он продолжал вздыхать и жаловаться всю дорогу,  пока  мы  добирались  к
Берлину. Его раздражало все: и плохой бензин, из-за которого  мотор  стрелял
как мортира, и севшие аккумуляторы - "в трех шагах  дерево  не  увидишь",  и
наступившая ночь.
     На западе остывал край земли. Черепичные  крыши  ферм  кружились  среди
редких  деревьев.  Героическое  небо  третьей  империи  натягивало  парадный
вицмундир с орденами созвездий.
     Когда мы остановились возле антикварной лавки  герра  Вольке,  Мезе  не
выразил особого желания заходить в магазин.  Герр  Вольке  встретил  меня  с
приторной  любезностью.  Прежде  чем  я  успел  собраться  с   мыслями,   он
осведомился о моем здоровье, о моем мнении относительно  развития  восточной
кампании, он склонял  мое  имя  не  иначе,  как  вместе  с  именами  столпов
историографии, но когда дело дошло до "чрезвычайно ценных для науки останков
первобытного человека", которые мне предлагали оценить, я решил, что с  меня
хватит, и с откровенностью сунул под нос герра Вольке фолиант  сомнительного
содержания:
     - Куда вы дели указ Генриха IV, деревушку честных  грабителей?  Или  вы
считаете, что история может вполне обойтись без этого маленького события?  А
Росвита?!.. Мне  показалось,  что  ваша  Росвита  яано  страдает  выпадением
памяти. К тому  же  она  проявила  излишнюю  кровожадность  по  отношению  к
Аделаиде.
     - Я... я ничего не знаю!.. - с трудом  собрав  звуки  в  слова,  клялся
нумизмат.
     - Не  скромничайте,  коллега,  -  угрожающе  размахивая  фолиантом,   я
заставил торговца искать защиты за гипсовым бюстом Веспасиана*, - вы  имеете
наглость снабжать вашего  лучшего  клиента,  доктора  Ф.,  какой-то  дрянью,
историческим маразмом, грязными фальшивками и  думаете  при  этом,  что  вам
удастся избежать содержательной беседы со  специалистом,  у  которого  будут
сильно чесаться руки и  который  ради  справедливости  почешет  их.  Где  вы
достали эти сборники анекдотов, кто вам их дал, кто их фабрикует?!
     ______________
 * Веспасиан (9-79) - римский император с 69 года.

     Герр Вольке попытался ускользнуть,  но  я  схватил  его  за  шиворот  и
требовал объяснений с такой  настойчивостью,  что  бедный  нумизмат  завопил
пронзительно  и  тоскливо,  точно  взывал  к  бесплотному  духу  императора.
Веспасиан отрешенно взирал на наш поединок, но зов был  услышан.  В  магазин
влетел Мезе и, тряся от натуги животом, вытолкнул меня на улицу.
     - И для этого, для ЭТОГО вы тащили меня в город!.. -  возмущался  Мезе,
забрасывая свои тонкие ноги,  обтянутые  сапогами,  в  машину.  -  Уж  лучше
просадить Паску сотню-другую, чем слышать, как визжит Вольке.
     Я неохотно пристроился рядом с Хайнцем, но злость уже прошла.  Осталось
только глупое ощущение комизма сложившейся ситуации.
     - Вольке шарлатан, - ответил я  на  настойчивый  вопросительный  взгляд
Мезе, - он подсунул мне кем-то сфабрикованные фолианты, делец...
     Машина свирепо дернулась, потом выбралась из лабиринта улиц, и в  окнах
ее раскинулось темное однообразие автострады.
     Я начал жаловаться Мезе. Рассказал ему о задании доктора Ф., о  неудаче
с историческими миниатюрами. Наконец я  дошел  до  фолиантов  герра  Вольке,
которые буквально выворачивали наизнанку историческую картину.  Мезе  бросил
сигарету в ночь и воскликнул с ложным пафосом:
     - Наивный герр Вольке! Скорей всего он скупил чью-нибудь  разгромленную
букинистическую лавку и по невежеству пустил книги в оборот, не  подозревая,
к каким печальным последствиям  это  может  привести.  Впрочем,  Штанге,  вы
убеждены, что издания фальшивые?
     - Это может установить только экспертиза, - ответил я, -  но  разве  не
достаточно моей профессиональной памяти,  моих  "Замков"?!  В  конце  концов
история о святой Аделаиде, может быть, и недостаточно  известна  современной
публике, но уж во всяком случае не относится  к  категории  узкоспециальных.
Анекдоты всегда пользовались сбытом. Еще в начале нашего века каждый  школяр
мог  бы  довольно   бойко   рассказать   несколько   вариантов   о   бегстве
легкомысленной королевы из тюрьмы своего коварного мужа. Но после  сверки  с
источниками Вольке это выглядит не более чем моей  фантастической  выдумкой.
Откройте сборник, и вы обнаружите, с какой шекспировской театральностью герр
Вольке  задушил  Аделаиду...  через  пятьсот  лет  после  ее  смерти!..  Кто
следующий, а Мезе? Оттон Великий, Людовик Лысый, Благочестивый?
     - Не размахивайте руками, Штанге. Мы врежемся в дерево!  -  предупредил
Мезе. - И вообще я голоден. У  меня  неприятности,  и  ваша  Аделаида  будет
сниться мне всю ночь... Ваши доводы звучат вполне убедительно. И все же я бы
посоветовал вам обратиться к  доктору  Ф.  с  просьбой  отправить  книги  на
экспертизу. Ну а потом... потом душите своего Вольке...
     Остаток дороги Мезе развлекал меня  старыми  анекдотами.  Потом  машина
остановилась.  Мы  вышли  на  подмостки,  где  марионетки  в  белых  халатах
поклонялись всемогущему Суфлеру, где Справедливость появлялась  затянутой  в
мундир мышиного цвета и вещала в  ритме  военных  сводок:  "С  точки  зрения
социопсихологии всякий исторический факт суть  сумма  действий,  совершаемых
определенными лицами, чье личное самоосуществление  тождественно  жизненному
представлению великой германской нации".
     - Главное, хорошо выспаться,  -  прощаясь,  сказал  Мезе,  -  не  будем
тревожить призрак прошлого.
     Но мне послышалось, точно он сказал:
     "Успокойтесь, Штанге. История не пахнет!.."

                                    ***

     Тупик... Мой рассказ, Хейдель,  достиг  того  момента,  когда  невольно
теряешь надежду, что все линии развития получат ясное логическое завершение.
Что и говорить, за годы, проведенные в клинике доктора Хенрика, я  полностью
растерял способность извлекать из  всякой  бессмыслицы  смысл.  Я  с  трудом
восстанавливаю свое прошлое.  Остались  только  отдельные  картины,  обрывки
слов, звуки.  Прошлое  подобно  калейдоскопу:  цветными  пятнами  вспыхивают
лица - желтые, синеватые,  розовые,  блуждают  солнечные  блики  бесконечных
восходов и закатов... И вот сейчас, заглядывая в этот калейдоскоп, я как  бы
заново переживаю ночной налет английских бомбардировщиков и взрыв  авиабомбы
всего в десятке метров от особняка. Это произошло как раз в ту  ночь,  когда
мы расстались с Мезе, злые до омерзения.
     Примерно до полуночи  я  крутился  в  постели,  обдумывая,  как  лучше,
незаметнее провести экспертизу фолиантов герра Вольке.  В  общем-то  у  меня
была одна возможность. Вы не догадываетесь, Хейдель?  Странно...  А  ведь  я
тогда подумал о профессоре Неринхоффе,  вашем  любимом  оппоненте  и  друге.
Представляю, как вам скучно без него. Вы любили, вы  очень  любили  спорить,
спорить и пить вишневый  ликер.  Так  и  чувствую  его  ароматное  пламя  на
языке... "Спор, - говорили вы, - карнавал, который устраивают Истина и Ложь,
чтобы поиздеваться над болтливыми стариками".
     В этих спорах Неринхофф обычно брал на себя своеобразную роль шута. Это
был самый мрачный и желчный из шутов. Это, однако, не мешало Неринхоффу быть
отличным знатоком старинных манускриптов. Одного  его  взгляда  на  фолианты
герра Вольке было бы достаточно, чтобы вывести шарлатана на чистую воду.
     Эксперт, и притом один из лучших в довоенной Германии, у меня  был.  Но
не было никакой возможности "протащить" книгу в Зальцбург, минуя  цензуру  и
доктора Ф., идти через которого мне не хотелось по многим причинам.  И  вот,
продумывая все возможные варианты,  включая  даже  маловероятный  отпуск,  я
ненадолго забылся сном.
     Гул самолетов меня  не  разбудил,  они  шли  на  большой  высоте  Бомба
взорвалась неожиданно,  расколов  ночь.  Как  говорили  потом,  бомба  упала
случайно. Англичане бомбили шинный завод, и их попытки  разуть  нашу  боевую
технику совершенно не принимали во внимание скромный  особняк,  затерявшийся
среди ферм и фруктовых деревьев.
     Утром я пошел посмотреть на место взрыва. Серо-стальная пелена  облаков
стлалась по небу. Под ногами крошился  битый  кирпич.  Я  остановился  возле
северной стены. Солдаты стройкоманды восстанавливали ограду.  Вид  у  солдат
был унылый.  Кто-то  разматывал  моток  побуревшей  колючей  проволоки.  Она
дрожала на стальных крюках. Воронку спешно забрасывали землей. Влажные комья
летели вниз, погребая ночной страх, а может быть, саму истину, которой опять
оказался недостоин мир?.. Доктор ф. не любил зрелища воронок.  Что  они  ему
напоминали? Лунные кратеры?.. Нет... нет... они ему напоминали о  прошлом...
о цирке, где он когда-то потрясал воображение мещан неотразимыми  прелестями
загипнотизированной фрау Тепфер.
     Возможно, тогда мне пришло в голову простое решение.  К  чему  посылать
Неринхоффу фолианты? Не проще ли затребовать у него точные данные о  Росвите
и эпохе Генриха IV под каким-нибудь благовидным предлогом? Этим самым  я  не
нарушу обязательство сохранять свои работы в несгораемом  сейфе  "феникс"  и
смогу миновать военную цензуру, которая не пропустит мое письмо особняка, но
не обратит внимание, если оно будет  послано  обычным  путем  из  городского
почтового отделения.
     Целый день я составлял письмо, стараясь придать  ему  как  можно  более
нейтральный характер. В моей трагикомедии, где до сих пор действовали лукаво
мудрствующие хронисты, монахи, толпы графоманов, физиологи и сомнамбулы, это
письмо не сыграло какой-либо роли. Оно  было  написано,  но  не  отправлено.
Этому помешало событие, которое  подвело  итог  моим  бессистемным  попыткам
понять конечные задачи лаборатории социальной психологии.

                                    ***

     В те дни я часто кружил по лабиринту-цветнику. Странно, но именно там в
одну из бессонных ночей я нашел человека под номером  2675.  В  синеве  неба
плыли серебристые обрывки  облаков.  Я  кружил  по  аллеям  и  с  удивлением
остановился перед высохшим фонтаном. Мне показалось, что теперь  не  три,  а
четыре эльфа полощат мраморные щиколотки в пустой  чаше.  Присмотревшись,  я
увидел, что на центральном островке спит человек. В отблеске прожекторов его
потрепанная пижама сливалась с изъеденными сыростью каменными изваяниями.  Я
забрался в чашу фонтана и склонился над ним. Он тихо  дышал,  и  ввалившиеся
веки глаз, казалось, сомкнул непробудный сон. Я дотронулся до его  головы  и
тут же инстинктивно отшатнулся -  рука  скользнула  по  безволосому  темени.
Незнакомец просыпался. Веки приоткрылись.  Бессмысленно  мелькнул  в  глазах
водянистый блеск. Но сон был сильнее. Я ни минуты не сомневался, что  передо
мной был один из "подопечных" доктора Ф.
     "Так вот кого  селекционирует  Мезе?  Да  ведь  это  живой  скелет",  -
пронеслось у меня в голове. Я поднял человека и понес в дом. Он  был  легок,
точно соломенная кукла.  Я  никого  не  встретил,  только  в  дальнем  конце
коридора мелькнул белый фартук прислуги. Я уложил незнакомца на диван, запер
дверь и, расхаживая по комнате, стал  размышлять  о  случившемся.  Вероятнее
всего, заключенный сбежал, хотя было совершенно непонятно, как  ему  удалось
миновать охрану. Конечно, его начнут искать, перероют весь особняк и  найдут
у меня... Тогда конец, конец историографической  вакханалии.  Возможно,  это
будет восточный фронт. Санитар  Огюст  Штанге  с  носилками.  Санитар  Огюст
Штанге выносит обмороженные ноги, кладет их в эмалированные тазы.  Ноги  уже
не двигаются. Марш окончен. Санитар Огюст Штанге опечатывает славных  героев
свинцовыми пломбами. Вой сирен. Мир, подобный образам древних сказаний: "Это
был ни песок, ни море, ни ветер, ни буря. Земли не было, и  сверху  не  было
неба. Был хаос, и трава нигде не росла".
     Значит, вернуть беглеца доктору Ф.? "Совершенно случайная  встреча.  Не
правда ли, забавный экземпляр. Спал среди мраморных проказников".
     Я заметался по комнате. "Игроки в бильярд" спокойно раскуривали трубки,
мазали кии меловой змейкой. В открытое окно  тянуло  приторной  предгрозовой
духотой.  У  меня  возникали  самые  нереальные  планы.  Я   хотел   вывести
заключенного из особняка, спрятать  где-нибудь.  Но  сознание  невозможности
этого приводило меня в бешенство. Долгие месяцы я пытался проникнуть в тайну
лаборатории доктора Ф., и вот на очной ставке с ней растерял все  аргументы.
"Партия затянулась, - подумал я. - Все слишком затянулось: страх, ненависть,
молчание..."
     Неожиданно человек проснулся и в страхе закричал:
     - Аделаида   умерщвлена...   это   ужасно...   вот   она...    петля...
затягивается... мертвенная бледность... остановитесь... остановитесь!
     - Аделаида умерщвлена? - пораженный, переспросил я. - Кто  мог  внушить
вам подобную историческую ложь. Этого никогда не было.
     Все это я пытался говорить как можно более мягко  и  спокойно.  Я  даже
пытался улыбнуться. Но улыбка не получилась, потому что  беглец  спрыгнул  с
дивана, и, вытянувшись передо мной в струну, хрипло крикнул:
     - Номер две тысячи шестьсот семьдесят пять!
     - То есть как? - переспросил я.
     - Так точно, герр доктор, - ответил человек, протягивая руку.
     И тут, Хейдель, я увидел нечто такое, что  в  один  миг  разрушило  мои
наивные представления о высокой моральной миссии науки,  взращенные  вами  в
мертвом саду понятий и категорий. До сих пор в самых изощренных сновидениях,
в бредовой лихорадке, даже в моменты, когда голос рассудка пугливо немеет во
мне, я вижу эту руку, тянущуюся ко мне сквозь вихрь разбитого на  мельчайшие
осколки мира. Она тянется ко мне тонкими пальцами, где над костлявым изгибом
кисти ползут фиолетовые вытатуированные цифры  "2675".  Помню,  Хейдель,  вы
нередко,   перечитывая   Канта*,   мечтали   развить   на    новом    уровне
антропологическую характеристику  различных  народов.  Тогда  вас  восхищали
слова  философа,  где  он  говорит  о  нашей  склонности  к  методичности  и
педантичной классификации.  Думаю,  если  бы  вам  пришлось  увидеть  номер,
вытатуированный на тонкой руке, у вас были бы несколько иные представления о
подобной "характеристике". Впрочем, вы бы и  тут  выкрутились,  ведь  у  вас
всегда был завидный запас софизмов. Ничто не могло умертвить  вашу  надежду,
вашу веру в то, что  наступят  времена  научной  гуманности,  исчисленной  в
коэффициентах, графиках и функциях. Но между оптимизмом  и  человечностью  с
недавних пор разлад... В моем сознании их разделил номер "2675".
     ______________
 * Кант Иммануил (1724-1804) - немецкий философ.

     Худшие подозрения подтвердились. Миф стал реальностью.  Слухи,  намеки,
двусмысленные выражения, идиллическая тишина  лаборатории  -  все  облетело,
осталась голая реальность. Рядом  стоял  голодный,  изможденный  человек,  в
глазах  которого  не  было  ни  радости,  ни  печали,   только   покорность,
угодливость. Номер "2675" - вот, Хейдель, вершина нравственного прогресса!..
     Но  хватит  патетических  выражений.  Больничная  койка  не  ораторская
трибуна. Я отлично помню свои попытки скрыть страх от заключенного. Я сказал
почти с елейными, как у сельского  духовника,  интонациями,  что  он,  номер
2675-й, поступил неосторожно, предприняв попытку бежать из лаборатории,  где
работают выдающиеся ученые Германии, помогающие доблестной армии  штурмовать
ослабленный восточными идеями мир. Я сносно справился с проповедью, но ответ
незнакомца свел мои старания к нулю.
     - Я не убегал, герр доктор. Я знаю, что убегать опасно.  Я  не  мог  бы
убежать потому, что болтаюсь в воздухе и не могу пошевелиться. А  потом  мне
делают укол, и я начинаю видеть.  Сегодня  я  старался...  я  все  отчетливо
видел. В прошлый раз доктор Тенком велел наказать меня электротоком  за  то,
что я плохо усвоил некоторые факты. Поэтому сегодня я старался.....
     Странная логика человека-призрака меня не убедила, но в то же время сам
факт побега перестал  особенно  интересовать,  хотя  в  общем-то  оставалось
неясным, каким образом ему удалось  усыпить  бдительность  охраны.  Сработал
невидимый  механизм  ассоциаций,  и  в  моем   сознании   странным   образом
соединились видения  номера  "2675-го"  и  жуткая  сцена  удушения  королевы
Аделаиды. Я чувствовал, здесь не простая случайность. Испытуемый видел сцену

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг