И когда гром ударил совсем неподалеку, тяжелые, всегда запертые двери чуть
приоткрылись и тут же неслышно захлопнулись. С улицы этого никто не
заметил...
Но Скучун был уже внутри!
*Фриз - декоративная полоса на верхней части стены, украшенная рельефом,
фресками и орнаментом.
Глава X
Теплые лапки бесшумно касались прохладного каменного пола прихожей. Будто
круги на воде расходились под ногами мозаичные узоры. Впереди в громадном
зеркале отразилась зеленая фигурка, замершая перед цветным витражом с широко
раскрытыми от восхищения глазами. Стоило чуть сдвинуться с места - пейзаж из
цветного перламутрового стекла изменялся, будто кто-то, стоящий за стеклом,
поднимал свечу, подсвечивая картину... А может, это заря скрывалась за
перламутром?! Известно одно: вошедшего особняк завораживал, окутывал тайнами,
а живой витраж согревал его своим уютным золотисто-зелено-коричневым светом,
как бы приглашая следовать дальше...
Осмелевший Скучун стал плутать в лабиринте больших и малых комнат первого
этажа, то запрокидывая голову и приветствуя ползущих лепных улиток на потолке
библиотеки, то замирая в благоговении перед ее книжным богатством, то
разглядывая скользкий узорный паркет... Скучун здесь был так счастлив, как
никогда в жизни! Он не мог наглядеться на бронзовые изгибы дверных ручек, на
двери, изукрашенные резными ниспадающими ветвями колючих роз, на застывшую
грацию деревянных оконных рам, прильнувших к стеклу, будто живые некогда
лепестки, обращенные в дерево чьим-то заклятьем!
Скучун догадывался: этот храм Красоты - целый застывший мир - подобие мира
живого; он многое таит в себе, и вот-вот откроет ему что-то необычайно
важное...
Скучун готовился к свершению какого-то священного обряда, он чувствовал - его
освобождение близко... И ключ от той воображаемой дверцы, которая преграждала
выход переполнявшим его мыслям, - этот ключ был совсем рядом!
Голова Скучуна больше не разрывалась на куски, исчезла тяжесть и боль.
Казалось, что даже пушистое его тельце здесь весит меньше, чем обычно...
Весь легкий и просветленный, с танцующей, ясной душой, Скучун вышел к
подножию чудесной лестницы, которая устремлялась наверх мраморной
серо-зеленой волной. Следуя изгибу застывшей волны, поднялся он на второй
этаж.
Здесь его поджидала колонна, сторожившая лестницу. А на капители* этой
красноватой колонны изумленный Скучун увидел знакомую Саламандру! Только тут
она была втрое больше, покрытая серебром, сквозь которое проступала зелень.
Саламандра, шевельнув хвостом, указала ему на незаметный проход к потайной
лестнице черного хода.
"Здесь твой путь..." - прозвенел чей-то голос... А по крыше неторопливо и
вкрадчиво застучали капли дождя.
Скучун, замирая, с гулко бьющимся сердцем, стал подниматься по боковой
лестнице. Мощный удар грома внезапно расколол тишину, и та рассыпалась с
сухим треском где-то прямо над головой нашего героя. Сердце его колотилось
все пуще. Вот крошечный коридорчик, - Скучун услышал, как целые реки дождя
ринулись на крышу, - вот низкая дверь - и он оказался в небольшой полутемной
комнате.
Четыре строгих лика глянули на него со стен, покрытых росписью. Стены
сходились в сводчатый купол, а в центре его, над самой головой, притаилось
маленькое оконце...
Скучун застыл в полумраке. Темно-оливковые стены были расписаны коричневыми
завитками, а в каждом завитке сияли серебристые точечки - как светлячки!
Казалось, это звездное небо Космоса, которое обнимало вошедшего со всех
сторон. Оно было совсем не страшное, а близкое и родное, и Скучуна охватил
какой-то особенный, светлый покой. Он сел посреди этого космического
пространства, где - он верил - сейчас должно было что-то произойти... Он и не
знал, что помещение, в котором находился, было потайной моленной, скрытой от
посторонних глаз по заказу бывшего владельца особняка, старообрядца,
знаменитого когда-то купца и ценителя искусств...
Внезапно, Скучун был весь затоплен щедрым, золотистым потоком света! Он
вскочил, пораженный, глядя как оживает пространство в его переливчатых
волнах. То было Солнце! Оно проникло сюда через маленькое окно на потолке в
центре купола. Прорвав буревой поток туч, Солнце, наконец, ударило в окна,
развеселив Москву! Но самый первый свой луч оно направило в окошко, глядящее
прямо в небо!
Солнечный свет пронизал Скучуна с головы до ног, он зажмурился, не в силах
вынести силу Солнца. И тогда над окном, раскрытым в небеса, склонился лик
Девы, осененный крылами, от которого исходила любовь и невыразимая радость.
А маленький, теплый пучок мечтаний и шерсти - Скучун - стоял, ослепленный
солнечным блеском, и взор его впервые обратился в глубь себя - в свою
пробужденную душу...
Он ничего не видел вокруг - ни как склонилась над ним душа Радости в облике
Девы-птицы, ни как встала позади, за его спиной тень Красоты - тень
Личинки... Он только чувствовал, что не один на свете, и что свершается
ритуал, приобщающий его, Скучуна, к сокровенной загадке жизни... Он не знал
еще, что в нем зарождался огонь - то был дух его, пока еще неокрепший и
слабый!
Наконец, Скучун поднял голову. Ослепленье прошло, радужные круги,
расходившиеся перед глазами, исчезли. Неизъяснимые чувства охватили его, их
захлестывали все новые и новые... Особая атмосфера этой космической комнаты с
окном, раскрытым небесному свету, и те высшие силы, что явились сюда,
подействовали на что-то такое, что сокрыто было доселе в душе Скучуна. И это
"нечто" раскрылось и потянулось к свету, словно росток на заре! А болезнь,
сковавшая его мысли, разбилась о стены особняка...
Скучун, не помня себя, бросился к столу, притулившемуся у стены, и, сорвав с
него лист бумаги и ручку, стал лихорадочно записывать летящие к нему
навстречу строчки...
И с солнечной, смеющейся душой Скучун поклонился всем четырем стенам этой
комнаты, где произошла с ним метаморфоза, на которую так надеялась Душа
Радости - душа великой Книги.
Прижимая к сердцу листок бумаги, исписанный нетвердой еще рукой, Скучун
пустился в обратный путь.
Дом провожал его. И лестница-волна опустила плавно на прохладный берег
первого этажа...
Пережитое потрясение было так велико, что Скучун, не добредя до выхода,
улегся на пол и, улыбаясь, прильнул щекой к мозаичным завиткам, напоминавшим
добрых маленьких головастиков...
А таинственный Дом склонился изгибами арок и оконных рам, вглядываясь в
своего гостя, приобщенного теперь к тому священному таинству, которое охранял
особняк-чародей, - к таинству творчества...
Скучун засыпал, преисполненный грез. И улыбка спящего растворялась в шуме
прибоя, неслышного для непосвященных... Дом зазвучал всеми голосами своего
ожившего мира, и это величавое пение убаюкивало новообращенного поэта.
*Капитель - верхняя часть колонны, обычно украшенная лепниной.
****
- Он прогнал болезнь и воспринял мой дар, о, мой маленький, мой пушистый
помощник! И теперь мы, быть может, преодолеем Зло, мы поможем Москве,
наконец-то поможем!
Душа Радости летела к Солнцу, омытая чистым июньским дождем. Громадное
облегчение испытывала она, облегчение и долгожданный покой. В преддверье
грозящей Москве беды Душа Радости знала: отныне спасенье возможно! Ведь
надежда ее, Скучун, уже сделал первый шаг на пути преодоления Зла. Его
первая, неумелая попытка зарифмовать свои мысли, однако СВОИ и ничьи другие -
это и был тот "ключик", которым открывалась "дверца" - путь к освобождению от
книжной болезни!
Творя новый мир, воплощенный в слове, Скучун мог изменять ход земных событий,
предугадать их и напророчить, ведь отныне принадлежал он к тем избранным
существам, которые в своем творчестве - даре сил Света - передавали на Землю
благую весть из высших миров...
Душа Книги, полная сил и света, сливаясь с промытыми облаками, вальсировала в
поднебесье. Она купалась в свежей, росистой влаге облаков, которые из
пепельных стали белыми.
И облака, вовлеченные в ее стихийный танец, мчались над Москвой все быстрей и
быстрей...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ Глава I
Зной измучил Москву. Не успев насладиться прелестью лета, город уже обессилел
от непривычной жары. Близился вечер, но Солнце палило люто, совсем по-южному.
И три кольца - бульварное, садовое и окружное - сжимали Москву тремя
огнедышащими обручами. Водители, совершенно одуревшие за день от бензинных
паров, сигаретного дыма и гари, проклинали "час пик" на чем свет стоит и
безнадежно сигналили, стремясь продвинуться в дорожный пробке хоть на корпус
автомобиля. Машины запрудили бульвары; заторы на Страстном, Садовом кольце и
1-й Брестской были столь печально знаменитыми, что опытные автомобилисты
старались избегать этих улиц в такое время. Газировка в городских автоматах к
концу рабочего дня заканчивалась, за мороженым вытягивались устрашающие
очереди, - впрочем, москвичей очередями не остановишь, - и многие прерывали
свой торопливый бег по корявым, раздрызганным тротуарам, чтобы пристроиться в
хвост толпы у какого-нибудь невзрачного киоска.
Из комиссионного магазина на бывшей улице Горького, вышел молодой человек
весьма респектабельного вида в дорогом импортном костюме, ладно сидящем
на его высокой статной фигуре. Под мышкой он нес белоснежный хрустящий
сверток. Идти-то было недалеко: поигрывая ключами от машины, он миновал
магазин "Книги", затем угловой "Школьник" у троллейбусной остановки и свернул
налево за угол - во 2-й Тверской-Ямской переулок, где его поджидал новенький,
зеркально сверкавший "Москвич" последней модели.
Толпа, стоящая за мороженым, запрудила весь тротуар. Элегантный молодой
человек, пробиваясь локтями, брезгливо поморщился и постарался не дышать: на
такой жаре от многих попахивало отнюдь не французскими духами...
С облегченьем откинувшись на упругое сиденье автомобиля, этот московский
"денди"* включил кондиционер и улыбнулся, ибо взор его упал на соседнее
сиденье. Там лежал букет роз - трепещущих, перепуганных собственным
совершенством, пунцовых роз "Кардинал"! Розы задрожали еще сильнее, когда
молодой человек взял их в руки, мечтательно поднес к лицу и вдохнул аромат,
как видно, вспоминая о ком-то, а затем, сладко потянувшись, небрежно швырнул
букет на пустое сиденье... Вслед за розами туда же полетел и хрустящий
сверток.
Неожиданно расхохотавшись, денди нажал кнопку магнитофона, и прозрачная,
прохладная мелодия полилась из стереодинамиков. Он включил зажигание, машина
плавно двинулась с места и приостановилась у поворота направо, на 1-ю
Тверскую-Ямскую. Пробки здесь уже не было, машины летели на полной скорости,
все стекла в них были опущены, и в салонах взвихрялись взбодренные скоростью
воздушные потоки.
Не трогаясь с места, мужчина обхватил обеими руками руль и улегся на него,
вглядываясь в проезжающие мимо автомобили. Он что-то еле слышно нашептывал,
злорадно улыбаясь одними губами. Улыбка у него была неприятная, а глаза -
пустые и холодные. Наконец, взгляд незнакомца остановился на пожилом и,
видно, очень уставшем водителе серой "Волги"... и тут что-то произошло.
Пожилой водитель вместо тормоза случайно нажал на газ и врезался в отходивший
от остановки троллейбус. А водитель зеленого "Запорожца", едущий вслед за
"Волгой", чтобы избежать столкновения, резко крутанул руль вправо и, вылетев
на тротуар, вломился прямо в стеклянную витрину "Школьника". Визг тормозов,
крики и звон бьющегося стекла огласили всю улицу. К месту происшествия со
всех ног бежал постовой, послышалось: "Врача скорее, вызывайте "Скорую"!"
А молодой человек, удовлетворенно кивнув, мгновенно вырулил перед замершим
потоком машин в крайний левый ряд, прибавил скорость и сгинул... Номеров на
его машине не было.
* денди - человек, относящийся с особым вниманием к своей внешности, щеголь,
франт.
****
Тверской бульвар изнывал от жары, но деревья его, поникшие от нещадного
Солнца, все же давали немного прохлады и тени.
На скамеечке у центральной аллеи примостился, закинув ногу на ногу,
спортивного вида старик лет под семьдесят в кроссовках и модной майке. На лоб
у него была низко надвинута сетчатая кепочка с длинным козырьком. Прикрыв
глаза, он глядел на прохожих, на суетливо чирикавших воробьев у скамейки
напротив, где энергичная бабушка с маленьким внуком кормила их свежей булкой.
Поджарый старик сцепил ладони на животе и, выстукивая ритм подушечками
пальцев, высвистывал какой-то марш, вытянув дудочкой тонкие бескровные губы.
К театрам, расположившимся по обе стороны бульвара, уже стягивалась нарядная
публика, хотя было еще совсем светло, и сумерки даже не думали подбираться к
Москве.
Вот мимо скамеек прошествовали иностранцы, свежевымытые и беспечные,
обремененные из всех мыслимых на земле забот лишь своими сверхчувствительными
фотоаппаратами... Прощебетала стайка причудливо одетых юных созданий, что
явно выпорхнула из подъезда театрального института, расположенного неподалеку
- в Собиновском переулке. На девицах были немыслимые разномастные шляпки, все
были очень стройненькие, раскованные и смешливые, и все шалили и валяли
дурака, несмотря на жару. Единственный в стайке юноша вдруг выступил из
девичьей компании, остановился посреди аллеи, и, сдвинув шляпу на затылок,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг