одарил бульвар звучанием своего сильного и волнующего голоса.
"Паду-у ли я стрелой пронзе-е-нны-ый..." - послышалось в самом центре Москвы.
Звонким хохотом сопроводили спутницы его вдохновенное соло. Казалось, даже
зной немного ослабел, щадя веселую, полную молодых, свежих сил ватагу
студентов...
Спортивный старик в кепочке, сидящий как раз напротив и наблюдавший эту
сценку, хрустнув суставами, крепко сжал пальцы, приподнял набрякшие от зноя
веки и встретился взглядом с юным тенором, распевающим арию Ленского посреди
Тверского бульвара.
Юноша внезапно осекся, будто подавился звуком собственного голоса,
пошатнулся, как от удара, и в растерянности уставился на хохочущих
однокурсниц, которые принялись тормошить его и требовать продолжения. Видимо,
наш Ленский попытался выполнить их настырные просьбы, но издал лишь какой-то
нелепый квохчущий звук, от которого девицы прямо-таки за животики
похватались. Он же, встревоженный и разозленный, надвинул шляпу на лоб, грубо
оттолкнул ближайшую из подруг и, круто развернувшись, направился к переходу,
выводящему с бульвара прямо к мрачной громадине нового МХАТа.
Сухощавый старик, неспешно поднявшись, последовал за ним, распугав голубей,
слетевшихся к ногам хлебосольной старушки. А ее карапуз отчего-то страшно
испугался взгляда белесых, пронзительных глаз человека в кепке... Тяжело и не
по-детски неуклюже плюхнулся он на землю, - наверное, подвернул ножку, -
огласив Тверской отчаянным ревом.
А незадачливый обладатель волнующего тенора в это время уже перешел на другую
сторону и двигался вдоль служебных подъездов затихшего МХАТа к улице
Неждановой. Там жила известная на весь мир престарелая примадонна, которая
давала ему уроки пения. Он был обескуражен, подавлен и раздражен. Еще бы: так
позорно дать петуха в самом центре Москвы... Да такого с ним никогда не
бывало! В голову, конечно, лезли самые мрачные мысли.
"Заболел я, что ли?.. Может, связки перетрудил? Да уж, докатился - проорать
эдаким петушком, да еще перед Любкой... нет, тут что-то не так! Ведь когда
она рядом - соловьем заливаюсь... Просто глупость какая-то!"
Молодой человек шел, страшно опечаленный, потерянный и полубольной.
Приближаясь к Неждановой, он подумал, что хорошо было бы сейчас зайти в
церковь. Заторопился, почему-то боясь оглянуться, словно мог увидеть там,
позади, нечто пугающее. Этот внезапный его страх был вполне безотчетным:
солнце все еще накаляло землю, хотя по времени уже давно наступил вечер,
кругом было полно народу, и ничто не предвещало беды...
Молодой человек вспомнил, как прошедшей весною, пасхальной апрельской ночью
они всем курсом пришли сюда, к церкви, как маленькая площадь перед храмом
мерцала, вся в ярких огнях свечей, и как он возвращался тогда домой,
переполненный какой-то особенной радостью... Юноша ускорил шаги, подумав про
себя: "Скорей бы войти..." - но церковные двери оказались закрытыми. На
площади не было ни души... И улица Неждановой катилась под уклон от Тверской,
опустевшая и немая.
Чьи-то гулкие шаги послышались в отдалении, наш студент обернулся...
Спортивного вида старик приближался к нему, опустив голову и вперив взгляд в
свои сомкнутые на животе пальцы. Необъяснимая слабость разлилась по всему
телу юноши, сердце его упало и, застыв на месте, словно загипнотизированный,
смотрел он, как этот человек подходит к нему...
Что сталось дальше с незадачливым Ленским, никто не знает.
****
В лабиринтах старой арбатской квартиры, укутанной в затхлый портьерный
сумрак, раздался короткий трескучий звонок.
Хозяйка пошла открывать. Это была еще молодая, ярко накрашенная, сухая
женщина с темными, забранными в пучок волосами и в черно-красной сатиновой
юбке до пят. Рваные ее шлепанцы, хлопая по голым пяткам, простучали по
длинному коридору, взметнув кое-где легкие клоки пыли. Пыль тотчас
попряталась по плинтусам, входная дверь, клацнув затворами, распахнулась, и
позвонившие оказались внутри.
Вошедшие - это были две совсем еще юные девушки в потертых джинсиках, -
застеснявшись, мялись в коридоре.
- Марина? - выдавила наконец темненькая, с ясными бирюзовыми глазами. - Мы от
Нонны...
- Да, проходите, проходите, не стесняйтесь... - зазывала, хлопая шлепанцами,
Марина - хозяйка квартиры.
Она провела гостей в малюсенькую комнатку, загроможденную старой мебелью.
Непонятно, как ухитрились затащить сюда концертный рояль, да еще старательно
завалить его всякой рухлядью... Рояль посверкивал черным лаком сквозь груды
журналов, выкроек, игральных карт, мотков шерсти и какого-то тряпья. По
стенам лепились фотографии, миниатюрные портретики, старые и не очень,
акварели и карандашные рисунки в деревянных рамочках. А над продавленным
диваном прямо напротив дверей висел роскошный овальный портрет необычайно
красивой женщины в бальном атласном платье, в черных перьях и жемчугах...
Красавица, чем-то отдаленно напоминавшая хозяйку, глядела прямо на оробевших
девочек...
- Присаживайтесь вот сюда, на диван. Так, времени у нас много, спешить
некуда. Ну, кто первый? - проговорила Марина, уставившись на девочек в упор.
Глаза ее сильно косили. Девочки переглянулись. - Смелее, смелее, вас никто
сюда идти не заставлял - сами ведь захотели. Ну? Как зовут-то вас?
- Давайте я! - осмелилась большеглазая блондинка, вся в мелких кудельках
"крутой", неуложенной химической завивки, отчего напоминала она славного и
дурашливого барашка. - Меня Машей зовут.
- Чудесно, Машенька! А тебя?
- Тамара, - отвечала вторая, с бирюзовыми глазами.
- Ну, вот и знакомы... Так, Маша, значит начнем с тебя. Скажи мне, где и
когда ты родилась, назови год, месяц, число и час рождения. А если не помнишь
часа, то хотя бы - утром или вечером...
Марина взяла с рояля довольно странную колоду карт. Там не было ни дам, ни
королей, а нарисованы были какие-то весьма необычные для карт картинки. Тут
были и Луна, и Солнце, а на одной Маша, содрогнувшись, заметила Смерть с
косой. Марина перетасовала колоду и положила на столик перед диваном со
словами: "Не таи от меня ничего и не бойся, я тебе помогу, расскажу и что
было с тобой, и что будет, и суженого покажу, и все про него нагадаю, а если
хочешь - приворожу... Ты не пугайся только, откройся мне. Если враг какой у
тебя - и этому горю поможем, отведем твоего врага, да так сделаем, что вся
жизнь ему с овчинку покажется..."
Марина говорила быстро, слегка картавила, пробуравливая Машу темными своими
зрачками. И Маша никак не могла заглянуть ей в глаза - разбегались они.
- Нонна сказала, что вы и лечите... - повернулась к ним Тамара, которая
стояла перед книжными полками и рассеянно скользила взглядом по корешкам
книг. Ни имен писателей, ни названий таких ей до сих пор не встречалось.
Погладив черную полированную крышку рояля, она машинально приоткрыла ее и,
вскрикнув от омерзения, тут же отдернула руку... На клавишах кишели тараканы!
Крышка со стуком захлопнулась.
- Что хватаешь? Не трогай, чего не дозволено! - прикрикнула разгневанная
Марина. И тотчас успокоившись, протянула насмешливо: - И-и-ишь, какая
брезгливая! Так, говоришь, Нонна сказала... Могу и вылечить. Что тебя
беспокоит? А, впрочем, не говори, я сама вижу. Горло у тебя слабое, частые
ангины, головка побаливает, так? - Тамара кивнула. - Ну вот! Да и хронический
бронхит у нас, девуля, имеется. Куришь, небось? Ну да ты пока посиди. -
Марина указала на стул у двери. - А я Машей займусь. Не беспокойся, дойдет и
до тебя. - И хозяйка так зыркнула на нее глазами, что Томку было потянуло тут
же подняться и уйти, но бросить Машу она не хотела...
Тамара застыла на стуле, точно пригвожденная к месту чьим-то властным
взглядом. Это глядела на нее, проницая насквозь, красавица с портрета
напротив. На какое-то мгновенье девочке почудилось, что черное перо у нее в
волосах заколыхалось, а полные губы улыбнулись какой-то ужасной оскаленной
улыбкой... Томка попыталась встать, но ноги не слушались, все тело сделалось
словно ватное и, не в силах оторваться от властного взгляда дамы на портрете,
она потеряла всякий счет времени, слыша будто сквозь сон, как Марина гадает
подружке...
Уже в сумерках, ночною порой - ведь в июне темнеет поздно, - девушки вышли из
подъезда, покинув, наконец, пропыленную маринину квартиру. Они брели по
Арбату, словно оглушенные, не замечая все еще бойкой торговли там и тут:
всяких маечек, побрякушек, забавных игрушек и книжек на любой вкус, словом,
всего того, что так приманивает юных девушек! Они не слышали ни поющих под
гитару молодых людей, ни замызганного полупьяного поэта, с ожесточением
выкрикивающего свои стихи перед жиденькой толпою зевак... И еще многого
другого не видели и не слышали девочки - будто кто высосал из них все соки,
вытянул силы и самую душу...
Отяжелевшие, больные, брели подружки, уставясь с унылым безразличием в
замусоренную мостовую, наступая на плевки и окурки. Над головами их зажглись
звезды, а большая, яркая Зеленая Звезда мигала так отчаянно, будто подавала
на Землю сигнал "SOS"... Но девочки сигнала того не заметили и, добредя до
Арбатской площади, не посоветовавшись и толком не попрощавшись, расстались...
Машенька, побледневшая еще больше, с огромными серыми кругами вокруг наивно
распахнутых глаз, шатаясь, словно вяленая рыбешка на проволоке, побрела вниз,
в метро. А Томка присела на закругленный гранитный парапет около "Праги".
Голова у нее раскалывалась, все болело, точно ее долго били, хотя Марина и
пальцем к ней не притронулась, а только водила руками и будто разрывала
что-то вокруг нее... Все-то Тамаре теперь было тошно: и Москва, куда она так
рвалась из своего Воронежа, и подруга ее, и учеба, и даже тот славный юноша,
который вчера на Патриарших читал ей такие замечательные стихи...
"Не хочу ничего, - подумала она, - пропади все пропадом! И домой не хочу:
хватит, нашли тоже маменькину дочку. - Она и о себе сейчас думала с каким-то
ожесточением. - Разве это жизнь: одно и то же, одно и то же, - а вот она -
жизнь!"
Томка подняла голову и взглянула на шикарных женщин, сидящих за столиками на
открытом балконе "Праги". Даже сюда, к переходу, доносились сверху их голоса,
смех и звон бокалов. Тамара поднялась и, не отдавая себе отчета, направилась
к ресторану.
Больше ни Машу, ни Томку никто не видел - они затерялись где-то в огромной,
остывающей к ночи Москве.
Глава II
Когда первый удар грома спугнул голубей, сидящих на подоконнике, Ксюн будто
очнулась.
- Скучун! Ты почему пирожки не ешь? Вкусные... - Она огляделась: Скучуна в ее
комнате не было. Урч, Кукой и Кутора уплетали теплые пирожки за обе щеки, а
пушистый ее дружочек... Как же могла она проглядеть его?..
Ксюн в отчаянье кинулась к окну. Крупные редкие капли ударяли по листьям и
цветам как по клавишам; вот невидимый дирижер взмахнул палочкой - и мощные
потоки дождя обрушились на землю. Молнии, полыхавшие одна за другой,
подсвечивали двор, словно театральные софиты... Началась самая настоящая
симфония дождя!
- Урч, Кутора, его здесь нет!
- Как нет?! Кого нет?! - все тут же перестали жевать, а Кукой так и застыл с
полуоткрытым ртом, из которого выглядывал пирожок... Старый Урч мигом
сориентировался и, проглотив кусок, заявил:
- Так! Все ясно! Он удрал на поиски места, указанного на карте! Надо было
мне, старому, следить за ним, да получше... Но теперь уж не воротишь. Ксюн,
поскорее разыщи Скучуна; Бог весть что с ним может случиться, а ты все же
как-никак знаешь город...
- Да, уже бегу! - Ксюн наскоро, путаясь в рукавах, напялила кофточку. - Это
я, дуреха, недоглядела. Теперь-то ясно, что он только и думал, как бы
поскорее сбежать из дому в то потайное место! Но зато я знаю где его искать -
спасибо бабушке! Сидите тихо и ждите нас. Без Скучуна не вернусь... - и она
исчезла за окном в шуме дождя.
Когда Ксюн отыскала угол улицы Качалова и Алексея Толстого, на ней сухой
нитки не оставалось. Но она словно не замечала этого. Тучи, летящие над
головой, казалось, торопили ее и указывали путь. И когда сквозь дождливый
туман Ксюн увидела бело-розовый особняк с орхидеями, она ни секунды не
сомневалась, что именно это место искал Скучун, и он, конечно же, здесь!
Спустя три минуты Ксюн уже склонялась над своим пушистым другом, который,
лежа на прохладном полу, улыбался во сне...
- Скучунушка, мой хороший, проснись, это я! - Ксюн ласково шебуршила густую
зеленую шерстку. Капли дождя, пропитавшего ее одежду и волосы, скатывались
ему на мордочку, и Скучун, все еще улыбаясь, открыл глаза.
- Ксюн, как хорошо, что ты здесь! Посмотри вокруг... какая сказка! Ой, да ты
вся мокрая! Простудишься, надо скорее переодеться...
- Это потом, все потом, расскажи мне скорее, что тут с тобой произошло... Ты
какой-то совсем другой, будто светишься!
- Сейчас я все тебе расскажу. Вот, послушай:
С тобою в Москве повстречавшись,
Мы в тайный отправились путь,
Мечтали о цели желанной -
На лик Красоты взглянуть...
- Что это? Боже мой, Скучун, ты заговорил стихами, как это здорово!
Земные завесы скрывают
Ее зачарованный лик...
Никто в целом мире не знает...
- Скучун, сюда идут! - перебила его Ксюн. Не отрываясь от широко раскрытых,
будто изумленных глаз Скучуна, читавшего стихи нараспев, вдруг услыхала она
чьи-то шаги. Это появились служители музея Максима Горького, размещенного в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг