Фламмери. - Вы, кажется, проживаете в Севастополе?
- В Севастополе, - ответил Егорычев и невольно вздохнул.
- У вас там хорошая квартира? Сколько в ней комнат?
- Хорошая, Одна большая комната. Двадцать три с половиной квадратных
метра.
- Вы будете иметь квартиру в восемь комнат, площадью в сто, сто
двадцать, сколько хотите метров. Ванна для вас, ванна для вашей жены, ванна
для вашей прислуги. Сколько вы получаете в месяц?
Егорычев назвал цифру.
- Вы сможете получать такую же и большую сумму в долларах, вы
понимаете, в долларах, в единственной в мире настоящей валюте! Не сразу,
конечно, но я вам гарантирую, что вы этого достигнете в несколько лет. Я уже
не говорю о литературных доходах. При некотором желании и трудолюбии вы
сможете стать автором, по крайней мере, одной сенсационной книги о России.
Вы понимаете, о чем я говорю? Это сотни тысяч долларов и фотографии во всех
газетах и журналах мира. Конечно, за исключением русских. ..
- Я понимаю, о чем вы говорите, - подтвердил Егорычев. - Я никогда не
мог подумать, что мне сделают такое предложение, но я понимаю, о чем вы
говорите... Конечно, во всех газетах и журналах, кроме советских.
- Вы когда-нибудь командовали кораблем, мой дорогой Егорычев?
- Два дня катером-охотником, когда убило командира.
- Что вы скажете о новеньком, сверхсовременном эсминце, да что там
эсминце.- крейсере! Вы будете командовать быстроходнейшим американским
крейсером, черт возьми! На вашем лице сомнение? Вы не уверены в силе моей
рекомендации? Посмотрите, как вокруг меня увивается этот идиот. Я имею в
виду Мообса. Он глуп как пробка, но он понимает, что такое бизнес. Не
беспокойтесь, он знает, вокруг кого увиваться!
- Я не беспокоюсь, - сказал Егорычев. - Конечно, он знает, вокруг кого
увиваться.
- Само собой разумеется, я чрезвычайно далек от того, чтобы ставить вас
на одну доску с Мообсом. Я просто хотел, чтобы вы убедились, что я
достаточно влиятелен. Я имею честь и удовольствие предложить вам, сэр, стать
американским морским офицером. Америка нуждается в людях, которые любят и
знают Россию, любят и знают эту страну и ее военно-морской флот. Мы,
американцы, тоже очень любим Россию, но мы ее сравнительно мало знаем. В
качестве американского морского офицера вы сможете принести вашей несчастной
и разоренной родине столько пользы, сколько не принесут и десять флагманских
штурманов десяти русских охотничьих дивизий. Наши деловые круги будут
считаться с вашим мнением, когда будут решаться вопросы помощи России,
помощи, без которой ей никогда не подняться, сэр, из руин даже до уровня
конца прошлого столетия. Это не только мое мнение. Это мнение лучших
знатоков России и ее хозяйства и нравов. Я знаю, вы хотите мне возразить. Вы
хотите, конечно, сказать, что вы сами восстановите страну из хаоса
разрушения? Может быть, вы скажете, что в десять - пятнадцать, пусть даже
двадцать пять лет из ничего возродите ваши сожженные города, миллионы
крестьянских домов, разбомбленные заводы, затопленные шахты, вырезанные
стада, вытоптанные поля? Мне кто-то рассказывал, он сам присутствовал при'
том, как на одном банкете в Вашингтоне один ваш офицер совершенно серьезно
уверял, что Россия не только может вообще через несколько лет
восстановиться, но и восстановиться собственными силами. Больше того, этот
лишенный юмора джентльмен обещал через два-три десятилетия после победы над
Гитлером построить коммунизм! Я знаю, вы считаете, что ваш долг возразить
мне в духе ваших коммунистических доктрин...
- Вы ошибаетесь, капитан Фламмери,- сказал Егорычев.- Я не считаю, что
мой долг возразить вам в духе коммунистических доктрин.
Фламмери подозрительно посмотрел на Егорычева. Лицо Егорычева не
выражало ничего, кроме холодного интереса. При сильном желании можно было
предположить, что капитан-лейтенант Егорычев взвешивал предложение, которое
ему сделал капитан Фламмери. Капитан Фламмери, разумеется, сильно желал
этого.
- Подумайте только, какую печальную картину будет представлять ваша
родина на другой день после войны. Кто, кроме Америки, будет в силах ей
помочь? Ровным счетом никто, дорогой мой Егорычев! А чтобы помогать, нужно
знать, кому помогаешь, его сильные и уязвимые стороны, в чем он нуждается,
без чего он может обойтись и что ему необходимо до зарезу. Нужно знать,
наконец, какие компенсации за эту помощь можно требовать без опасности
перенапрячь струну. Для всего этого нам нужны будут эксперты, знающие
Россию...
- Вы забыли слово "любящие", - напомнил ему Егорычев. - Вы говорили
раньше: "знающие и любящие".
- Конечно, и любящие.
И Фламмери замолк с видом человека, который столько высказал, что
вправе получить ответ даже от самого медлительного и молчаливого
собеседника.
Но Егорычев молчал.
- Что же вы молчите?
- Я думаю, - сказал Егорычев.
- У нас мало времени, - поторопил его Фламмери. - С минуты на минуту
нас могут позвать к обеду. Вот видите?
Он кивнул на нескольких островитян, которые деликатно дожидались, пока
гости из Священной пещеры закончат беседу, чтобы пригласить их к столу.
- Согласитесь, - медленно промолвил Егорычев, чувствуя, как он
наливается холодной яростью, - согласитесь, что когда человеку предлагают
изменить родине...
Он встал. Фламмери вскочил и с силой усадил Егорычева на прежнее место.
- Вы говорите слова, которых не понимаете! Стыдитесь, Егорычев! Разве
Соединенные Штаты и Россия больше не союзники? Какая же это измена! Наши
страны находятся только на заре своей дружбы, а вы говорите - измена!
Человека приглашают для его пользы, для пользы его же родины, для пользы
всего человечества прийти помочь их союзнику, и у него хватает легкомыслия
назвать это изменой! Что же такое тогда святое служение цивилизации,
демократии и исстрадавшемуся человечеству?..
- Когда человеку предлагают изменить родине, - продолжал Егорычев таким
тоном, словно не было только что произнесено капитаном Фламмери столько
возвышенных и человеколюбивых слов, - то не нужно, по крайней мере, его
торопить. Ведь мы с вами сейчас разговариваем как деловые люди. Значит,
будем разговаривать о цене. Боюсь, что мы с вами разойдемся из-за цены. В
том, может ли моя родина восстановить свое разоренное хозяйство без
посторонней помощи и построить коммунизм, я, кстати говоря, не расхожусь с
тем офицером, который так рассмешил вас, мистер Фламмери, и вашего
неизвестного коллегу. Но сейчас у нас, как вы счастливо выразились, деловой
разговор. Речь идет об оплате моего перехода на американскую службу, и меня
решительно не устраивают ваши условия. Вам еще, оказывается, нужно научиться
правильно представлять себе не только возможности моей страны, но и цену
советского человека.
- Вы хотите набить себе цену, сэр? Говорите прямо! Ваша цена!
- Нету такой цены, мистер Фламмери!.. - с яростью сказал Егорычев. -
Постарайтесь это понять!
- Чепуха! Вы слышите, че-пу-ха! - раскричался, вскочив на ноги и
позабыв о всяких предосторожностях, капитан Фламмери. - Все это чистейшей
воды пропаганда, и я бы попросил вас избавить меня от нее! Люди - всюду
люди! Всюду они имеют одинаковое строение, одинаковое кровообращение,
одинаковое количество зубов и одинаковую пищеварительную систему. Все люди
одинаково любят жить сытно, в комфорте, тепле, терпеть не могут голодать и
мерзнуть и мечтают обжираться всякой всячиной. Это закон природы! Так было,
сэр, и так будет! И когда с человеком договариваются об оплате за услуги,
все равно какие - вы слышите, все равно! - то речь идет только о деньгах, о
долларах, о том, больше или меньше долларов, а не чего-то неощутимого и
пропагандистского он желает получить за свои услуги! Попробуйте-ка мне
возразить!
- Зачем превращать серьезный деловой разговор в беспочвенную и
бесполезную дискуссию? - спокойно возразил ему Егорычев. - Давайте лучше
прекратим его в сознании, что он начался и кончился, как деловой. Два
деловых человека не пришли к соглашению, и все. Пойдемте-ка лучше обедать.
Видите, к нам страшно торжественно приближаются несколько расфранченных
островитян...
- Ну как? - тихо осведомился Цератод у Фламмери, направляясь под руку с
ним к площадке, на которой был сервирован обед.
- Мне кажется, что настало время для более жесткой политики в отношении
этого Егорычева.
- Я с самого начала знал, что у вас ничего не выйдет из этого
разговора, - заметил Цератод не без злорадства.
- Я тоже не возлагал на него особенных надежд. Но вдруг он согласился
бы? Никогда не следует терять надежду на помощь провидения! - миролюбиво
промолвил Фламмери.
- Мда-а-а!- протянул Цератод. - Теперь он у нас будет торчать костью в
горле.
- Я слишком ясно отдаю себе отчет в достоинствах Егорычева, чтобы
примириться с его неблагожелательным присутствием рядом с нами. Для нас с
ним этот остров слишком тесен. И я возлагаю на господа нашего надежды, что
он поможет нам поскорей найти удобный и не слишком шумный способ для
устранения этого агента Коминтерна с нашей дороги, мой дорогой мистер
Цератод!
Цератод опасливо взглянул на своего благочестивого компаньона, и тот
поспешил успокоить его.
- Я буду молить небо, чтобы оно указало мне для этого путь, наиболее
ему угодный...
III
Гостей привели на площадку, так хорошо укрытую среди деревьев за южной
Окраиной деревни, что им самим ни за что бы ее не разыскать. С трех сторон
она правильным полукругом вдавалась в плотную и сумрачную чащу, из которой
несло теплой гниловатой сыростью. С четвертой, из-за сравнительно редких
деревьев, открывался великолепный вид на океан, позолоченный солнцем. Солнце
уже клонилось к закату.
Обед был готов. Уже сняты были с котлов пожухнувшие и пожелтевшие от
жирного пара широкие пальмовые листья, заменявшие крышки. Аромат крепкой
мясной похлебки распространился по площадке. Убедившись, что все в сборе,
Гамлет в сопровождении троих других старейшин величаво и в полном молчании
проследовал через деревню на просеку, ведшую к берегу. Там, где просека
кончалась, они остановились и пять раз прокричали во всю мощь своих здоровых
легких:
- Пусть знает все человечество!.. Пусть знают все! .. Кто соскучился по
доброй и сытной мясной пище? .. Новый Вифлеем зарезал четырех козлят! ..
Четырех самых жирных и самых крупных козлят!.. Каких только знало
человечество!.. Новый Вифлеем сварил похлебку из двух козлят!.. А двух
изжарил на отлично разогретых камнях!.. Все, кто хочет поесть жареного или
вареного мяса! .. Все, кто хочет порадовать свой живот вкусной и жирной
похлебкой! .. Поскорее присоединяйтесь к нам! .. Сейчас мы начинаем!..
Никто не явился на их искренний и радушный зов, потому что никого во
всей округе не оказалось. Но закон требовал, чтобы каждый раз, когда такое
пиршество устраивалось, старейшины деревни выходили за околицу и пять раз
самыми громкими голосами приглашали всех, кто поблизости окажется. Это был
очень справедливый закон, ибо мясо на острове Разочарования было большой
редкостью, не то что рыба или кокосовые орехи и бананы..
Убедившись, что не было в окрестностях деревни желающих присоединиться
к обеду, четверо старейшин Нового Вифлеема так же торжественно и молчаливо
вернулись на площадку и остановились у котлов. Каждое их движение было
размеренно, каждый жест рассчитан. Это было священнодействие, выверенный и
уточненный десятилетиями, а может быть, и столетиями церемониал принятия
внутрь мясной пищи людьми, которые, окруженные благодатной и, казалось бы,
щедрой природой, должны были в тяжких и повседневных боях с нею добывать
себе средства к существованию.
Сразу прекратился оживленный и нетерпеливый шум, царивший кругом.
Начинался следующий этап священнодействия. Гамлет стал по очереди выкликать
своих односельчан и гостей из Доброй Надежды. Белые гости прошли вне
очереди.
Каждому из вызванных один из старейшин вручал миску, изготовленную из
половинки кокосового ореха. Ее нельзя было поставить, у нее было яйцевидное
дно, ее нужно было во время пользования держать в руках. Второй старейшина
такой же половинкой ореха, но превращенной в половник с искусно приделанной
к ней коленчатой ручкой, черпал из котла и по самые края заполнял миску
горячей и густой похлебкой, вкусно пахнувшей какими-то неведомыми кореньями.
Третий старейшина выдавал каждому с величавым поклоном раковины с
притупленными краями или надлежащим образом отшлифованные кусочки кокосового
ореха, которые должны были служить ложками, и отсчитывал по десятку печеных
бананов, которые заменяли на острове Разочарования хлеб.
Гостям были предложены циновки. Остальные участники пиршества живо
уписали свои порции, стоя, или улегшись на траву животом вниз, или полулежа
на ней, как римские патриции, или опершись спинами о прохладные шершавые
стволы деревьев.
В это время с просеки, ведшей в Новый Вифлеем, донесся легкий свист.
Младший из старейшин удалился на просеку, чтобы справиться, в чем дело.
Спустя минуты две он вернулся и подошел к белым.
- Мальчик Смит вызывает белого джентльмена.
Это меня, - заявил Фламмери, вручил свою миску на попечение Мообсу и
поспешил на просеку.
Так Мообс и застыл в неудобной и смешной позе с двумя наполненными
похлебкой половинками кокосового ореха в руках.
- Какой там мальчик Смит? - с недоумением промолвил Егорычев. - Тут
что-то напутали. Наверно, что-нибудь срочное от Смита.
Он последовал за Фламмери и увидел, как тот принял от запыхавшегося
мальчишки аккуратно перевязанный пакет.
- Это мне, - сказал Фламмери Егорычеву. Потом он спросил мальчика:
- Получил гвозди?
- Получил.
- Надо сказать: "Спасибо, сэр, получил", - поправил его Фламмери, как
истинный ревнитель цивилизации.
- Спасибо, сэр, получил, - послушно повторил мальчик, тяжело переводя
дыхание.
- Сколько?
- Два гвоздя.
- Надо сказать: "Два гвоздя, сэр".
- Два гвоздя, сэр. Вот они!
И мальчик показал два гвоздя, крепко зажатых в потном кулачишке.
- Можно мне идти? - спросил он.
- Надо сказать: "Можно мне идти, сэр?" - с редкостным терпением снова
поправил его Фламмери.
- Можно мне идти, сэр? - с неменьшим терпением повторил За ним юный
Смит.
- Иди, мой юный друг, и постарайся найти для этих гвоздей самое
нравственное применение.
Когда Фламмери закончил свое пожелание, которое рисовало бы его с самой
лучшей стороны, не знай мы его так близко, мальчик был уже далеко.
Они возвращались на площадку молча. Уже когда они снова усаживались на
циновки, Егорычев сказал:
- Пожалуй, надо будет нам перестать раздавать гвозди. Они смогут
понадобиться для нашего плота.
- Отложим деловые разговоры на потом, - наставительно отозвался
Фламмери, освободив наконец руку исстрадавшегося Мообса от своей миски и
опуская в нее большую нежно-розовую раковину с затупленными краями. - Не
будем забывать, что мы в гостях, пусть и у негров. И вообще, что касается
нашего второго путешествия на плоту...
Не закончив фразы, он целиком переключился на еду.
Егорычев пожал плечами, но разговора продолжать не стал. Ему интересно
было узнать, что находилось в пакете, за которым мальчик бегал на Священную
лужайку к своему белому однофамильцу.
"Очевидно, новая подачка этим прохвостам Гильденстерну и Розенкранцу
(ишь как они умильно смотрят на Фламмери!). Что-то он слишком уж с ними
заигрывает. Придется еще сегодня уточнить этот вопрос", - решил Егорычев и
стал доедать довольно приятное, чуть излишне кисловатое варево.
Когда с похлебкой было покончено, а на это потребовалось не больше
трех-пяти минут, были вскрыты ямы, в которых на раскаленных камнях жарились
аккуратно завернутые в пальмовые листья куски мяса. Аппетитный Запах
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг