отплытию "Рыбка". Десень хотел высадиться на западном побережье Индостана к
концу летнего муссона, когда прекращаются бесконечные дожди и джунгли
становятся более доступными.
Благополучно достигнув Малабарского берега, "Рыбка" долго крейсировала,
выбирая место для высадки, и только 10 октября вошла в узкий залив примерно
в двухстах километрах южнее Мангалура. Тропический лес местами подходил к
самому побережью. По каким-то едва уловимым признакам, может быть по
разнообразию и богатству растительности, Десень почувствовал: искать надо
здесь.
- Заманчивое место, - сказал он шкиперу. - В таких джунглях, если
верить Киплингу, жил Маугли.
- Это уж точно, - убежденно ответил шкипер. - Англичане умеют
устраиваться.
Месяц спустя, когда на высоком холме был сооружен просторный пакгауз,
"Рыбка" ушла в Бомбей.
Дожди прекратились, почва быстро просыхала, и Десень почти ежедневно
совершал свои разведывательные вылазки. Он шел по берегу вдоль кромки
многоярусного леса, присматривался, временами углубляясь в заросли, проверяя
свое снаряжение.
Однажды он обнаружил полдюжины молоденьких трехгранных пальм. И хотя
они не годились для получения бальзама, Десень подумал, что это большая
удача: если отсюда пойти в джунгли, наверняка встретишь крупные пальмы. До
них пять, а может быть, семь километров, и лес тут особенно густой -
сплошная зеленая стена, но все-таки самое главное - видеть цель. ОстальГ ное
уж зависит от тебя самого.
В середине декабря прочно установились сухие и не очень жаркие дни.
"Рыбка" вернулась из Бомбея, доставив Миара и его походную лабораторию.
Вместе с Миаром прибыл переводчик Даниэль Китц, маленький, тощий,
нескладный, с сереньким личиком заурядного клерка.
Представляя Китца, Миар сказал: - Я думаю, мистеру Китцу поручено
следить за нами. Зачем нам переводчик? Мне его буквально навязали.
Китц уныло подтвердил: - Да, сэр.
- Вот видите, - с воодушевлением продолжал Миар. - В Бомбее о нас ходят
самые невероятные слухи. Утверждают, будто мы нашли золото. Приятно
сознавать, что местные чиновники не умнее наших.
Он был возбужден плаванием, тропическим лесом, для него все было
ошеломляюще ново, и он по-детски радовался, что за ними будут шпионить. Но к
вечеру, когда разгрузка "Рыбки" закончилась, у Миара возникло странное
чувство своей непричастности к окружающему.
Он смотрел с вершины холма на зеленое море джунглей. Вдали в лучах
заходящего солнца искрились зубчатые вершины Западных Гат. Гудело пряное
желтое небо, разноголосо шумел влажный черно-зеленый лес, звуки смешивались
с запахами и красками. У Миара кружилась голова. Острые токи чужого мира
пронизывали каждую клеточку тела, вызывая тревогу и смятение.
На беспредельном живом просторе жалкими и ненужными казались приборы,
собранные из склянок и трубок.
В это время Десень рассматривал катодный газоанализатор, досадуя, что
почти ничего не знает о катодных лучах. Десень впервые видел аппаратуру
Миара, его поражало обилие электрических приборов. Превращение веществ под
действием электрического тока заставляло думать, что и сами вещества - в
своей тонкой структуре - имеют электрическую природу. В химии наступала
эпоха электричества, синтеза, математически точных расчетов. К чему
многолетние путешествия и поиски, если все можно получить в колбе? Десень
осторожно прикасался к приборам - стекло было чужим и холодным.
А Даниэль Китц играл в карты. Маленький человек в потертом рыжем
сюртуке, нелепом здесь, на границе моря и джунглей, уныло обыгрывал
матросов.
Он забирал у них все до последней монеты, потом все возвращал, и игра
возобновлялась.
Утром Миар изложил свои соображения о бальзаме. Четыре довольно
правдоподобные гипотезы по-разному истолковывали слова "действие постичь Ф
нельзя". Десень возражал: ги- чн потезы слишком правдоподобны, они придуманы
логически мыслящим европейцем. Для индийца эпохи "Яджур-веды" все
непостижимое легко объяснялось вмешательством богов. Трудно даже представить
обстоятельства, заставившие произнести эти слова - "действие постичь
нельзя".
- Очень хорошо, - сказал Миар. - Давайте пальмовый сок, и мы посмотрим,
что это такое.
У Десеня уже не было сомнений, что направление поисков выбрано
правильно. И 24 декабря 1899 года, по своему обыкновению тщательно завершив
приготовления, он выступил в путь.
Кромка тропического леса особенно труднопроходима. Поэтому первые
полкилометра впереди шли матросы с "Рыбки", прорубавшие просеку сквозь
густые заросли.
Гулко стучали топоры: дорогу, дорогу... Где-то наверху раздраженно
кричали обезьяны, в воздухе звенела назойливая мошкара, тысячи невидимых
попугаев свистели, взвизгивали, гудели. Миару казалось, что в глубине
джунглей быстро скользят чьи-то тени. Он напряженно всматривался - тени
отступали, прятались. В конце колонны, тасуя засаленные карты, плелся
Даниэль Китц.
Через два часа матросы остановились. Дальше Десеню предстояло идти
одному - спутники были бы для него только обузой.
Прощались коротко: Десень дорожил каждой минутой.
В хаосе тропического леса не так просто заметить трехгранную пальму,
даже если она стоит прямо на пути. Густая сеть лиан несколькими рядами
опутывает стволы, а в просветах этой сети, закрывая кору деревьев, густо
растут мхи, лишайники, папоротники. Иногда Десень не мог определить, какая
пальма находится в трех-четырех метрах от него.
Приходилось расчищать дорогу к массивному основанию пальмы, срезать со
ствола пласты влажного, пахнущего гнилью мха.
Поиск в джунглях противоречив по самой своей сути: надо идти вперед,
хотя в стороне, совсем рядом, может оказаться то, что ищешь. Десень не без
труда нащупал единственно верный ритм движения, напоминающий зигзагообразное
лавирование парусника, идущего против ветра. Ритм был напряженным и лишь
изредка позволял остановиться и просто так посмотреть вокруг.
Зеленые взрывы, нагромождение зеленых взрывов - таково было первое
впечатление от тропического леса. Застывшими взрывами казались кроны пальм,
гигантские фикусы, острые, словно только что вырвавшиеся из-под земли лезвия
папоротников и огненные, окруженные зелеными осколками листьев цветы
раффлезии.
По мере того как Десень углублялся в джунгли, зеленый цвет тускнел,
вытеснялся черным. Все чаще путь преграждали высокие завалы - сломанные,
полусгнившие стволы, опутанные паутиной, покрытые накипью лишайников.
Почва становилась болотистой, это беспокоило Десеня.
Дважды ему встречались трехгранные пальмы. Он тщательно осматривал их -
и не находил наростов. Над головой, скрывая кроны пальм, висел плотный
темно-зеленый полог. Судя по толщине стволов, пальмам было лет сорок. Десень
не знал, удастся ли вызвать у таких пальм цветение с образованием наростов.
Во всяком случае, придется израсходовать много экстракта - возможно, весь
запас.
Десень не любил игру наугад.
Такая игра даже при удаче оставляет обидное сознание, что выиграл,
собственно, не ты.
Он продолжал поиски.
Впервые за долгие годы странствий его не покидало неприятное чувство
скованности. Тропический лес подавлял своим тяжелым величием. Временами
Десень сам себе казался букашкой, медленно ползущей у подножья гигантских
деревьев. В джунглях для человека нет третьего измерения: вершины деревьев
недоступнее высочайших гор.
Час за часом углублялся Десень в самую гущу леса. Идти становилось
труднее. Под ногами хлюпала жижа. Заболоченная полоса никак не кончалась, и
Десень уже видел, что все равно придется свернуть.
Он шел, разрывая руками густую паутину, заполнявшую все свободное
пространство. Вязкие обрывки паутины прилипали к лицу, мешали дышать.
В одном месте, пытаясь перепрыгнуть через трясину, он схватился за
ствол ротанга, пальмылианы. Насквозь прогнивший ствол тут нее рассыпался.
Это заставило Десеня остановиться.
Нижний ярус джунглей был мертв. Все зеленое поднялось вверх, к свету.
Внизу остались только черные стволы, оплетенные лианами-душителями, и
белесоватые, покрытые паутиной и плесенью воздушные корни. Над серой пеной
болота, между обугленными стволами, беззвучно клубились испарения. От
гнилого воздуха першило в горле.
Тихо треснула ветка.
Десень быстро обернулся.
В трех метрах от него на полузатопленной коряге сидел, тасуя карты,
Даниэль Китц.
- А, это вы, - машинально произнес Десень.
Его поразило не столько само появление Китца, сколько отсутствие какого
бы то ни было снаряжения у этого человека. Китц был в своем рыжем сюртуке,
без оружия и дорожного мешка.
- Хорошо, что вы здесь, - сказал Десень, внимательно рассматривая
Китца.
Теперь это был другой человек - спокойный, уверенный и, Десень мог бы
поклясться, совсем неглупый.
- Я не знаю, с какой стороны обходить эту топь, - продолжал Десень. - А
у вас есть карты. Можно погадать.
Китц покачал головой.
- Вам надо идти на юг. Полмили на юг, потом немного на восток. Там
пальмы, которые вам нужны.
- А вы?
Десень старался, чтобы вопрос прозвучал совершенно обыденно.
Вот встретились два человека, поддерживающих беглое знакомство: один
спрашивает о пустяках, другой вежливо отвечает - и только.
- Я пойду назад.
"Но все-таки, - подумал Десень, - как он оказался здесь? Он все время
шел сзади и ничем не выдал себя. Ничем. Как же он шел сквозь такие заросли?
У него даже ножа нет..."
- Вы вернетесь в лагерь? - спросил Десень.
Значит, в Бомбее и в самом деле решили, что они ищут золото. Китц шел
следом, пока не убедился, что вся эта болтовня о золоте идиотская выдумка.
- Да, вернусь. Если вам нужно что-нибудь передать...
"Пойти дальше вдвоем?" - подумал Десень. И тут же отказался от этой
мысли: в лагере начнется переполох. Китц, конечно, должен вернуться.
- Спасибо. Пока я ничего не нашел.
Десень вспомнил, как за ним следили в Мексике. Нет, тут не может быть
никакого сравнения.
Это мастер своего дела. Хотя... какого, собственно, дела?
- Так помните, полмили на юг, потом немного на восток. И вот что:
спешите, скоро ночь. Счастливого пути.
- Счастливого пути.
Маленький человек бесшумно соскочил с коряги и, не оглядываясь, пошел
прочь. Десень молча смотрел ему вслед. Рыжий сюртук дважды мелькнул в
просветах зарослей - и скрылся.
Встреча оставила в душе Десеня неприятный осадок. Десень думал о
бесконечных тропических лесах Южной Америки, Африки, Азии. Такой человек,
как Китц, мог стать великим исследователем, Колумбом джунглей. Но стал
шпионом, знающим и, возможно, даже любящим свое ремесло.
Десень шел на юг, не отвлекаясь на поиски. Он не сомневался, что Китц
точно указал местонахождение трехгранных пальм.
Болото осталось где-то слева, в нижнем ярусе снова появились зеленые
папоротники. Пройдя полмили, Десень свернул на восток, и вскоре натолкнулся
на группу небольших трехгранников. Поодаль росли более высокие пальмы, а за
ними стояли массивные, покрытые буграми наростов пальмы-великаны.
Наросты самой причудливой формы делали их похожими на украшенные
резьбой столбы в индийских храмах. Около наростов не было ни мхов, ни
лишайников. Со времен своей африканской экспедиции Десень знал, что это
свидетельствует о наличии в наростах каких-то сильнодействующих веществ.
До наступления темноты оставалось менее часа. Он без колебаний,
доверяясь интуиции, выбрал пальму. Это было очень крупное дерево; на нижней
части ствола Десень насчитал два десятка больших наростов. Один из них
поразительно напоминал сморщенное человеческое лицо: можно было различить
прищуренные глаза, крючковатый нос и растянутый в усмешке рот.
Десень тщательно расчистил ствол ниже этого нароста, снял ножом самый
верхний, омертвевший слой коры, сделал дюжину неглубоких надрезов. Затем
достал флягу с раствором морского экстракта и коробку с воском. Вспомнив
совет Миара, Десень обмотал руки плотной тканью: случайно попав на руки,
раствор легко проник бы сквозь кожу.
В тусклом свете джунглей раствор казался иссиня-черным.
С величайшей осторожностью Десень лил раствор на расчищенное место
ствола. Жидкость не успевала стекать - она мгновенно впитывалась. Когда
фляга опустела, на светло-коричневой коре осталось лишь большое темное
пятно. Быстро, стараясь использовать последние минуты уходящего дня, Десень
растопил воск и плотно закрыл им расчищенный участок.
Сумерки в джунглях коротки, темнота пришла внезапно. Десень зажег
керосиновый фонарь и сел на обломок дерева. Только сейчас он почувствовал
страшную усталость.
Ночь изменила лесные голоса: перестали кричать попугаи, умолкли
обезьяны, вблизи воцарилась напряженная тишина, сквозь которую теперь были
слышны далекие, приглушенные расстоянием шумы.
Десень вынул из портсигара серую, похожую на карандашный грифель
палочку. Это был подарок мексиканского колдуна - засушенный корень
кустарника тацитла, сильнейший стимулятор.
Десень жевал горьковатый корешок, прислушиваясь, как отступает
усталость и мышцы наполняются новой силой. Захотелось пить. Он на ощупь
отыскал чистый - без мхов и лишайников - стебель лианы, разрезал его
наискось. Полилась свежая, пахнущая сеном вода.
Нет истинного путешественника без умения ждать: ожидание никогда не
было для Десеня слишком томительным. Плавно текли воспоминания о детстве, о
встречах на дальних дорогах, о горах, пустынях, морях и звездном небе.
И лишь изредка мысль сама по себе возвращалась к словам "Яджур-ведык
действие бальзама непостижимо.
Как-то незаметно, без всяких усилий, возникла догадка - вначале
смутная, ускользающая при малейшей попытке пристально всмотреться в нее, а
потом все более определенная и даже очевиднал в своей единственности. Десень
подошел к дереву и приложил ухо к теплой коре. Он услышал гул: внутри дерева
совершалась неведомая, но титаническая работа.
В фонаре дрожал маленький синеватый огонек, ему не хватало кислорода.
Жаркий влажный воздух сдавливал грудь. Влага конденсировалась на ветвях и
листьях, начали падать тяжелые теплые капли. Одежда промокла насквозь.
Капли постукивали мерно и глухо.
Десеню вспомнились весенние марсельские дожди - живые и звонкие. Он
увидел клочки туч в ярком синем небе, увидел бегущие по улицам вспененные
ручьи.
Вода несла бумажные кораблики, они весело крутились в водоворотах,
вырывались и, подпрыгивая на волнах, мчались дальше, к набережной.
Потом Десень вспомнил охоту на солнечных зайчиков. В детстве это было
его любимой игрой.
С запада к их дому примыкал заброшенный сад. Под вечер солнечные лучи
упирались в оконные стекла, и тогда по саду разбегалось множество веселых
зайчиков.
Стекла вздрагивали от ветра, от чьих-то шагов и шума в этом вечном
беспокойном доме; зайчики прыгали по дорожкам, пробирались в кусты,
карабкались на деревья. Нужна была немалая ловкость, чтобы поймать зайчика.
Но и пойманный - тут начиналось самое удивительное! - он вырывался на
свободу. Он проходил сквозь ладонь! И если Жерар клал сверху другую руку или
шапку, зайчик все равно выскальзывал. Каждый раз. Зайчики были упрямы,
охотник - тоже, он верил, что когда-нибудь ему повезет. Игра заканчивалась
лишь с заходом солнца. Ах, как это увлекательно - ловить солнечных зайчиков!
...Из темноты дважды донесся треск: кто-то бродил вблизи. Десень сидел,
положив на колени ружье.
Рассвет был долгим. Медленно, словно нехотя, отступала темнота, лес
постепенно наполнялся голосами.
За ночь пальма заметно изменилась. Десень смотрел на нее с изумлением.
Наросты набухли, стали крупнее. Сквозь слой воска пробилось множество
длинных зеленых побегов. Изменился даже цвет коры: он стал более светлым.
А где-то в высоте, сквозь зеленый хаос, видна была пышная беловатая
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг