троих издал легкий стон. Я извинился. Постоял и пошел к двери, поняв, что не
смогу сейчас работать: все, что я делал до сегодняшнего дня, вдруг
показалось мне маловажным и серым.
Я чувствовал, что потревоженные ученые смотрят мне в спину и, наверное,
думают: "Странный студиозус", или: "Зачем присылают к нам лоботрясов,
разгуливающих и мешающих работать?" Или что-нибудь третье, не менее
"лестное".
Но я не обиделся. У меня было хорошо и весело на душе. И почему-то
немножко стало жаль Костю и этих троих.
На острове было много зелени. Тропическая растительность буйно
заполняла все пространство, не занятое служебными и жилыми помещениями,
лабораториями, механизмами и машинами. Я очутился на тропинке, ведущей через
зеленый туннель, пропитанный нежным запахом ванили и еще чем-то напомнившим
мне "Звездную пыль".
Тропинка привела на главный пост, похожий на ходовую рубку гигантского
лайнера. Там было сумрачно после жгучего блеска солнечных бликов, тихо и
прохладно. У приборов сидел Петя Самойлов и сосредоточенно смотрел на
западный сектор кругового обзорного экрана. На экране с характерным, едва
уловимым шумом пульсировала зеленая полоска океана. Покачивался высокий
красный буй с целым набором антенн, на его боку чернела цифра "девять".
Метрах в двухстах от буя взад-вперед нервно плавал сторожевой отряд
дельфинов. Слышались их характерные голоса. У некоторых из них па темени
были укреплены "электрические копья" - небольшие приборы обтекаемой формы.
Петя кивнул в ответ на мое приветствие и сказал:
- Где-то недалеко Черный Джек. Опять подходили его разведчики. На этот
раз они держатся довольно далеко от ударной волны. Не знаю, что они еще
выкинут. Я вызвал ребят с "Кальмара".
Послышался скрежет, на экран с грохотом влетела гоночная торпеда и,
резко сбавив ход, почти остановилась. В прозрачной гондоле сидели два
бронзовых незнакомых гонщика.
- Это с "Кальмара", - сказал Петя. - Хорошая у них работа.
Торпеду окружили дельфины. Старший патруля стал докладывать обстановку.
Петя нажал одну из многочисленных кнопок на пульте, и тотчас же послышался
перевод сообщения начальника патруля:
"Шестьдесят разведчиков Джека разделились на десять звеньев и
одновременно стали искать проходы в глубине, между буями. Мы включили
дополнительное напряжение п атаковали одну из групп стрелами. Один ушел в
глубину навсегда, остальные бежали на запад, потом на север".
Торпеда рванулась на север. Четыре патрульных дельфина обошли торпеду и
развернутым строем полетели вперед. Именно полетели, скользя почти по самой
поверхности и, казалось, не делая для этого особых усилий.
Мы проводили взглядом торпеду и патрульных до горизонта.
Петя повертел головой и причмокнул:
- Вот это гонка! Завидую ребятам с "Кальмара". Только им разрешается
использовать всю мощность торпеды и применять ампулы с морфином. Конечно, им
не накрыть Джека. Может, заарканят кого-нибудь из желторотых. Тогда удастся
подготовить еще одного парламентера.
Я спросил:
- Ты веришь, что таким путем можно перевоспитать Джека?
- Конечно, нет! Но, возможно, другие, а их около тысячи, перейдут на
легальное положение. В Арктике касатки успешно используются в роли пастухов
трески. А с Джеком можно покончить только широкой блокадой и с моря и с
воздуха.
Послышался мелодичный гудок, на пульте замигали лампочки.
Петя сказал:
- Включился резервный опреснитель. Нам с сегодняшнего дня увеличили
план биомассы. Теперь у нас дьявольская потребность в пресной воде. - Он
пощелкал тумблерами, улыбнулся и сказал сочувственно: - Не огорчайся
особенно. Со мной тоже иногда бывает - вдруг все разладится. Кажешься себе
таким дураком! В подобных случаях лучше всего переключиться на другое.
На экране видеофона появилось сухощавое лицо индийца.
Петя смущенно сказал:
- А, Чаури-сингх! Приветствую и слушаю тебя!
Чаури мрачно пробасил:
- Благодарю за неоднократные приветствия в течение сегодняшней половины
дня, а также за любезные обещания.
- Не беспокойся, Чаури-сингх, - Петя подмигнул мне, - я наконец-то
нашел дублера. Вот наш стажер мечтает пуститься в плавание на знаменитой
"Камбале" в обществе... в вашем обществе...
Чаури посмотрел на меня и, кивнув головой, исчез.
- Ну, вот все и устроилось, - сказал Петя. - Это наш бионик. Ведет
интереснейшую работу с головоногими моллюсками. Ты, конечно, еще не мог с
ним познакомиться, он все время торчит то у своих самописцев, то болтается в
"Камбале". Счастливого тебе плавания! Зайди в его конуру, там много
любопытного, он будет ждать. Да не вздумай опаздывать, тогда я совсем пропал
в его глазах как серьезный человек, да и тебе не поздоровится.
ВЛАДЕНИЯ ЧАУРИ-СИНГХА
"Конура" оказалась огромной лабораторией. Одну стену в ней занимал
аквариум. За литым стеклом высотой около пяти и длиной не менее восьми
метров застыла прозрачная бирюзовая вода. В ней парили стайки рыб, одетых в
разнообразные "праздничные" наряды, разрослись кусты кораллов, багряные,
белые, розовые, зеленые и даже ярко-желтые, предательски прекрасные анемоны
"цвели" на глыбах камней, морские лилии трепетали лепестками-щупальцами; со
дна поднимались изящные ленты темно-зеленых, бурых и красных водорослей. На
дне сновали рачки, лежали, раскрыв створки, перловицы. Словом, это был
кусочек живого океана, перенесенный в лабораторию ученого.
Второй достопримечательностью лаборатории был светильник: большая
прозрачная чаша на бронзовой треноге. В чаше с водой притаился небольшой
невзрачный кальмар-альбинос. Как видно, один из глубоководных видов.
"Зачем он здесь?" - подумал я, заглядывая в чашу.
Кальмар "ответил". Он вспыхнул изнутри голубым светом, а вся его
поверхность покрылась разноцветными, тоже светящимися точками,
расположенными с большим вкусом. При свете, источаемом кальмаром, можно было
читать. Я никогда не видел таких кальмаров и подумал: "Вот бы послать Биате
па спутник!"
Как только я отошел от чаши, кальмар погас.
Чаури-сингх, казалось, не обращал на меня никакого внимания.
"Не уйти ли?" - подумал я, но сразу отказался от этой мысли. Все в этой
комнате привлекало: множество незнакомых приборов, светящийся кальмар,
грандиозный аквариум, на который можно было смотреть не отрываясь часами, и
особенно сам хозяин этой необыкновенной лаборатории. Высокий, худой, он
сосредоточенно следил за осциллографом и телеэкраном. На экране фиксировался
кусочек океана, вернее, его дна, загроможденный черно-бурыми обломками
базальта. Судя по темно-зеленому цвету воды, глубина была довольно
значительной. Неожиданно я увидел гигантского осьминога. Я различал его
смутные очертания, клюв и огромные фиолетово-черные глаза. Он, казалось,
дремал, наслаждаясь тишиной. Перед ним лежала груда двустворчатых моллюсков.
Осциллограф чертил ровную, слегка волнистую линию. Я догадался, что
каким-то непостижимым для меня образом Чаури-сингх умудряется наблюдать и
записывать биотоки мозга этого моллюска.
Из сумрака появилась стайка окуней. Пульсирующая волнистая линия на
экране слегка подпрыгнула и опять пошла ровной строчкой.
Чаури-сингх повернулся ко мне и спросил:
- Тебе никогда не приходилось смотреть чужими глазами? Нет, конечно, не
глазами другого человека - разница при этом была бы незначительна, - а,
например, глазами собаки, жука, курицы, кита или дельфина. Так вот,
представь, что ты превратился в головоногого моллюска! - Он нажал желтый
клавиш, и картина на экране телевизора мгновенно изменилась. Вода... нет,
это теперь, казалось, было что-то другое, абсолютно прозрачное, какое-то
нежно-фиолетового вещество. В нем плавали причудливо расплывшиеся громады
скал, какие-то необыкновенные растения очень сложной, пастельной расцветки.
В фиолетовом мире двигались фантастические рыбы; и по форме, и но окраске
они превосходили все, что мне приходилось видеть необыкновенного в глубине
тропических морей.
Картина неожиданно стала меняться, цвета стали ярче, очертания скал,
растительности, животных приобрели более знакомые формы. Коралловый куст
вспыхнул алым пламенем, затем постепенно стал менять цвета, как остывающая
сталь. Анемона, примостившаяся на коралловом кусте, так же поспешно меняла
окраску своих "лепестков" и ножки, словно мгновенно переодевалась.
Удивительные превращения происходили с чудовищно-несуразной рыбой, будто
раскрашенной художником-абстракционистом. Из широкой и плоской она
превратилась в пеструю ленту, затем свернулась и стала нормальным
помокаптусом, только не черным с золотым, а темно-синим с алыми и желтыми
пятнышками. Глаза у рыбы вспыхнули зеленым огнем и стали медленно гаснуть.
Весь подводный пейзаж менялся, как декорации; видимо, художник-постановщик
подводного представления обладал необычайной фантазией и набором технических
и еще каких-то совершенно непостижимых для меня средств.
- Приблизительно так видит кракен. Хрусталик его глаза подвижен, как
линза в фотокамере. Конечно, не только этим объясняется такой поразительный
эффект. Надо еще учитывать, что моя электроника далеко не совершенна и
передает далеко не все, что видит кракен. Его палитра несравненно богаче, и
ее основные цвета иные, чем те, что воспринимает наше зрение, здесь же цвет
переведен в доступные нам колебания. Видимо, нам никогда не удастся увидеть
подлинный мир этих существ, - грустно сказал он.
Внезапно краски на экране расплылись, смешались, побежали белые линии.
- Видишь! - Чаури-сингх сделал движение рукой в сторону экрана. - Вот
уже неделя, как ежедневно в это время искажается передача информации по всем
каналам.
Электронный луч бешено прыгал на осциллографе.
- Необходимо проверить электронную приставку. Она там. Рядом с
кракеном. Поэтому я просил себе спутника. Извини, но инструкция запрещает
плавать в батискафе одному. Я не нарушил ритм твоего творческого дня?
- Я вышел из ритма.
- Тогда нет лучшего средства обрести равновесие душевных сил. - Он
выключил приборы.
СВИДАНИЕ С КРАКЕНОМ
Мне еще не приходилось опускаться в глубины моря на "порхающем блюдце".
Мой опыт исследователя морских глубин ограничивался несколькими рейсами на
экскурсионных гидростатах в Океании, Красном море и у берегов Флориды.
Правда, прошлым летом мне посчастливилось попасть на крейсерский батискаф и
провести в глубинах Северной Атлантики целый месяц (там уже много лет
ведутся успешные опыты по одомашниванию гренландских китов и моржей), но
плавание на огромном корабле с комфортабельными каютами, салонами и
спортивным залом нельзя сравнить с экскурсией на "Камбале". Здесь ощущаешь
океан каждой клеточкой тела, почти так же, как плавая в маске Рооба или с
глубинным аквалангом. "Камбала" оказалась довольно вместительной. Два
широких сиденья впереди и одно на корме, специально для стажеров. На этот
раз я уселся рядом с Чаури-сингхом у панели управления.
С легким шипением вошел в пазы люк.
Чаури-сингх положил руки на разноцветные клавиши, и "Камбала" без
видимых усилий двинулась вперед, скользя по воде. На середине лагуны она
стала погружаться. В кварцевые стекла иллюминаторов прощально плеснула
волна, и зеленый свет наполнил кабину. Указатель курса стал описывать
кривую, уходя вниз по шкале глубины: мы опускались но широкой спирали.
Появилось несколько дельфинов. Они провожали нас, заглядывая в окна.
Среди них оказался и Тави. Я помахал ему рукой. Тави подплыл почти вплотную
к стеклу, будто преграждая дорогу.
Чаури-сингх включил гидрофон. Послышались взволнованные голоса
дельфинов. Слышалась тревога в их щелкающих фразах.
- Они о чем-то нас предупреждают, - сказал я и не узнал своего голоса:
никогда он не был таким пискливым и слова не вылетали из моего рта с такой
необыкновенной скоростью.
Чаури-сингх улыбнулся и надел прозрачную маску. Такая же маска лежала в
кармане обшивки справа от меня. Я тоже надел ее и услышал вполне нормальную
речь.
- Мы дышим кислородно-гелиевой смесью, только с минимальной прибавкой
азота. Гелий искажает звук, - объяснил Чаури-сингх и кивнул Тави. - Он
предупреждает, что не следует опускаться в Глубокий каньон. Там заметили
большого кальмара. Возможно, это тот самый легендарный Великий Кальмар, о
котором ты, вероятно, слышал.
Тави и его спутники оставили нас, как только Чаури-сингх сообщил им,
что он не собирается сегодня обследовать Глубокий каньон.
- У них чисто религиозное почтение к Великому Кальмару и не менее
могущественному Великому Змею, - сказал ученый.
Нас окружила стая любопытных анизостремусов. Они тыкались носами в
стекла, пялили на нас круглые радужные глаза. Из гидрофона доносился поток
шелестящих звуков: анизостремусы "обсуждали" наше появление.
Иногда виток спирали подходил к обросшей водорослями стенке нашего
острова. Здесь к шепоту анизостремусов примешивалось множество других
диалектов жителей моря и особенно голоса креветок, напоминающие
потрескивание масла на сковороде.
Анизостремусы отстали, как только температура воды опустилась до
двадцати градусов.
Глубина сорок метров. Исчезли тени. Мы очутились в зоне ровного
зеленого света. Нельзя было определить, откуда оп льется: сверху, с боков
или снизу? Описав виток, мы снова подошли к стене "острова", декорированной
водорослями. Внезапно Чаури-сингх остановил батискаф.
Недалеко от нас, возле самой стены, вился пестрый рой рыб. Все они
стремились пробиться к центру, где, видимо, происходило что-то очень важное.
Я заметил лупоглазых коричневых, усыпанных круглыми белыми бликами кузовков,
черных с золотом помакантусов и золотисто-бурого губана, которого за его
жеманность называют "сеньоритой". "Сеньориту" тут же закрыли плоские
помокантусы.
Они подставляли ей свои бока, замирали, "стоя" вниз головой или "лежа"
вверх брюхом.
- Обычный врачебный пункт, - сказал Чаури-сингх, улыбаясь, - санитары
"лечат" своих собратьев, страдающих кожными болезнями. Санитарный симбиоз
все еще для нас загадка, как почти все, с чем мы встречаемся в океане. Нам
неясно, почему хищные животные щадят крохотных санитаров. - Он включил
двигатель и сказал: - Мне показалось, что я обнаружил новый вид санитара. Не
узнал синеглазку. Ты заметил зеленую рыбку с фиолетовой головой, голубой и
черными полосами?
Я признался, что проглядел, хотя во время подводных экскурсий встречал
эту на редкость изящную синеглазую красавицу.
Чаури-сингх продолжал, глядя в зеленоватый сумрак:
- Эти существа питаются ядовитой слизью, грибками, паразитирующими на
теле рыб, колониями бактерий, рачками-паразитами, сами не заражаясь.
Странно?
- Да... очень...
- Нам удалось выделить антибиотик из крови "сеньориты". Скоро
фармакологи дадут нам этот токсин, и мы сможем помочь рыбам-санитарам.
Больные уже "приходят" в опытные "амбулатории", которые мы установили на
рифах и санитарных буях...
На глубине семидесяти пяти метров мы попали в общество крохотных
кальмаров. Они были почти не видны, приняв цвет воды. Внезапно впереди
появилось множество коричневых расплывающихся пятен. Пятна слились, и мы
очутились в непроницаемой мгле.
Чаури-сингх сказал со смехом:
- Нас обстреляли из ракет, начиненных аэрозолями. Придется подождать
садиться, пока рассеется этот "дым".
Кабина наполнилась странными звуками, похожими на легкие вздохи.
Зеленым и синим, сиреневым, красным светом тлели дрожащие стрелки и
цифры приборов.
Чаури-сингх стал делиться своими неисчерпаемыми сведениями о
головоногих моллюсках. Я слушал его, думая о Биате.
Мне представилось, что она прикорнула на заднем сиденье и, глядя в
темноту за стеклом, где сейчас вспыхивают голубоватые искорки, думает о
своих звездах или мысленно просматривает пленки со следами осколков атомов.
Для нее все это насыщено поэзией. Или, может быть, она вся отдалась ощущению
тайны, окутавшей нашу "Камбалу". Конечно, она бы отождествила океан с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг