- Мне не меньше. Между прочим, меня зовут Костя. А как тебя?
- А меня Андрей. Так ты держишь курс на китовую ферму?
- Да, дружище! "Корень учения горек", - говорили наши предки, и вот
тащусь с Иваном на поплавок.
- Не вешай носа! Я в прошлом году тоже доил китих" Хорошее было время!
- Тоже наш брат биолог?
- Да.
- Как же ты попал на этот музейный корабль?
- По призванию. Мне всегда хотелось заняться чем-то настоящим.
Мальчишкой еще мечтал.
- А биология?
- Кто может отрицать значение этой полезной науки? Здесь же нечто иное.
- Романтика?
- Этого хватает. Меня привлекает здесь постоянная борьба. Риск, который
не могут, к счастью, еще устранить киберы. Хотя уже нашлись маменькины
сынки, которым помешали циклоны, и они научились их подавлять, вернее,
убивать эти изумительные вихри. Но еще остался свежий ветер, шквалы, пассат,
иногда можно встретить циклончик местного значения. Все это останется для
нашего брата, пока светит солнце и крутится наш маленький шарик. - Он
повернул колесо, прищурившись, посмотрел на ослепительно синюю воду и
продолжал: - Конечно, не только ради удовольствия качаться на волнах разной
амплитуды я переменил школу. И биологию я не оставил. Ведь я специализируюсь
на глубоководных и приматах моря. Моя мечта выловить наконец-то Великого
Морского Змея!
- Разве он еще не пойман? Я же сам смотрел хронику и видел твоего Змея!
- Дорогой мой, ты видел всего только змееныша. В нем едва наберется
двадцать метров, а у Змея - сорок! Только один человек на планете видел
своими глазами Великого Змея; это великий аквалангист Оноэ Итимура.
Я спросил:
- А сейчас вы охотитесь за Черным Джеком?
- Да, делаем еще одну попытку, но, между нами, вряд ли это удастся. Он
научился уходить даже от воздушной разведки. Его невозможно отличить от
"мирных" касаток, с которыми у нас есть контакты. К нему посылали
парламентеров - касаток и дельфинов, но они не возвратились - Джек убивает
их.
- И вы церемонитесь с ним? - воскликнул Костя.
- Мы выполняем инструкции. Ты же знаешь, что все приматы моря под
охраной закона. По мнению Совета по делам Морей, еще не приняты все
воспитательные меры. Между прочим, вчера Джек убил кита, а на той неделе
ворвался на рыбную плантацию - каким-то чудом он разведал, что там на од-ном
участке ослабли силовые поля. Плантации больше не существует.
Костя спросил:
- И вы идете его уговаривать не делать больше глупостей?
- На этот раз разрешено применить анестезирующие капсулы. - Он сделал
испуганные глаза. - Кэп! Спасайся, ребята, в левую дверь!
Пассажиры стояли и сидели под тентом на мостике, любуясь морской гладью
и дельфинами. Кроме нас с Костей и академика, на остров ехала целая группа
ученых разных специальностей, изучающих море, и ботаник Кокиси Мокимото
Павел Мефодьевич ходил, перешагивая через ноги сидевших в шезлонгах,
улыбаясь и поглядывая по сторонам. Он был явно доволен сегодняшним днем и
блестяще проведенной операцией по освобождению дельфинов.
Океанариум в Коломбо соединялся с морем длинным каналом. Год назад
доверчивых дельфинов заманили через канал в океанариум и закрыли выход
решеткой. Действительно, в океанариуме, по нашим представлениям об
удобствах, для живых существ другого вида было сделано все возможное:
проточная вода, обильная пища, относительно просторное помещение. И все-таки
приматы моря чувствовали себя, как в тюрьме. Они выражали свой протест, но
ботаники его не слышали, вернее, не понимали, так как не искали с ними
контактов.
Ученый секретарь дендрария Кокиси Мокимото был подавлен натиском
академика Поликарпова. Японец только шептал извинения, прижимая левую руку к
груди, и болезненно улыбался, показывая, как он огорчен случившимся. Наконец
он вымолвил:
- Простите... Нам казалось, что мы не посягаем на их свободу, мы делали
все, чтобы их жизнь была приятной. Они даже могли включать и выключать по
своему желанию музыку, специально написанную для них. Извините, не помню
фамилии композитора. Жаль, у нас не было средств, облегчающих контакты.
Разговор происходил в павильоне-оранжерее, служившем лабораторией
ученого секретаря.
- Не было средств для контактов! - загремел академик и взял с полки,
уставленной приборами, небольшую желтую коробку. - Последняя модель
"ЛК-8006"! Пока выпущено всего десять приборов, и один из них почему-то
прислан сюда. Мне думается, что вам должно быть известно о возможностях
этого изобретения?
- О да, да...
- Позвольте усомниться в этом. И если я неправ, то прошу прощения, но
все же нелишне напомнить, что с помощью "ЛК-8006" - надо же придумать такое
дурацкое название! - мы можем разговаривать с марсианами, если, конечно, они
там еще обитают. Можем обмениваться информациями с пришельцами невесть
откуда, будь у них углеродная, фтористая, кремниевая или бог весть какая
иная основа... Надеюсь, я не утомил вас такой пространной речью об истинах,
известных школьнику первого цикла?
- О нет! Даже очень интересно, хотя...
- Хотя вам все это хорошо известно? Так вот, чтобы не терять дорогого
времени, идемте и немедленно освободим несчастных узников. Кстати, я научу
вас пользоваться "ЛК-8006", этим замечательным изобретением с дурацким
названием...
Академик зашагал к океанариуму, а мы с Мокимото едва поспевали за ним
следом.
Ученый секретарь шепнул мне:
- Очень оригинальный ум! Его метод вести беседу оставляет довольно
сильное впечатление...
Костя и Вера плескались в воде, окруженные дельфинами. Вера неожиданно
вскочила на блестящую спину дельфина и, хохоча, помчалась на нем, описывая
круги.
- Безобразие! - крикнул академик. - Вы превратили их в забаву! Надо
немедленно покончить с этим издевательством!
Он опустил в воду гидрофон, что-то сказал, и в тот же миг все дельфины
бросились к нему. Вера полетела в воду и стала, захлебываясь от смеха,
что-то объяснять Косте.
Я впервые слышал не на телеэкране диалог между человеком и дельфином.
Академик говорил напыщенным языком старых информационных листков:
- Приветствую вас, братья Моря!
Дельфин отвечал ему в том же стиле:
- И мы приветствуем вас, братья Земли!
- Мы пришли просить у вас глубочайшего извинения за то, что не но злой
воле так долго ограничивали вам свободу передвижения.
- Нам было трудно в этой мелкой круглой луже, но у нас нет плохого
чувства к вам.
- Сейчас будет поднята решетка, закрывающая выход в море, и вы можете
следовать в любом направлении. Со своей стороны, я предлагаю вам совместное
путешествие к Юго-западу на один из плавучих островов. Там живут и трудятся
вместе с нами на общее благо много братьев Моря. Согласны ли вы?
- Мы согласны...
Павел Мефодьевич назвал место встречи - выход из гавани...
Мокимото, прижав руки к груди, согнулся в прощальном поклоне. Он не
сказал ни слова, и это немое признание своей вины растрогало академика.
- Извините меня, старого грубияна. - Внезапно он хлопнул Мокимото по
спине. - Послушайте, коллега, а не поехать ли и вам ко мне на остров? Я
понимаю, что у вас работа, мало свободного времени, и все же очень бы вас
просил об этом одолжении.
Кокиси Мокимото обвел взглядом свой зеленый кабинет, улыбнулся,
протянул руку.
И вот мы все покачиваемся на пологих волнах Индийского океана.
Встречный ветер умеряет тропический зной.
Павел Мефодьевич останавливается возле кресла, в котором, полузакрыв
глаза, лежит Мокимото.
- Надеюсь, что вы не очень сетуете на меня, коллега?
- О-о, мистер Поликарпов! Я так благодарен вам! Очень давно мне не
приходилось совершать такие приятные перемещения в пространстве. Я так люблю
море! Мои предки были рыбаками из Киото. Между прочим, на гербе этого
города - золотые дельфины.
- Знаю. Существует много легенд по этому поводу. Но вероятнее всего та,
в которой говорится о спасении дельфинами одного из основателей города.
Возможно, вашего предка?
- У нас в семье нет таких романтических преданий.
Они помолчали. Потом Мокимото сказал:
- Удивительный покой охватывает душу, когда ощущаешь красоту мира и
единство начал жизни!
- Я с вами согласен и могу только добавить, что такие мысли чаще всего
приходят не во время путешествий на ракетах, не на сверхэкспрессах и не на
адских земноводных амфибиях, где мы сидим в закрытых футлярах и нас с
неимоверной скоростью перебрасывают с материка па материк, а когда мы вот
так плетемся по древней дороге и можем протянуть руку и ощутить океан,
землю, горы.
- В этом преимущество исторических видов транспорта, - улыбаясь, сказал
Мокимото. - К сожалению, сейчас так мало пользуются ими. Даже мы,
посвятившие жизнь изучению природы, предпочитаем скоростные машины.
- Ну, я не жалуюсь! - Академик расправил плечи. - Мне приходится
большую часть времени проводить вот здесь, - он широко развел руки, - в этой
колыбели всего живого, где слишком большие скорости просто невозможны и не
нужны...
Ко мне подошел Костя и отвел меня на самый край мостика, нависшего над
водой.
- Охота тебе слушать эту старческую болтовню! - сказал он. - Сейчас
разговор пойдет о подводных городах. Вон тот, в зеленых очках, полгода
прожил в "Поселке осьминогов" на коралловой отмели. Сейчас он закатит доклад
миль на триста. Пошли лучше вниз, поболтаем с дельфинами через бортовой
гидрофон.
Увлекая меня вниз по трапу, он сказал:
- Меня все больше интересует наш мэтр. Интересная, оригинальная и
загадочная личность. Тебе не приходила мысль, что он похож на биологического
робота? Я все время думаю об этом, такого же мнения и Вера. Не улыбайся,
пожалуйста, у нее совершенный слух, и она уловила в нем работу какого-то,
видимо, не совсем отлаженного датчика... ну, как у старых "кухонных"
роботов. Хотя он бесконечно совершенней... А тебе ничего не показалось?
Я не ответил Косте, хотя ясно вспомнил, что и меня настораживали глухие
ритмичные толчки, когда я стоял в библиотеке "Альбатроса" рядом с загадочным
академиком.
ТРЕТЬЯ ВАХТА
Океан отходил ко сну. Вечер выдался жаркий. Пассат чуть дышал.
Двадцатиметровые колеса воздушных генераторов вращались так медленно, что
можно было пересчитать их блестящие лопасти. На западе стояла перламутровая
степа, вся она трепетала и переливалась. Где-то там, за этой радужной
стеной, умирала "Адель" - по старой традиции циклоны носили женские имена.
Туда с нашего острова весь день летели метеорологические ракеты, нацеленные
в эпицентр вихря - сердце "Адели". Она тщетно стремилась уйти, вырваться
из-под метких ударов. Но у нее не хватало сил: к нам она подошла уже
порядком израненная после бомбардировок с воздуха и обработки конденсаторами
водяных паров.
Мы с Костей сидели под силиконовым колпаком на вершине смотровой башни.
Вернее, я сидел, а Костя стоял и смотрел на радужную стену, чему-то
улыбался, барабаня пальцами по прозрачному силикону. Колпак слегка
раскачивался, создавая полное впечатление, что мы висим в гондоле учебного
аэростата для тренировочных прыжков с парашютами. Хорошо и немного жутковато
болтаться на шестидесятиметровой высоте.
В океане отражалась переливающаяся перламутровая стена. Милях в трех
мелькали темные спины китов, которые паслись на планктоновых полях. К
острову возвращались дельфины, закончившие вахту у загонов синих китов и
рыбных питомников. По дороге дельфины устроили какую-то веселую игру, что-то
вроде пятнашек. В лагуне под нами (башня стоит на ее правом крыле) тоже
плавали дельфины. Было хорошо видно, как они совершали в прозрачной воде
сложные построения, а затем одновременно стремительно бросались вперед;
вдруг строй рассыпался, и все начиналось сначала.
Костя сказал, позевывая:
- Ватерполисты. Сегодня играют с нашей командой. Потрясающе интересные
существа! Я познакомился сегодня с Протеем. Он подплыл ко мне и что-то
сказал неразборчиво. Потом уже я догадался, что он поздоровался
по-английски. Я положил ему руку на спину и говорю: "Здорово, дружище". Он
ответил что-то вроде: "Я рад нашей встрече".
- По-английски?
- Не смейся, Протей знает и русский. Когда мы выплыли в океан, он вдруг
пропыхтел довольно внятно: "Назад. Опасность".
- И действительно вам что-то угрожало? - спросил я.
- Медузы. Багряные медузы. Колоссальное скопление. Сейчас их унесло
течением, а в полдень, ты же сам видел, вода была красной от этих ядовитых
слизняков. Тебя никогда они не жалили? Должен заметить, что ощущение не из
приятных...
У Кости на лице появилась виноватая улыбка, и, будучи верен себе, он
сказал, хмурясь:
- За последние пятьдесят лет человечество так много сделало... Пожалуй,
больше, чем за предыдущие два тысячелетия. Понятно, что этот диалектический
скачок готовился столетиями. - Он усмехнулся. - А человек, творец всего
этого, - он развел руками, - совсем не изменился или изменился очень
незаметно, и наши антропологи уверяют, что и не изменится в ближайшие сорок
тысяч лет! Тебя не потрясает этот парадокс? Нет, мы какие-то пещерные люди.
Именно пещерные! Нас совсем не изумляет то обстоятельство, что, если
отбросить все достижения цивилизации, мы те же!
Я промолчал: когда Костя начинал философствовать, то он не нуждался в
оппонентах.
Мой друг саркастически усмехнулся:
- Да, те же. А вот жизнь стала какой-то не такой, пресной, что ли, как
будто мы что-то утратили. Что, если это реакция после стольких веков
напряженной борьбы? Порой непонятной нам, но борьбы. А может быть, наши
чувства стали менее острыми? И живем мы не так полно, как наши предки.
Что-то я не слышал современных записей историй, как в старых книгах. Сколько
было тогда нерешенных проблем! Все было загадочным, покрытым тайной. Ты
скажешь, изменились условия? - Помолчав, он улыбнулся и воскликнул: - Да!
Как тебе понравилась Вера?
Я сказал, что не вижу никакой связи между рассказом о знакомстве с
Протеем, глубокомысленным сетованием на угрожающую задержку с развитием
человечества и заключительным вопросом.
Костя нимало не смутился.
- Видишь ли, - сказал он, прищурившись, - все в жизни взаимосвязано,
это нам внушали еще в детских садиках. О Вере я тебя спросил потому, что
иногда, несмотря на свой скептицизм, ты высказываешь довольно верные
суждения.
- Она красива. Возможно, очень умна...
- Ты сомневаешься в ее уме! Да она, если хочешь знать, заняла третье
место на конкурсе студенческих работ своего факультета!
Костя разошелся, стал упрекать меня в пренебрежительном отношении к
людям, эгоцентризме и даже сказал, что я неисправимый циник. Закончил он
свою тираду снова неожиданным переходом, опровергающим его же высказывание о
"пресной жизни".
- Как все-таки все сложно, - сказал он, глядя вдаль, - как мы еще
зависим от случайностей! Иногда встреча с человеком, одним из десяти
миллиардов, может изменить точно рассчитанную орбиту жизни...
Последовал вздох и взгляд на вечернее небо, туда, где висел спутник с
Биатой.
В эту минуту Костя, наверное, жалел Биату - ему было неловко, что он
увлекся другой девушкой.
Он сказал:
- Мне придется тебя оставить. Ты же знаешь, что меня приняли запасным в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг