- Минуту, сеньор. А потом... Он спросил о вас Понимаете?
Хальт вяло пожал плечами:
- Мной и моей фирмой интересуются многие. Я плачу хороший процент, и
все, у кого появляются деньги, естественно...
- Да нет. Он знает, что мы... - Перчини свел тонкие пальцы и
попружинил ими рука об руку. - Хочет, чтобы я свел вас. Я, конечно,
отказал. - Итальянец снова поежился под тяжелым взглядом Хальта. - Дуайнер
показал мне фотографию и спросил, не вы ли это. Я ответил, что нет.
- Что, - усмехнулся Хальт, - меня снимали, когда я обнимался с черной
Джильдой в твоем заведении?
- Сама по себе фотография некомпрометирующая. Это портрет в полуфас
человека в спортивной шапочке, как у конькобежцев. А тут, - Перчини
зашевелил пальцами у шеи, - такое, как у водолаза, ну, аквалангиста,
гидрокостюм... На плечах, похоже, погоны белые...
Хальт отшатнулся, будто Перчини дал ему под дых Итальянец и сам
испугался.
- Как выглядел человек на фото? Лицо! - Перчини видел, как бесцветные
глаза Хальта вдруг начали медленно наливаться кровью.
Перчини показалось, что язык перестает его слушаться:
- Ну, нос с такими... выпуклыми ноздрями...
- Вывороченными?!
- П-похоже, - пролепетал Перчини и подумал: "До чего страшный взгляд у
подлеца..." - Глаза узковатые, но не маленькие.
- Здесь, - Хальт провел ногтем по скуле, - здесь есть шрам?
Перчини задумался. Пожалуй, шрама он не видел, да и качество
фотографии... Он отрицательно покачал головой. И вдруг спохватился:
- Такое впечатление, что бровь, та, что к зрителю, будто подбрита,
укорочена.
Хальт закрыл глаза и с минуту сидел молча. Перчини боялся дышать. Он
ничего не понимал.
- Так... Американец, как его там, уверяет, что это я?
- Да. Он даже скорее действительно уверяет, а не спрашивает. Это-то
меня и заставило предупредить...
Хальт поморщился, слегка помассировал грудь. "Я всегда говорил себе,
что мое дело - деньги, - горько подумал он. - Зачем мне понадобилось лезть
в эту грязь... Захотелось стать фигурой или от Вернера заразился верой в
наше с ним всемогущество? Какая чушь! Сколько лет жили спокойно! И вот. Где
я ошибся? Эта ложа... Но не ее первую я финансировал. Поначалу им ничего,
кроме денег, не надо. А теперь? Это сумасшедшие, им ничего не стоит сунуть
нож под пятое ребро! Вот и этот... сморчок... сидит, а глаза горят, и дышит
как пантера! Что же теперь делать? Как откупиться?
А если это не шантаж, а провокация? Естественно, Перчини раскусить ее
не смог. Если американцу нужен не я, а Вернер? Но откуда у него фото
Вернера? Когда я видел Вернера последний раз? Всего четыре дня назад. Что
случилось за это время? Когда я приехал к нему, пляж был пуст. Ни единого
человека на дороге. Ни одной высокой точки вокруг, откуда можно было
наблюдать. Вот, значит, к чему привела его любовь к дешевым эффектам!
Белокурая бестия, стопроцентный ариец, мессия! Черт бы его побрал!" Хальт
глубоко вздохнул. В груди, слева, отпустило.
- Меня, - сказал он Перчини, - это дело не волнует. Сидите здесь. Я
вернусь. - Мелкой походкой Хальт вышел из беседки. Перчини, озадаченный,
снова ждал, прислушиваясь к звукам в саду. Но вокруг все было тихо.
Хальт появился минут через двадцать. В руках он держал два конверта: с
фирменным знаком и простой, белый.
- Это, - протянул он Перчини конверт, - вам. За хлопоты.
"Толст конверт", - невольно отметил итальянец.
- А это, - Хальт протянул конверт с маркой фирмы, - бросьте в почтовый
ящик, но не отсюда, лучше в Риме.
Перчини, скосив глаза, прочитал адрес на конверте. И нахмурился, чтобы
спрятать удивление, - на конверте был римский адрес Мастера, притом адрес
домашний, которым пользовались избранные.
- И передайте американцу, - добавил Хальт, - пусть не валяет дурака. Я
к тому же уезжаю. Далеко. И надолго. Можете довести до его сведения этот
факт. Все. - Хальт в упор посмотрел на Перчини, и тот попятился, бурча все
известные ему формулы вежливости. Хальт же демонстративно повернулся к нему
спиной. Тогда и Перчини выпрямился и, похлопывая себя по карману,
утяжеленному конвертами, пошел по гравийной дорожке к калитке. Он видел ее,
украшенную шпалерными розами. Он уже протянул руку, чтобы открыть массивную
дверцу, когда почувствовал у локтя легкое прикосновение. Рядом стояла
девушка в белом платье. Но сейчас она не улыбалась. Она смотрела строго и,
как показалось Перчини, умоляюще. Она заговорила на своем языке - округлом,
льющемся, она явно о чем-то просила, а может быть, пыталась объяснить.
Начала помогать себе руками, видела, что ее не понимают. Нахмурилась, глаза
сверкнули, будто от слез. И тут из-за кустарника вышел худой бритый
садовник. Он молча распахнул перед Перчини тяжелую калитку, осторожно взял
под руку девушку и повел ее прочь. Перчини глянул им вслед. Фигурка в белом
платье удалялась, но вдруг девушка обернулась, и опять в ее лице появилось
что-то умоляющее. Резкое движение садовника - и она вновь покорно побрела.
Только очень низко опустила голову.
"Кто это? Жена Хальта? Но он сказал... - вдруг забеспокоился Перчини.
- Любовница? А что же она хотела от меня? И вообще, не сумасшедшая ли она?
Больно крут с ней садовник! А кто такой садовник, чтобы быть крутым с женой
или любовницей хозяина? Ба! - Перчини ударил себя по лбу, но даже не
заметил любимого жеста. - А не русская ли это?! Святая мадонна, будь я
проклят, если не она! - Он силился вспомнить фотографию девушки, которую
мельком видел в газете, - те же светлые волосы, та же легкая фигурка, и
черты лица вроде схожи, такие же изящные...
Перчини внезапно почувствовал себя в центре событий, в водоворот
которых попал случайно, но которые могут повлиять на его судьбу.
Ресторатору захотелось сесть и подумать, но сесть было негде, да и ни
к чему было рассиживаться на виду у обитателей виллы. "И не спрячешься
здесь, место открытое", - с досадой подумал он. заводя машину. Отъехав
километра три, Перчини понял, что начинает обретать способность мыслить
последовательно.
"Конечно, - решил он, - о девушке следовало бы сообщить. В конце
концов, у меня еще жива моя бедная матушка, и она молит за меня мадонну так
же, как за ту девочку молится сейчас ее мать. Впрочем, русские, кажется, не
молятся. Или нет? Какая разница! А если подкинуть адресок прямо охраннику у
представительства Советов? Так - подкинуть, и все. И там их дело, будут они
принимать меры и какие. Я уже ни при чем. А если просто намекнуть Дуайнеру?
Или вообще без намеков, а прямо? Ведь он интересовался девушкой? Значит,
она нужна и ему. Зачем? Например, чтобы выйти на Хальта. И если Хальт ее
похитил, она с удовольствием передаст своего похитителя в руки властей. Но
не Дуайнер же представляет наши власти.
Гм... - Перчини увидел площадку отдыха и решил остановить машину,
слегка освежиться на ветерке автострады. - Гм, она не сумасшедшая Ее,
видимо, здорово блокировали наркотиками И зачем она понадобилась старому
хрычу Хальту? А может, просто позвонить в полицию, и дело с концом? Пусть
ищут доброжелателя русских. Главное, не засветиться самому. Американцу же
сказать, что вроде бы девочка у Хальта, только Хальт уматывает далеко и
надолго и берет ее с собой. Так что арриведерчи. И волки сыты, и овцы целы,
и совесть моя католика и христианина чиста. А ведомство Дуайнера отлично
платит за большие секреты".
На этом Перчини успокоился, но оставалось еще письмо Хальта к Мастеру.
Вдруг оно касается девчонки?
Конверт раскрылся не сразу, но главное - без разрывов. "Я не могу
принять меры, - писал Хальт, - к выполнению нашей последней задачи на воде.
Даже ваши намеки о банкротстве моих конкурентов ничего не меняют. Пусть
плавают".
Перчини принялся вычислять, что бы это значило...
Дуайнер с фотографией аквалангиста. Хальт, побелевший от одного ее
описания. Мастер, заинтересованный в решении некой задачи на воде.
4
Плетнев вернулся в отель после очередного визита во Дворец юстиции.
Баранов ждал его в небольшом скверике у отеля.
- Хочу тебе сказать, Дуайнер заявил мне, что Светлана жива и здорова.
Я не верю в порядочность Дуайнера, но, возможно, он что-то действительно
знает.
- Жива! - облегченно выдохнул штурман. - Но какое дело этому
американцу?
- Дуайнеру нужны мы, мы с тобой. У меня впечатление, что он напролом
рвется к этим подводным диверсантам.
В холле служитель отеля предупредил:
- Господин Плетнев, к вам посетитель.
Навстречу Плетневу поднялся сухопарый человек в низко надвинутой
шляпе.
- Эрнст Груббе, гражданин ФРГ, - представился незнакомец.
Плетнев пожал протянутую руку, указал на кресла. Груббе снял свою
шляпу, и Плетнев смог рассмотреть его лицо: тонкое, умное, усталое, во
взгляде не то затравленность, не то надрыв - как у людей с нарушенной
психикой.
- Простите, что побеспокоил, но как порядочный человек... - Он поймал
вопросительный взгляд Плетнева, заговорил быстрее, явно стараясь скорее
перейти к сути. - Ведь вы так или иначе связаны с расследованием убийства
на той подводной лодке. Я отниму у вас несколько минут, чтобы вы
разобрались, что к чему, узнали немного и меня... - Он улыбнулся,
извиняясь.
- Я слушаю, слушаю... - Плетнев согласно кивнул.
- Свой ежегодный отпуск я обычно провожу на острове Гельголанде, это
известный курорт, но там довольно тихо. У меня там дача, яхта В сорок пятом
году я был членом гитлерюгенда. Эту руку, - он приподнял правую ладонь, -
пожимал фюрер в надежде, что мы, мальчишки, защитим его... от вас. Много бы
дал, чтобы сменить кожу! Утешаюсь, что человеческая кожа все же обновляется
каждые десять лет. Нас формировали в отряды. Домой не отпускали, даже
совсем маленьких, двенадцатилетних. Рядом со мной на нарах бывших ремовских
казарм валялся парень из Мемеля. Я забыл его имя, но лицо помню, у него
была яркая примета - левая бровь росла лишь наполовину. Потом мемельца
куда-то отправили, он уехал, и больше мы не виделись. И вдруг... Иду по
набережной неподалеку о: моей дачи на Гельголанде, а навстречу - он.
Собственной персоной, тот мемелец. - Плетнев уселся плотнее в кресле,
Груббе расценил этот жест как нетерпение и опять заговорил извиняющимся
тоном. - Это преамбула, вот-вот перейдем к главному. Знаете, герр Плетнев,
как обычно радуешься знакомым юности! Я, естественно, устремляюсь к нему,
силясь вспомнить имя - Вернер, Вальтер? - протягиваю руку, как вдруг
мемелец, - а по его лицу я понял, что и он узнал меня, - перескакивает
барьер набережной, да так лихо, что я остолбенел. Но этого мало, на ходу он
сбрасывает обычный костюм, остается в черном блестящем типа спортивного
трико и ныряет...
Конечно, думал я потом, война искорежила души, и страх остался у
многих немцев моего поколения. Но смешно теперь бояться доносов, что кто-то
был в гитлерюгенде. Кто сегодня на это обращает внимание! Сегодня могут
спокойно спать даже прежние национал-социалисты.
Та встреча лишь удивила меня, да, лишь удивила. А вот вторая встреча с
мемельцем... Она породила во мне замешательство, смешанное с ужасом. Да-да,
с ужасом, притом животным... будто я в своем доме вдруг наступил на очковую
змею. Хорошо, что при мне оказался фотоаппарат. Я снял мемельца, катаясь на
яхте. Был полный штиль, и я увидел, как на поверхность всплыло темное
блестящее тело. Я биолог, меня заинтересовало это явление, я приготовил
фотоаппарат, предполагая самое невероятное: вдруг это... стеллерова
корова... или касатка, редкость в наших широтах. У моего фотоаппарата
хорошая оптика, но я решил еще немного приблизиться к животному Однако тут
объект моей фотоохоты зашевелился, я, не теряя времени, нажал на затвор Вот
результат, - Груббе вынул из внутреннего кармана пиджака конверт, но
задержал его в руках. - Отпечатанные снимки потрясли меня. Я долго
размышлял, но не находил объяснения. Я человек осторожный и не люблю, чтобы
меня вышучивали. Поэтому молчал.
Но однажды услышал любопытную историйку. Рассказывал мой коллега, что
к его прислуге приехал брат и под влиянием доброго шнапса поведал, что
якобы собственными глазами видел, и притом неоднократно, человека-рыбу,
боевого пловца, существующего для диверсий. Еще речь шла о каких-то фондах.
Потом этот подвыпивший господин отказался от своих слов, но спьяну он долго
хвастался своим общением с необычным и всемогущим человеком-рыбой. И тогда
я понес фотографии, сделанные с яхты, в наше городское отделение Фау Фау
Эн. Там почему-то решили, что я принес коллаж с целью провокации, рассказам
моим не поверили, а человек, на которого я ссылался, уехал из города, и как
утверждалось, за границу. Разумеется, я не думал о провокации. Я не знаю,
что стоит за этим, - Груббе приподнял конверт, - но как биолог заключаю,
что подобное может быть хуже любой атомной бомбы. - Он протянул конверт
Плетневу. - Хуже самого изощренного биооружия. И вероятно, это и есть
биооружие последней марки.
Фотография человека в черном гидрокостюме с большой белой свастикой на
спине полностью соответствовала описанию Баранова.
- Так.
- Это мемелец, - продолжал Груббе. - Ясно, что он не пожелал узнать
меня. Одно странно: выглядит он явно моложе своих лет. Получив от ворот
поворот, поехал я в головную организацию лиц, преследовавшихся при нацизме,
в Бонн. Клянусь честью, я не знал, куда мне пойти с этим, чтобы предать
дело гласности, и наивно полагал, что иду к людям, наиболее
заинтересованным во всяком искоренении зла. Увы, я ошибся. Почему-то это
дело не взволновало их, хотя поначалу они отнеслись ко мне внимательно.
Однако... это происшествие с кабелем, с подводной лодкой, обошедшее все
газеты... И вот я решился... к вам... Уверен, что мемелец не последняя
гайка в этих темных делах.
- Да-а, - протянул Плетнев. - Спасибо.
- Надеюсь, мое имя не будет фигурировать. Да, вот еще что. Чтобы не
быть голословным, могу сообщить, что я выяснил у коллеги адрес родственника
его прислуги. Живет он здесь, в Италии. Работает где-то на вилле на
Тирренском побережье Ривьеры - Лигуре. Его приметы: высокий сухощавый
человек со стриженым затылком. Мой коллега особо отметил этот факт -
затылок стрижен именно так, как стригли затылки миллионам солдат вермахта.
А почему бы и нет, если его хозяин носит свастику во всю спину? - Немец
попытался улыбнуться, но было видно, что ему не до смеха.
"Возможно, он действительно порядочный человек, - подумал Плетнев. -
Если только... не агент Дуайнера".
Немец надел свою шляпу, сразу спрятал под ней лицо, сухо простился.
Через окно Плетнев видел, как он неторопливо и чуть припадая на левую
ногу, шел по улице, пока не повернул за угол. На углу посторонился,
пропуская стремительно шагавшего мужчину - тот почти бежал. Плетнев с
недоумением узнал в мчащемся по улице человеке штурмана Баранова.
На Баранове не было лица.
- Я получил письмо от Светки, - выпалил он. "Я жду тебя каждый день,
мне обещают, что ты обязательно придешь. Приходи. У меня все хорошо,
только, пожалуйста, приходи, куда тебе скажут, только тогда мы сможем
увидеться. Света".
- Ты уверен, что почерк не подделан?
- Почти два года переписывались...
- И все-таки сомневаешься, - Плетнев посмотрел испытующе.
- А как вы бы на моем месте?,
- Наверное, тоже... так сказать, не полностью полагался бы.
- Этот, который передал мне письмо, сказал, что мне надо завтра быть в
любое время недалеко от ресторана "Золотая рыбка". - Плетнев кивнул. - Там
меня и проводят куда следует. Поеду, конечно... Чем черт не шутит, когда
бог спит. Не могу я не пойти. Я всегда говорил, что ее похитили по ошибке.
И, может, теперь ищут выход. А тут из газет известно, муж приехал.
- Кто передал тебе письмо?
- Он не назвался.
- Как выглядел?
- Не рассмотрел. Мы буквально столкнулись. Он, видимо, поджидал меня.
- А все-таки?
- Высокий, почти моего роста, худой. Лет шестидесяти. Волосы седые.
Пострижен коротко, но не слишком. Длинная шея. Леонид Михайлович, если это
важно, когда я пойду на встречу, то уж рассмотрю его как следует. Он
сказал, будет ждать.
- Ты не горячись. Там по-всякому может быть. Похоже, Светлана писала
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг