- Может быть, можно помочь Зимородку? - спросил я, приноравливаясь к
шагу капитана.
Ожерелье усмехнулся.
- Как?
- Но я же маг, Ожерелье!
От сильнейшего подзатыльника из глаз моих шарахнулись искры. Ожерелье
ухватил меня за ворот и затряс.
- Забудь об этом! И думать не смей! - прохрипел он в такой ярости, что
я не испугался, а удивился.
Ожерелье тяжело дышал, постепенно приходя в себя. Успокоившись, он
отпустил меня и вполголоса добавил:
- Пока забудь.
Часть вторая
Они меня сцапали! Господь мой, Старец Морской, на кого ты покинул
верного тебе Сына Моря? Почему ты забыл меня? ... отдал им? Что же теперь
будет делать Зимородок? За кого он меня посчитает? Ожерелье проклянет меня
за то что я сбежал, и никогда мне больше не оправдаться ни перед ним, ни
перед братвой! Будь оно проклято все!
+ + +
Колодки были вытерты до блеска: многих, видать, сжимали они своими
щербатыми челюстями. В круглых дырках, чьи края потемнели и залоснились от
крови, теперь торчали мои руки и ноги. Слезы бессильной ярости заставляли
мир плыть перед моими глазами. Я никак не мог унять слезы. Они текли и
текли, собираясь на подбородке и капая с подбородка на колодки. Я смотрел на
капельки слез, которые одна за другой весело плюхались вниз и разбивались о
деревяху, разлетаясь крохотными брызгами. Мне хотелось вцепиться зубами в
дубовые плахи, защемившие мои лодыжки и запястья и грызть их, как волк,
попавший в капкан. Я бы руки и ноги себе отгрыз, да мне до них не
дотянуться... Мне бы силу Совы... Я бы рванулся одним могучим рывком и
оказался бы на свободе. И бежал бы... И мне становилось во сто крат
хреновей, потому что мысли мои - всего лишь мысли. Ничего я не могу
поделать! Вон: я сижу, пальцем шевельнуть не в силах, - только на то и
хватает, что слезами колодки поливать. Ничего не поделаешь: вляпался - так
вляпался... И как вспомнил, как это со мной произошло, так слезы опять сами
потекли. 2
Три Ножа не пришел....
+ + +
Покинув бухту, мы шли долго, стараясь оказаться от злосчастного берега
подальше. Птицы уже пели вовсю, кода мы наткнулись на малую гряду красных
скал, вставших на пути. У самого их подножия среди травы валялись
здоровенные валуны, из-под одного из валунов бил родник. Испуганные лягушки
с громким плюханьем попрыгали в озерцо родника, прятавшееся в травяных
берегах. - Здесь бросим якорь, - сказал Ожерелье, оглядываясь. - Щербатый!
Миклан! Засядьте в кустах неподалеку. И не спать! Мачта, прихвати
кого-нибудь с собой и проверь скалы. Особенно вон ту, - Ожерелье показал над
возвышающуюся над остальной грядой скалу с плоской вершиной. - Если можно на
нее забраться, то пусть один останется наверху. Сид принялся выкликать
охотников до лазания по скалам. Вызвался Крошка: надо было Дрону тоску
забить чем-нибудь - он ведь с Улихом в бухте хотел остаться, но Три Ножа
отказал ему. Крошка не то чтобы обиделся, но видок у него был малость
потерянный. Крошка с Мачтой исчезли в густых зарослях орешника, который
сплошняком рос у подножия скалы. За ними увязался Скелет, но он по скалам
ползать и не собирался, он долго возился в орешнике треща ветвями, а потом
вернулся с полным подолом рубахи, притащив фундука. Ватага принялась за
вяленое мясо с сыром вприкуску с фундуком, пожевав и запив все родниковой
водой, братва валилась на траву отсыпаться. Сверху донесся протяжный свист,
Ожерелье задрал голову кверху. На плоской вершине скалы стояли двое и
размахивали руками. Ожерелье ответил, приказав спускаться. Вскоре из
орешника вывалился Мачта, а крошка остался на скале Три Ножа выглядывать. -
Там подъем легкий, капитан. Безрукий - и тот поднимется, - доложил Сид. -
Жри и спи. Крошку на вахте сменишь, - сказал Ожерелье. Мачта кивнул и подсел
к ближайшему мешку с провизией, вытащив его из-под Орхана. который пристроил
мешок себе в изголовье. Орхан прекратил храпеть, сонно прищурился,
перевернулся на другой бок и захрапел снова под треск ореховой скорлупы:
Мачта по-беличьи проворно колол фундук зубами. У меня у самого глаза
слипались. Я покрутился, выискивая место, где прикорнуть, а кормчий,
растянувшийся возле продолговатого валуна, похожего на черепаху, будто ждал
этого, поднял лохматую голову от травы и поманил меня к себе. Я пристроился
у Совы под боком и сразу же стал уплывать в сон, но тут же пробкой вылетел
обратно - рядом с кормчим присел на корточки Ожерелье. - Сова, как разбужу
тебя, поднимешь троих и Мачту, сменишь караулы. Понял? Меня разбудишь, когда
Улих появится... - негромко говорил Ожерелье и зевнул. - Спать охота...
Невмоготу прямо. - Лады, - только и буркнул Сова и тут же отключился. Я
притворился спящим. Ожерелье посидел рядом еще немного. Я чувствовал его
взгляд на себе. Он что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, а затем
поднялся и отошел. Я хотел подглядеть за ним сквозь ресницы - что он делать
собирается - но так и уснул с этим желанием. Проснулся я, когда было уже
далеко за полдень. Никто меня не разбудил, сам проснулся. Кормчего рядом не
было, а под щекой у меня лежала его свернутая рубаха. Я сел и огляделся.
Первое, что привлекло мое внимание - размахивающий руками Крошка, который
что-то втолковывал Ожерелью. Рядом с ними на траве сидел кормчий, положив
подбородок на ладонь. Остальная ватага маялась от безделья: кто валялся,
задрав ноги кверху, кто уселся в кружок и травил байки, а возле мешков со
жратвой дрыхли Щербатый и Миклан. Я встал и потянулся, разминаясь после сна.
Хотелось есть, а ватага, видать, уже успела перехватить, потому что жующих
видно не было. Я направился к мешкам. Отрезав шмат мяса, я набил рот и стал
прикидывать как бы мне поближе подобраться к капитану: о чем, горячась,
толковал Крошка я сообразил быстро. Улих не появился. Из ватаги спали только
двое - не мог же Ожерелье с ходу послать Три Ножа в дозор... А не найти нас
Улих никак не мог: меток в лесу мы, конечно, не оставляли, но какой же моряк
с курса собьется в ясную погоду, если солнце над головой светит. Однако Три
Ножа не было. Ожерелье слушал Крошку, а сам был озабоченный, нахохлившийся.
Крошка, вероятно, добился своего, потому как Ожерелье несколько раз кивнул,
и Дрон сращу же куда-то заторопился. Сидящий на траве кормчий ухватил Крошку
за рукав, останавливая. Дрон выслушал что ему сказал Сова и радостно
осклабился. Кормчий поднялся на ноги и звонким шлепком прибил комара на
голом плече. Я наконец-то сообразил как мне добраться до этой троицы.
Быстренько вернулся к месту, где спал, взял рубаху Совы и, жуя на ходу мясо,
пошлепал к ним. Они еще договаривали и не заметили, как я подошел к ним. -
Вдвоем не ходите, - донесся до меня голос Ожерелья. - Лады, капитан, -
ответил Сова. - Кто захочет ноги размять, пусть идет с нами. Мы только до
бухты и назад. Жратвы еще в лодье возьмем. Шут его знает, сколько эта бодяга
с магом протянется. - До фризругов не рыпайтесь, - предупредил Ожерелье. -
Вдруг им тоже лодью навестить приспичило. - Коли сами не полезут... - А
ежели Улиха в бухте не окажется? - Крошка хлопнул себя по ляжкам в полном
расстройстве. - Может он на фризругов наткнулся, и они его либо порешить
захотели, либо повязать. Ожерелье не согласился: - Тогда у них покойников
станет поболе... Чушь городишь. Кому уж как тебе, Крошка. Улиха-то не знать.
Да и фризругам не больно-то надо за нами охоту устраивать, - что они на этом
выиграют? Сам посуди... - Улих-то не пришел, - покачал головой Крошка и
добавил. - Зря ты, Ожерелье, такую возню затеваешь: я бы и один сходил.
Капитан хотел ему возразить, но тут он заметил меня и буркнул : - Чего тебе,
Даль? - Вот, - выставил я вперед рубаху кормчего. - Рубаху Сове принес. -
Принес, так отдай. Кормчий принял у меня рубаху, натянул ее через голову и
повел плечами. - Ну, капитан, чего? - спросил он. А я решил не торчать
бельмом на глазу и отвалил потихоньку. - Сейчас, - сказал Ожерелье и
окликнул меня. - Даль! Я застыл с поднятой ногой. - Ступай на скалу. Мачту
сменишь, - велел он. - Как подняться найдешь сам: там орешник заломан на
подходе, а дальше увидишь. Пошел. Я прожевал последний кусок мяса,
проглотил, отер руки о штаны и направился к роднику. - Ты куда? - остановил
меня Ожерелье. - Я же на скалу велел. - Воды напьюсь, - ответил я. - Я
только что мяса налопался, а фляги у меня нет. Пить захочется, что делать
буду? - Иди, - отпустил он меня. Я дотопал до валуна, из-под которого бил
родник, и опустился перед озерцом прозрачной воды на колени, вспугнув
большую лягушку. Смелая, однако: вокруг народу топчется, сколько она ни разу
в жизни своей лягушачьей не видела, а не сидит под листом, на бережок
выбралась. Лягва растопырилась посередке озерца, выставив поверх воды ноздри
и выпученные глаза. Когда я наклонился к воде, она, дернув перепончатыми
лапами, метнулась под самый берег, под нависшую траву и там затаилась. Вода
в родничке была чистейшей, а дно озерца устилали разноцветные камешки,
которые в токе хрустальной воды казались драгоценными самоцветами. Солнечные
зайчики гурьбой бегали по камешкам. Пил я долго, с запасом, пока в животе не
забулькало, а напившись, отер мокрые губы ладонью, поднялся и потопал куда
велено было. В орешнике я ненадолго задержался и нарвал себе орехов, покидав
их за пазуху. Если мне наверху скучно станет, то орешков погрызу - тоже
занятие. Фундук был еще не созревшим до конца, скорлупа орехов не успела
потемнеть и отдавала молочной белизной. Когда я вылез из кустов, рубаха у
меня нависала над ремнем навроде Скелетова пуза. Я сразу увидел, как мне
подниматься, к тому же подъем был помечен: расщелинах торчали свеже
обломанные веточки. Цепляясь пальцами за шероховатый гранит, я полез на
скалу. Орехи шуршали за пазухой и кололи живот. Поднялся я быстро и без
особенного труда. Прав Мачта - тут и безрукий поднимется. Сид сидел на
площадке размером эдак с сажени полторы в длину на сажень в ширину. Спиной
ко мне. Я тихонько свистнул. Он обернулся. - Что видать? - спросил я,
забираясь на площадку. - Орешков хочешь? - Сменяешь? - ответил он вопросом
на вопрос. - Шуруй вниз. Теперь моя вахта, - махнул я. - Фризругов не
видать? - Куда уж тут... - скривился Мачта. - Один лес. - Так чего тогда
смотреть? - удивился я. - Подступы к скалам отсюда, как на ладони. Да и за
морем проглядывай. Мачта расправил спину, похрустел суставами и перекатился
к краю площадки, не вставая. Я увидел короб полный болтов и лежащий рядом с
ним самострел. - Орешков-то возьмешь? - повторил я. - Сам нарву, - ответил
он и исчез из виду, скрывшись за краем площадки. Я сел так, чтобы и
подножие, где ватага обреталась, взглядом захватить, ну и море вокруг
видеть. Вершине скалы, на которой я сидел, судя по всему, была самым высоким
местом на острове: остров раскинулся передо мной почти что весь, только
западная оконечность - прикинул я по солнцу - терялась за горкой, поросшей
деревами. Может, туда фризруги и двинулись? А Зимородок интересно где?
Почему он ни с нами, ни с фризругами не пошел? И достал ли он ту штуковину,
за которой мы на остров перлись? В запарке и распре никто мага об этом
спросить и не удосужился... Бухту, где на берегу валяется лодья, а на дне
лежат обломки "Касатки" вперемешку с костями гада, обглоданными акулами,
тоже не шибко видно. А жалко: может, Три Ножа до сих пор там, в бухте? Я
спохватился и посмотрел вниз, и не увидел ни Крошки, ни кормчего. Ушли уже.
Хотя как сказать: мне сверху бивак почти и не виден был - его разбили
поближе к орешинам, а они-то обзор сверху порядком закрывали. А вот подступы
к гряде действительно просматривались очень хорошо. Я немного выждал - если
Крошка и Сова не ушли, то я их замечу. Но, видать, они успели уйти, пока я в
кустах ворошился, орехи собирая, да на скалу поднимался. Я придвинул
самострел поближе к себе, чтобы сподручнее в случае чего схватить было, и
запустил руку за пазуху за орехами. Время тянулось медленно - на вахте
всегда так, особенно когда ничего не происходит, и размышлял. Но о чем бы я
не начинал думать - хоть о идущих сюда темных магах, хоть о чем еще - все
равно думки мои возвращались к мертвому Руду и Улиху, оставшемуся с ним.
Куда подевался Три Ножа? Почему он не догнал нас, как было уговорено? И еще
одну мыслишку я пытался отогнать подальше, но все никак мне это не
удавалось: не смошенничай я при гадании, был бы Руду жив, и были бы они с
ватагой оба - он и Три Ножа. Мысль эта разъедала меня почище щелока, и
спасения от нее не было никакого. Грызя орехи и предаваясь невеселым
раздумьям, я оттарабанил на скале почти до самого заката, а потом появился
Мачта, и я спустился вместе с ним, а внизу уже горели костерки: на скале
было еще светло, а здесь стемнело. Я догадался, что Ожерелье загнал меня и
Сида на вершину не за фризруговыми игрищами следить, даже если им на ухо
нечистый нашепчет, а высматривать, когда на море появятся темные маги. Ночью
от поста на скале толку было немного. Получив свою долю мяса с сыром, я
принялся за них. Ушедшие искать Улиха \пока не вернулись, Ожерелье сидел
мрачнее грозовой тучи, и возле костров тоже было тягостно. Ватага лежала
брюхом кверху и ждала невесть чего, смурнея от часа к часу. Былой настрой
исчез, как и не было: поначалу-то братва шкуру неубитого медведя делила
по-новому - судили, рядили как золотишком распоряжаться будут, изгалялись
кто во что горазд, - а, как Три Ножа пропал, все потихоньку сошло на нет.
Скелет было порывался байки травить веселые, но на него цыкнули, и он
примолк. Неожиданно со стороны леса раздалось громкое совиное уханье, потом
еще раз. Ожерелье быстро поднялся на ноги и стал вглядываться в сгустившийся
среди деревьев мрак. Сова закричала в третий раз и на этот раз гораздо
ближе, закончив вопли трелью сове никак не свойственной. Ватага оживилась,
враз зашевелилась. Ожерелье кликнул Петлю и Краса, а потом опамятовался,
велел Петле на месте оставаться, вызвав вместо него Орхана, и втроем они
направились к лесу встречать ушедших: Крошка, кормчий и все, кто пошел
вместе с ними, вернулись. Совой кричал кормчий, у него это здорово
получалось - ни за что не отличить от взаправдашней совы. Я поспешно
дожевывал мясо и очень надеялся, что они отыскали Улиха, и он притопал
вместе с ними. Я бы много за это отдал. Ох, много... Те пятнадцать тысяч,
которые на мою долю причитаются, отвалил бы, не сморгнувши. Подумаешь! Не
было у меня их раньше, не будет и позже - тоже мне печаль! Но надеждам моим
сбыться было не суждено: когда они подошли поближе, я не увидел среди них
Три Ножа. Пропал Улих и следа не оставил... Братва набросилась на кормчего и
Крошку, и на пятерых, с ними ушедших, забрасывая вопросами, а я докончил сыр
с мясом, напился водицы из родника и потихоньку побрел к орешнику. Я решил
выполнить то, что еще на скале сидючи задумал на тот случай, если Три Ножа
не найдут. Забрался я в кусты, выбрал на ощупь место такое, чтобы зад не
кололо и сел. Задумка моя была простой: позвать Зимородка и порасспросить
его насчет Улиха. Может чего маг и скажет. Я закрыл глаза и стал в мыслях
звать Зимородка. Звал долго, но он не отзывался. Я растерялся: как же так -
я ведь уже доставал таким макаром. Но оставаться несолоно хлебавши мне жуть
как не хотелось. Я попробовал снова. И опять то же самое: я - ау, а мне -
... Я тогда разозлился: что же это он, маг, уходя на меня кивал, мол, через
Даля искать меня будете - вот я и ищу! А, если что не так я делаю, так надо
ж было объяснить как! Буду кликать, пока не дозовусь... Я поднапрягся и стал
опять дозываться Зимородка, но уже не тем шепотком, каким первые разы мага
призывал, а "орал" внутри себя, не стесняясь. И чудо свершилось! Ору я
эдаким образом и ничего, кроме собственных воплей не слышу, и вдруг
появляется ощущение, будто голос отделился и полетел сам по себе в тишине
какой-то невероятнейшей, и в этой невероятнейшей тишине я услышал громкий
голос Зимородка: "Не надо так кричать, мальчик." Я сразу же вопить перестал.
"Я слушаю тебя, Даль," - сказал Зимородок. - "Что стряслось?" "Случилось," -
подтвердил я, а сам радуюсь - смог-таки! - Три Ножа пропал. "Как пропал?" -
удивился он. Я объяснил Зимородку, что произошло, он слушал, не перебивая,
а, выслушав, сказал: " Подожди немного," - И замолк. В ожидании я весь
извелся и пообкусывал ногти на обеих руках. "Слушай меня, Даль," - произнес,
наконец, Зимородок, и я встрепенулся. - " Три Ножа в западной части острова"
"Его фризруги сцапали?" "Нет. Фризруги здесь ни причем: они в
противоположной стороне, на восточной стороне, их бивак в трех верстах от
вашего." Я диву дался: "Чего Три Ножа туда понесло? Чего он там сей час
делает?" "Сейчас он спит," - ответил Зимородок.- " Ты хочешь спросить
что-нибудь еще?" Я в полной растерянности ляпнул : "Нет." - И тут же пожалел
об этом, но Зимородок уже прекратил разговор со мной. Я посидел еще немного
в орешнике, мозгуя над вестями, услышанными от мага. Так... Три Ножа живой и
дрыхнет где-то, в ус не дуя. Это уже кое-что... Но почему же он взял и
откололся от ватаги? Никому ведь и в голову не пришло, что Три Ножа замыслил
отколоться. Может, зуб на Петлю держит и на нас заодно? Ватага-то решила,
что Петля не виновен, а Улих решения братвы принять не хочет? Думал я,
думал, но так ничего и не придумал, вздохнул и полез из кустов наружу, и
вовремя, потому как увидел, что ватага в круг собралась, а посередине круга
стоит Ожерелье. Опять что-то решают. Я заторопился: не иначе как на
фризругов собираются облаву устраивать, за Улиха мстить. - Явилось, красно
солнышко! - насмешливо крикнул Орхан, который заметил меня первым. Взгляды,
которыми награждала меня братва, радостными назвать было нельзя. Я стал
пробиваться сквозь круг на середину к Ожерелью. Орхан ухватил меня за рукав
и дернул: - Куда прешься? Сядь. - Пусти, - огрызнулся я, выдернул руку и
продолжал переступать через ноги сидящих в кругу, закричав. - Ожерелье! Я
говорить буду! Про Три Ножа. Это возымело должное действие: меня перестали
хватать за штанины. Я выбрался на середину к капитану. - Я с Зимородком
говорил: Три Ножа живой! - поспешил сообщить я ему. Ожерелье прищурился и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг