Вместо многоточий ставлю одну, большую и толстую точку. ТОЧКА.
Часы на запястье Любена исполнили "Танец с саблями" - девять утра.
"Квант" долго-любовно прослушивал точность воспроизводимых звуков -
игрушки-тикалки он собирал своими руками - после чего поднялся, обошел стол
и нажал кнопку подъемника, спрятавшуюся в стене. Мотор заурчал, втягивая в
себя канаты, замер: Любен распахнул дверцу, выкатил трехъярусный
стол-раздвижку, перегруженный яствами. На верхнем этаже, в дополнение к
снеди, возвышался кувшин с розами.
...мы резко повернулись на скрип - дверь, молчавшая в руках Вейна, как
и в моих, - пропустила Сибиллу, обтянутую чем-то блестящим; одинокий скрип -
все внимание приковано к "Киске". И не напрасно: фигура Сиби за последний
год обострилась до стандартов восковых музеев - аж дыханье перехватило,
когда я вспомнил, что сжимал это чудо природы в своих объятиях... Да, снять
бы с нее... гипсовый оттиск, изготовить тысячи литформ и заливать в них
малоудавшиеся экземпляры - недовольство и неудовлетворенность в стане мужчин
исчезнут, мир переродится, женщины за сутки соблазнят всех нас, включая
политиков и любителей пострелять из пушек, и наступит на Земле Золотой Век -
Век Любви. Что гораздо интереснее нынешнего перебрасывания взаимными
угрозами, вызванного эпидемией сексопатологий. Лично я обязуюсь помочь даже
Тому Самому Онсвину - имею знакомства, как в среде хирургов-практиков, так и
в обезъяннике - подошьют по первому разряду...
"Здравствуй, Сиби..." - прошептал я.
"Женская интуиция, никогда не подводившая Сиби, сработала и на сей
раз - "Киска" запустила в букет лакированные пальчики, вытянула записку.
Отдав ее Бобу, она прожурчала один общий "привет", подошла ко мне и
поцеловала в щеку так, так... как будто мы расстались только вчера.
- Разверни, - воскликнула она, обращаясь к Бобу. Он немо покачал
головой, отказываясь, вернул Сибилле голубой листок, сложенный вчетверо.
"Киска" развернула записку, пробежалась по ней глазами, хихикнула:
- Поздравляю, мальчики подземелья! Вам признается в вечной любви
Кулинарная Элита города. И желает успешного выступления на Фестивале!
- А? Что? - засуетился я, сердце екнуло, но! Ушки навогтрил. -
Фестиваль? Будете выступать? Что ж вы молчали?!
- Да, - Сиби хитро подмигнула мне, - сегодня в двадцать ноль ноль
открывается первый Фестиваль "Живой" Музыки. А завтра, - она ткнула мне в
грудь длинным блестящим коготком, - у Вас концерт.
- У н-нэ-на... вас? - сглотнул я, подозревая неладное.
- Боб, Стас... ничего еще не рассказали ему? - Сибилла задергала
головой; впервые за долгие годы, если не за всю жизнь, ее мордашка выражала
растерянность и недоумение.
- Объясните?! - гаркнул я, промычал нечто нечленораздельное,
повторил: - Объясните?! - и хлопнул ладонью по столу.
- Сколько натикало? - спросил Боб.
- Семь минут десятого, - выдавил Вейн, сквозь сомкнутый барьер зубов,
вытащил из нагрудного кармана крохотный транзистор... очень он напоминал
плейер... я вспомнил ангельски нежное бедро стюардессы - условия загадочной
игры мне начали нашептывать еще в воздухе, но!, в соседстве с облаками, я не
догадался, что часы пущены - партия "на бильярде" состоится в любую погоду,
а мяч покатится, как под гору, в одни ворота - мои.
Резко сменился ритм жизни: еще вчера событиями управлял я, как мне
казалось. А сегодня они - события - повели меня, хладнокровно заламывая руки
и толкая в спину.
- ... пип-пип... назад мы связались с руководителем "Континуума", Бобом
"Киндером", и он... подтвердил, что завтра вечером состоится первый из трех
запланированных концерт, входящий в программу Фестиваля. Знакомый вам,
дорогие слушатели, автор стихов и... пип-пип... Владислав В. примет в нем
участие, и... пип-пип...
Вейн выключил приемник - в подвальном помещении, под тоннами бетона,
мрамора и стекла, голос диктора существовал, как наслоение помех... Но то,
что я все же услышал... Похожее чувство я испытывал дважды: в далекой
Антарктиде, когда мы с Василием провалились в расщелину, нас обнаружили
через несколько часов. Первый раз - в детстве, когда меня застукали за...
- Да вы что, ребята! - взвился я. - Моя скромная сиротская персона не
может иметь к концерту никакого отношения!
- Ошибаешься! - ответил Стае, указывая на меня барабанной палочкой. -
Ты! Только ты можешь продолжить Его Дело!
- Какое дело? Каким образом? Я и петь-то толком не умею! Лишь для вас,
под застолье...
- И на потребу элите, этому жирному борову... - прошипел Вейн.
- И дочери его Милены... - зевнула "Киска".
- Что ты споришь... остолбенело произнес Боб, - ведь мы вчера обо всем
с тобой договорились...
- Мы с тобой? Это значит - ты и я?
- Да, - уверенно кивнул Боб.
Я сдвинулся на краешек стула: если услышанное и увиденное сейчас -
сон - надо бежать. Если явь - придется бежать еще быстрее.
- Он ничего не помнит... - Боб развел руками - приехали...
- Сидеть, - прорычал Вейн, он лучше всех знал меня, потому рассек мои
пораженческие настроения, - никто не собирается тебя насиловать! Мог бы
догадаться, почему Боб подтвердил твое участие лишь сегодня утром.
Я промолчал, пожав плечами - откуда мне знать?
- А потому, - последовало объяснение от "Киндера", - что я вчера
убедился - ты можешь заменить Его! Иначе - никаких концертов, никакой
халтуры! Ты - тот, кого мы искали.
Боб подтасовывал факты, в чем я не сомневался, но что толку спорить: я
неплохо помню лишь первую бутылку ликера. Что за ней последовало? И все же:
- Почему я?! - мне не нравилось, что они так уверенно, но
бездоказательно обрабатывают меня. - Каждый из вас поет лучше!
- Только ты... - набычился Вейн. - Не в том суть.
- А в чем? Почему увиливаете: боитесь, не хотите? - я пытался
расшевелить их, вызвать бурную ответную реакцию. Самое время разобраться,
что они задумали со мной сотворить.
- Да мы хотим... - ответил "Квати", раскачиваясь на стуле, - но не
можем, как в том анекдоте... - и скис.
- А я могу?
- А ты можешь... - ласково прошептала "Киска", нагнулась, обняла меня
за шею, прижалась щекой к щеке, - ты сможешь еще лучше, Влад, если захочешь,
если очень захочешь...
Вкрадчивый голос Сибиллы призывал к подчинению, поклонению,
боготворению и еще-еще-еще чему-то. Я подчинился прикосновению ее тонких
длинных пальцев, тело ослабло, но мозг сопротивлялся, противопоставляя себя
безвольной биомассе.
- Не понимаю! Ничего не понимаю! - вырвался мозг. - Я не видел Тилла
У., никогда не слышал Его "живьем"! О какой замене может идти речь?! Сиби,
объясни хоть ты, как он выглядел?
- Опять он за свое! - рассвирепел Вейн.
Сибилла посмотрела на Молчуна, взмахнула рукой, что-то прошептала, как
настоящая колдунья, - Вейн и впрямь успокоился, сжал рот, став молчуном.
- Он ушел от нас, мягко растягивая слова, объясняла Сиби, - высокий,
мускулистый, с черным ежиком волос, как у Стаса. Однажды, пасмурным утром,
когда Его позвали в путь другие дела, Тилл У. встал и вышел, вот и все...
- С черным ежиком волос? - я вернул разговор к Его внешности, - и с
бородкой?
- Ошибаешься, Влад, - урчала и мурлыкала "Киска", - не терплю бородатых
мужчин, разве не помнишь?
Нет, Сиби, помню, я все помню: и, на один бесконечный миг, мы слились с
"Киской" в наших - только наших - воспоминаниях...
- Вот посмотри, - сказал Боб и достал из сумки небольшой металлический
диск, положил передо мной.
- Что это? - ужаснулся я.
- Душепоглотитель! - воскликнула Сибилла.
- Все ясно, - кивнул я.
Вейн сердито кашлянул: Сиби явно сказала лишнее. Боб торопливо принялся
объяснять мне, разгоняя грозовые тучи, пририсованные на безоблачном небе. Он
говорил, улыбаясь после каждого слова:
- Это усилитель. Изобретение. Вернее, модификация Тилла У. Диск
усиливает чувства человека. Особенно крик Души. Боль не жмется внутри. А
вырывается наружу. Когда ты поешь, ты вкладываешь в слова не только мощь
легких. Ты вкладываешь частицу себя. Диск позволяет тысячекратно усилить
мысли и чувства. До уровня, когда они способны пропитывать слушателей. Но!
Тысячекратно усиливая, диск высасывает живую энергию из твоего тела. Отсюда
и словосочетание - "живая музыка". Диск высасывает из тебя силы, но
наполняет удовлетворением. Это не домыслы. Так нам рассказывал Тилл У.
Ребята могут подтвердить.
- Зачем? Я верю тебе.
- Что это за слово - удовлетворение? - включился в разговор Любен, его
распирало желание "поделиться" со мной. - Как будто речь идет о женщине!
Удовлетворение мгновенно и статично. Но! Как рассказать Владу о том, что
творилось в Зале во время концертов? Помните? Ведь и мы все, каждый из нас,
поочереди, спускались в Зал, наполненный Его "Живым" голосом, пропущенным
через усилитель. Я иногда наблюдал за зрителями. Тилл У. мог делать с людьми
буквально все - внушать любые мысли, чувства. И он пел! Он пел лишь о том,
что волновало Его: Войне и Мире, Добре и Зле, Любви и Ненависти, Бедности и
Богатстве. О том, что принято стыдливо обходить, ссылаясь на банальность...
- Кстати, - спросил Стае. - Ты прочел Его Книгу?
Я пожал плечами: что можно ответить? И да и нет.
- Мы, наверное, ошиблись, вот так, напрямик, подсунув Его Книгу, ничего
не рассказав, - вздохнул Боб. - Понимаешь, Влад, нам трудно объективно
оценивать Его Стихи - все строки имеют для каждого из нас свою тональность,
свое настроение, ответную реакцию. Мы предвзятые ценители Его таланта,
оставившего в нас индивидуальные отпечатки... - Боб замолчал, не закончив
фразы.
Разговор замедлился, сбившись с пути...
- Неужели так просто: надеваешь на шею металлическую игрушку и
превращаешься в Нью-Мессию? - спросил я.
- О-хо! Если б все было так просто, как с женщинами! воскликнул
Любен. - Голос Тилла У. помогал лишь тем, чьи души оставались живыми, не
потерявшими способности деторождения. Он вкладывал в них частицу себя, как
семя в благодатную почву... И они покидали Зал, взявшись за руки... Они...
голос Любена задрожал. - Конечно, когда он стал популярен, под него
подстроились и стар и млад. Так что сегодня невозможно сказать: вот этот
действительно страдает и мучается, а этот лишь наигранно закатывает глаза.
Знаешь, сколько друзей в одночасье появилось у Тилла У.? И врагов, - добавил
Вейн.
- Конечно, - кивнул Любен, - жаль только, что многие из них никогда не
слышали Его голоса...
- И не стремятся услышать, - проворчал Молчун.
- Ребята, - перебил я и намекнул, - все же - вас пятеро, м-м?
- Нас пятеро, а ты один! - разозлился Вейн.
- Не ругайся! - закричал на него Стае, - лучше объясни!
- Что тут объяснять, - Любен развел руками - жест обозначал начало
импотенции, - мы не можем! Мы фригидны! Усилитель не реагирует на нас! Мы
бесплодны - хотим, но не можем.
- Хуже того, - сбивчиво добавил Стас, - сами нуждаемся в живой музыке,
как пиявки, привыкшие сосать кровь наркомана. Без нее мы вялы, апатичны,
никчемны и слепы...
- Нуждающийся в Его голосе не может петь сам, - подытожил Вейн.
- Тогда почему я, не слышав Его голоса, могу? А как же другие группы?
Что, и Джеббер перестал петь? И Джон? И Роберт? Или они не слышали Его? Тилл
У. пел только для вас, да?! - разозлился я.
- Отнюдь! - оборвал меня "Квант". - Я не согласен с Вейном. И мы можем
петь, но после Тилла У. "Континуум" - бессмыслица.
- Ну, хватит учить, моралист нашелся, - огрызнулся я и спросил: - Что
мне делать с диском: на шею надеть?
Все дружно закивали. Дружно-молча.
Я протянул к диску руку. Ребята замерли, ожидающе насторожились. Только
Боб, как ученый-теоретик, знающий итог опыта, не сомневающийся в
правильности своих постулатов, сложил на груди руки, улыбаясь
многозначительно-спокойно.
Я осторожно взял цепочку, приподнял диск, перекатил на ладонь: он
пульсировал - измученное живое существо, прячущееся от погони. Или бедро
стюардессы...
- Стучит, как сердце, - сказал я.
- Ага! - воскликнул "Квант", глаза его блестели, - а в наших руках, -
он протянул-показал свои трясущиеся кисти, он остается безжизненной
металлоломиной.
Стас заскрежетал зубами. Боб глубоко вздохнул и подмигнул мне. Только
Вейн не выразил своего отношения - как сидел глаза долу, так и продолжал
сидеть, напоминая предводителя "тайного" заговора. А Сибилла, стоя у меня за
спиной, уже застегивала на моей шее цепочку усилителя.
Я бережно-осторожно спрятал диск под футболкой... он прилип к телу,
слился с ним, вторя тактам сердца, ритмам души, призывая ее петь, говорить и
читать стихи.
- Ну... - прошипел я, прокашлял иссохшее горло, - чего бы глотнуть, да
попробуем спеть?
Эхо радостных возгласов-вздохов послужило мне ответом.
- Для того и собрались! - воскликнул Стас, размахивая палочками. А
Любен, подхватив стул, направился к фоно.
- Начинаем? - переспросил Боб.
- Да. Только с чего? - подумал я вслух и вспомнил: Завтра вечером
концерт! Хватит ли времени?
- Времени хватит: всегда и на все. - Многозначительно ответил Молчун. -
Было бы желание. Так говорил Тилл...
- Тилл У?
- Тилл У. И еще он говорил, что не стоит стучаться в запертые двери -
за ними нет ничего, кроме духовной пустоты. Именно ее и прячут от
посторонних взглядов... Он говорил, что надо пользоваться тем, что просто,
доходчиво, что трогает сердце и душу, и заходить в те двери, в которые
пускают, в которые не надо стучаться: за ними нас встретят с радостным
нетерпением. Таких, какие мы есть на самом деле... Он нахлынул на наши
головы, как сумасшествие, как потоп, он захлестнул нас... - монотонно
восторгался Вейн, раскачиваясь из стороны в сторону, как при чтении молитвы.
Остается напоследок пропеть: "Славься!". Раза три, для полного кайфа.
Я неспешно обтер ладонью лоб: цирк, да и только. Ребята так убедительно
вжились в новые роли, что и я им начал подыгрывать. Единственно, кому
перевоплощение не требовалось "Киске", ее роль основана на смене грима, а
текст остается тот же. Резонно? Или я, как обычно, несправедлив к Сиби? А к
Вейну, Бобу, Любену и Стасу? Их вздохи, крехи, стоны, вопли, крики,
объяснения нелогичны, они разнородны и не складываются в едино-законченную
мозаику. Столько вопросов к ним накопилось... Или пресс-конференцию
отложить? Прочесть, для начала:
"Выходите на улицы, бегите за город,
Ложитесь в траву: смотрите и слушайте!
Птицы, кузнечики, бабочки, мураши
Они умнее нас, они - часть природы.
Они святы в своем неведении
Ложных преимуществ цивилизованности..."
- Что-то не нравится? - спросил Стас.
- Точно сказать не могу... - уклончиво протянул я. Мелькают неуловимые
образы, ассоциации... кажется, все это уже было со мной. Или не со мной? Но
я знаю, я слышал... чувствовал похожее.
- Ты перестанешь сюсюкать и рассусоливать! - выкрикнул Вейн. Его
агрессивность мне не нравилась. Утром, да и возле моря, он был другим. -
Разве так важно! К черту твои ассоциации!
- Что в таком случае, важно?
- Подсказать? - прищурилась Сибилла, - вот послушай:
"Не проходи мимо плачущего ребенка:
Любой ребенок - твой ребенок.
Любые слезы - твои слезы.
Детей чужих, как слез чужих - не бывает!
И дети, и слезы - твои!"
- Это ты о чем? - спросил Боб.
Сиби отвернулась, отошла к стене.
- Что? - не понял я. Вейн пожал плечами. Мы переглянулись и подошли к
ней.
- Влад, у меня будет ребенок... - прошептала Сибилла, сопя мокрым
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг