Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
скажем, лучше всего из того окна, или, быть может, если подвесить люльку над
подворотней, то из нее. Но это так, к слову, а главное...
     - Главного, профессор, вы так и не сказали,- сурово произнес я.- Что же
такое особенное вы увидели на просвет, когда снова сложили эти слайды?
     - Господи,- нетерпеливо сказал кандидат, пронзая меня ученым взглядом,-
неужели вы до сих пор ничего еще не поняли?
     - Куда мне! Так что вы увидели, сэр Уильям?
     - Ничего особенного,- сказал профессор.- Я увидел этот двор.


     ОТКРЫТКА С ВИДОМ НА ПЛОЩАДЬ ПУШКИНА

     Маргарет, мой друг, с того дня, когда я сделал открытие, известное  вам
и только вам одной,- я не был еще так взволнован.  Молодой  русский  коллега
пришел к тому же результату иным, я бы  сказал,  противоположным  путем,  не
рассудочным, внешним, а интуитивным,  внутренним,  столь  присущим  русскому
гению, начиная от Пушкина; отвлекитесь от  фона  и  согласитесь  -  памятник
поэту прекрасен, не правда ли? Как и все прекрасное, как стихи и деревья, он
сложен из простых элементов, из кирпичиков мироздания,  которые,  причудливо
соединяясь, вдруг  являют  нам  совершенную  картину.  Я  видел  это  своими
глазами.
     Бернару и О'Бумбе здешний климат по вкусу. Мы гуляем по тихим улицам  и
заходим в тихие дворы, где нам втроем так хорошо и  спокойно,  и  вспоминаем
вас.
     Ваш Уильям


                                  Глава 5

     Позвольте представить - Саша Могилевский  в  домашнем  интерьере.  Саша
Могилевский жил в запущенной коммунальной квартире на Остоженке,  которая  в
то время еще носила звучное имя Метростроевская,- и чего только не  выдержит
наш язык, воистину великий и могучий! Будь он не столь велик и могуч,  право
же, давно бы зачах.
     Кроме Саши, здесь обитали по преимуществу бойкие  старухи,  но  они  не
поддерживали порядка, что вообще свойственно их полу и  возрасту,  поскольку
ходили упорные слухи, что дом на днях передадут какому-то  министерству  под
канцелярии, а жильцов отселят на  дальнюю  околицу,  слухи  эти  носились  в
воздухе уже лет десять, время вполне достаточное, чтобы квартира приняла вид
стойбища,  которое  будет  вот-вот  покинуто.   Министерство,   однако,   не
торопилось, а может быть, министру не понравился Сашин дом  и  он  приглядел
другой, получше. Сашу все это устраивало, потому что он, во-первых, не горел
желанием переселяться в отдаленные места, а во-вторых, при общем  запустении
в квартире соседки не требовали от него, чтобы он строго соблюдал чистоту  и
порядок в местах общего пользования.
     Я бы в тэкую квартиру иностранца не привел, не то что профессора,  даже
учителя младших классов из самой что ни на  есть  отсталой  страны  третьего
мира. Но у Саши Могилевского свои взгляды на жизнь.
     Мы  ввалились  в  квартиру,  прошли  по  тускло  освещенному  коридору,
облупленные стены которого были заставлены и увешаны шкафами  и  шкафчиками,
вздыбленными панцирями древних кроватей, какими-то антикварными  предметами,
раскладушками и оцинкованными корытами. Наше шествие могло бы украсить любую
комедию, из тех, что вызывает у зрителя безотчетный нутряной смех без намека
на идейность. Я бы предложил "Мосфильму" эту квартиру в качестве  павильона,
а нас самих как актеров. Эпизод  метров  на  тридцать  вошел  бы  в  историю
отечественного кинематографа.
     Из дверей, мимо которых мы шествовали, высовывались  головы  и  тут  же
исчезали - Бернар мог напугать кого угодно,  хотя  мне,  при  более  близком
знакомстве, он вовсе уже не казался страшным.
     Он шел, тычась мордой в ноги Могилевского, который возглавлял процессию
на правах  хозяина.  О'Бумба  до  последнего  лестничного  пролета  сидел  в
корзинке, а корзинку, естественно, держал ваш покорный слуга. Наш  временный
коллектив единодушно и молча отвел мне роль носильщика котов, но как  только
Саша вскрыл многочисленные запоры на входной двери коммуналки  -  а  их  там
было не меньше, чем в подвалах швейцарского банка,- кот сиганул из корзинки,
задрал хвост и вбежал в квартиру первым, будто собирался освятить новоселье.
Он трусил вдоль шкафов и корыт, принюхиваясь  и  озираясь;  со  своей  серой
шкурой и полосатым  хвостом  он  казался  таким  же  неотъемлемым  атрибутом
коммуналки, как раскладушки на стенах.
     Саша распахнул  дверь  своей  комнатенки,  кот  пересек  порог  первым,
наскоро огляделся и впрыгнул на тахту - едва ли  не  единственный  достойный
внимания кота предмет в этой комнате, больше похожей на фотолабораторию.
     Даже обеденный стол рядом  с  тахтой  был  заставлен  кюветами,  а  про
огромный рабочий  стол  в  углу  и  говорить  не  приходится.  Как  монумент
фотоискусству, на  нем  высился  гигантский  фотоувеличитель  со  множеством
приспособлений, назначения которых я так и не узнал, хотя не раз был в  этой
сумасшедшей комнате.
     - Достань  посуду  из  серванта,-  сказал  мне  Саша,  а  сам  принялся
перетаскивать кюветы со стола в  дальний  угол,  на  пол.  Я  сгреб  обрывки
ракорда, упаковку от пленок и пустые конверты,  раскрыл  дверцы  серванта  и
извлек из него вполне приличную посуду - мы скидывались по трешке в  прошлом
году, когда Могилевскому стукнуло сорок. Это был хороший повод благоустроить
его быт, тем более что мы часто заходим сюда - посидеть,  потрепаться,  мало
ли зачем еще,- Саша у нас в отделе единственный холостяк. Вот он, подарочный
сервиз! Даже плохие напитки (не могу придумать ничего хуже  азербайджанского
чая  "второй  сорт")  как-то  облагораживаются,  если  пить  их  из  тонкой,
полупрозрачной чашки, расписанной бледно-голубыми розами.
     Кроме этого сервиза - не случайно же Могилевский велел мне достать  его
без промедления,- в комнате не было ничего, что было  бы  прилично  показать
именитому гостю. Я представил себя на месте Бризкока,  взглянул  на  комнату
его аристократическими глазами - и поежился. Бернар  лежал  на  вытертом,  с
проплешинами коврике, а Миша Кравчук неосторожно  присел  на  подоконник,  с
которого - я знал это наверное - пыль не стиралась месяцами.
     - Великолепно,- сказал сэр Уильям и лучезарно улыбнулся.-  Изумительно!
Невероятно!
     Я перетаскивал тарелки и чашки на стол, рылся по ящикам в поисках ножей
и вилок. Боюсь, если иностранцы начнут сюда шастать регулярно, нам придется,
чтобы не ударить в грязь лицом, скинуться на столовое серебро, не  дожидаясь
очередной круглой даты в Сашиной жизни. А Бризкок - нашел  чем  восхищаться.
Сюда бы женщину вроде моей Оли, она  бы  вычистила  эти  авгиевы  конюшни  и
превратила их в павильон "Коневодство" на ВДНХ.
     - Вы  только  взгляните!  -  восторженно   продолжил   сэр   Уильям   и
доверительно дотронулся до моей руки.  В  этой  руке  я  держал  алюминиевую
вилку. Интересно, в Великобритании такие вилки есть?
     Бесплатную похлебку, которую, как нам рассказывают газеты, дают  бедным
и бездомным, надо полагать, хлебают все же алюминиевыми ложками (у Саши  они
тоже есть, штук пять), но бывают ли бесилатные макароны - гнутой алюминиевой
вилкой можно подцепить их и только их,-  этого  я  не  знал.  А  это,  между
прочим, хорошая тема для размышлений, жаль, что я не международник. Вот я  и
колебался, можно ли сервировать стол алюминием или лучше есть руками, но  не
опозорить державу.
     - Удивительный талант! - Сэр Вилли никак не мог сдержать восторгов,  но
только при слове "талант" я помял, что восхищение профессора относится не  к
сервировке стола и не к моей персоне, а к чему-то еще. Я знал  наизусть  все
предметы Сашиного отсталого быта, ни один из них, право, не заслужюад  столь
сильных эмоций.
     - О чем вы, профессор? - спросил я н положил алюминиевую вилку рядом  с
тарелкой из сервиза - в конце концов, канонические правила хорошего тона  не
рекомендуют есть руками даже дичь, а про то, из чего должны  быть  вилки  на
холостяцких вечеринках, в них ничего не сказано.
     - Профессор о фотографиях,- объяснил с подоконника Кравчук.
     - Я о фотографиях,- подтвердил профессор и показал на стену.  Она  вся,
сверху донизу, была завешена работами одного из лучших  мастеров  страны,  а
может быть, и мира,- он отбирал их сам, без участия выставочного комитета, н
такой выставки вам нигде не увидеть.  Глупо,  что  я  не  сразу  понял,  чем
восторгался сэр Уильям.
     - Он о моих фотографиях,- объяснял мне Могилевский совершенно серьезно.
О своих фотографиях он всегда говорил только серьезно.
     Бризкок перевел взгляд с чугунной решетки, сквозь  которую  пробивалась
длинная, жесткая, колючая трава, на перепаханный морщинами лик старца  -  то
ля от невзгод, то ли от долго и скучно прожитой жизни, то ли  от  великой  и
тихой мудрости. Снимки Могилевского тем и хороши, что в  них  нет  разгадки;
даже снимая президиум высокого съезда, он может обнаружить тайное  движение,
скрытую драму. Такие картинки и висят у него на стене,  а  те,  что  похуже,
идут у нас в газете.
     - Это все ваше, Александр? - А я и  не  заметил,  когда  Могилевский  с
Бризкоком успели так близко познакомиться. Сейчас наш друг Александр  скажет
Бризкоку "Вилли" и хлопнет по плечу.
     Для поддержания равновесия мне  останется  троекратно  расцеловаться  с
Кравчуком и перейти с ним на "ты".
     - Все мое, профессор.- Нет, до братанья с нобелевскими лауреатами  пока
не дошло.- Но это так, случайно, что осталось. Я не подбирал специально.
     - Тем лучше. Если  не  подбирать,  то  иногда  происходят  удивительные
вещи - вдруг разнородные детали  входят  в  какое-то  зацепление,  и  грани,
разделяющие  их,  будто  исчезают.  И  тогда  из  песчинок,  из   кирпичиков
складывается образ, замкнутый в себе, неявный и  нераскрытый,  но  потому  и
прекрасный. Когда такое раскладывают по полочкам и расставляют  по  ранжиру,
оно обретает форму, смысл, назначение, но теряет прелесть и очарование.
     - ...Прелесть  и  очарование,-  закончил  профессор,  насколько  помню,
по-русски и с ужасно смешным, будто деланным  акцентом,  с  каким  в  старых
фильмах выговаривали  свои  реплики  наши  актеры,  играющие  недобрых;  как
правило, иностранцев.
     Еще раз прошу прощения за неточный, по всей видимости, пересказ,  виной
которому не моя слабая память, а многоязыкость нашего диалога.  Мы  понимали
друг друга каким-то чудом, но не оно было самым необъяснимым в той  истории,
которую я взялся рассказать.
     - Но детали входят в зацепление не вдруг,- тихо сказал Миша  Кравчук  и
подошел к Бризкоку вплотную.- Глядите, как не похожи,  а  то  и  чужды  друг
другу все эти лица, фигуры, цветы, храмы. Но все мы готовы  повторить  вслед
за вами: прелесть и очарование. Мы убеждены,  что  это  и  есть  прекрасное,
будто обладаем общей, одной для всех наследственной памятью. Как и  где  эта
память записана? На что откликается, от чего начинают колебаться ее  струны,
какой звук, какое сотрясение возбуждает их и выводит из дремоты?
     Да он поэт, наш кандидат из провинции! Я давно уже ему  симпатизировал,
мало ли отчего он надел дурацкие сандалии и галстук с яхтой.
     - И вот что я думаю, простите меня за нахальство, профессор,- продолжал
кандидат.-  Есть  какие-то  частицы,  какие-то  элементы,  вроде  атомов   в
кристаллической  решетке  или  ядерных  частиц,  этакие  неделимые  элементы
прекрасного. Они-то и вызывают отклик, совпадая по фазе  и  частоте.  Что-то
вроде резонанса. Эти элементы есть в нас и вне нас. Конечно, когда  изучаешь
микроорганизмы,  не  следует  проявлять  излишней  самонадеянности  в  таких
вопросах,- Миша Кравчук растерянно развел руками,- но... Мне казалось, что в
этих структурах есть такая заданность, такое соответствие...  нет,  не  могу
поверить, что это игра случая. Три слайда в одной рамке - это  действительно
случайность, но мы все  равно  бы  не  прошли  мимо  нее.  Не  сегодня,  так
завтра...
     Тут я немного обиделся и счел необходимым вмешаться:
     - А  может,  и  вчера.  И  позавчера,  и  двадцать  лет  назад.   Вашей
случайности, Миша, просто не везло: не было  рядом  глазеющего  по  сторонам
недоучки  вроде  меня.  Вы,  ученые,  смотрите  в  одну  точку,  потому  что
убеждены - ваша работа самая важная и все должны падать в обморок,  узнав  о
вашей новой замечательной кривой, которая случайно совпала с теоретической.
     - Пожалуй, я с вами согласен,- серьезно сказал Бризкок.
     Нет, что ни говорите,  гуманитарное  образование,  даже  наше,  великая
вещь.  Оно  позволяет  ткнуть  пальцем  в  небо  таким  образом,  что  палец
непременно упрется в нечто правильное. Я сел на диван, закинул ногу на  ногу
и скрестил руки, как полагается победителю.
     - Вы правы,- продолжал профессор,- в своем рассуждении,  что  случайные
сочетания   дают   замечательные   результаты.   Однако,   прошу   прощенья,
профессионал почувствует это гораздо раньше и точнее  дилетанта.  Да  сядьте
же, умоляю вас, я вовсе не хотел вас задеть!
     Это профессор сказал мне. Я вскочил, а он подумал, будто я обиделся  за
дилетанта. Но он еще не сиживал на Сашином диване и  не  ведал  о  пружинах,
которые впиваются в зад и буквально катапультируют неосторожного седока.
     - А не пора ли нам за стол? - спросил  примирительно  Могилевский.  Мой
ангел-хранитель! У меня с самого утра ничего не было во рту.
     - Пора,- согласился я мгновенно. Бернар повернул ко мне лобастую голову
и одобрительно кивнул, О'Бумба зевнул и тихо сказал "мэу".
     - Одну минуту! - возопил кандидат, нарушая устанавливающуюся гармонию.-
Позвольте развить вашу мысль, профессор.
     Случайность может привести и к  шедевру,  но,  извините,  только  не  в
науке. Профессионал тем и отличается от дилетанта, что видит в хаосе  фактов
и  явлений  запрограммированный  природой  беспорядок,   но   не   случайное
нагромождение. Режьте меня, но я никогда не поверю, что  молекулярный  ритм,
который мы  уловили,-  простое  совпадение,  резонанс  наших  душ,  стечение
обстоятельств, высшая гармония - как это ни называй. Эта женщина на экране -
ее появление было предопределено, недаром же все мы ее  мгновенно  узнали  и
приняли, хотя прежде никто ее в глаза не видел.
     - Я бы не поручился за всех,- тихо  сказал  Бризкок.-  Но  то,  что  мы
пришли почти к одному и тому же совершенно разными  путями,  свидетельствует
скорее в мою пользу, нежели в вашу. Если бы  вы,  дорогой  коллега  Кравчук,
взяли другой грибок, в котором нет этого специфического белка, с таким,  как
я уже понимаю, ясным структурным ритмом, и сложили бы вместе слайды -  много
бы мы увидели? Мешанину пятен и линий. Вы детерминист,  коллега  Кравчук,  я
тоже в молодости склонялся к детерминизму, но это давно прошло, и,  кажется,
насовсем, хотя иногда, если честно... Ну  да  ладно,  не  имеет  значения...
Лучше взглянем на этот шедевр нашего друга Александра: все  просто,  никаких
эффектов - дорога, огибающая холм,  дерево  у  обочины,  ворона  на  дереве.
Случайно сошедшиеся вместе элементы мироздания, атомы  прекрасного.  Но  это
важное событие может остаться незамеченным, чаще всего, вы сами знаете,  так
и бывает... Но вот приходит человек особых свойств, с  ключом,  с  отмычкой,
несущий в себе второй необходимый и достаточный  элемент  прекрасного,  ключ
входит в скважину, элементы соединяются, та самая струна,  упомянутая  вами,
коллега, начинает колебаться в ответ на дуновенье...
     Могилевского не так легко смутить, но  сейчас  он  был  смущен  крайне.
Может быть, он не все понял из речи профессора, но сочетание  слов  "шедевр"
со своим именем он осознал, тут можно не сомневаться.
     - Это вы лишнее, профессор,- пробормотал Саша.- Тут все дело в  камере,
ну и, понятно, в объективе, и я снимаю на "кодак"... И еще немного  опыта...
того профессионализма, о котором вы говорили... всего понемногу...
     Какую-то струну сэр Уильям в нем  действительно  задел.  Могилевский  -
единственный из редакционной команды, кто мог сказать нашему шефу всю правду
в глаза не заикаясь. Как-то на планерке он заявил: "Если у  нас  демократия,
как вы любите повторять, то перестаньте, когда кто-то выступает дольше,  чем
вам нравится, стучать карандашом по графину, или во время  собственной  речи
поставьте по графину перед каждым  из  нас,  карандаши  мы  принесем  свои".
Генерал чуть не проглотил свои узкие губы, и щеки у него втянулись так,  что
внутри,  во  рту,  хлопнули  одна  о  другую,  но  он  промолчал   -   такие
фоторепортеры,  как  Могилевский,  на  улице  не  валяются.  Они  вообще  не
валяются, они работают, вот в чем штука, поэтому их  трудно  смутить.  Но  -
можно.
     Сэр Уильям покачал головой, отвергая с порога Сашины объяснения.
     - Я снимаю камерами и объективами, поверьте, не хуже ваших. И пленку  я
тоже покупаю не в магазине... напротив Кремля...  ГУМ,  не  так  ли?  -  там
ужасная пленка, я вас предостерегаю от нее,  коллеги,  отвратительная.-  Это
слово профессор проговорил с удовольствием по слогам.- Теперь об опыте. Судя
по вашему возрасту, Александр, вы снимаете двадцать, ну, двадцать пять  лет,
я - вдвое дольше. Но так, как у вас, у меня не  получается  и  не  получится
никогда!
     Саша замахал руками, отгоняя от себя и заодно от нас страшную  мысль  о
неполноценности профессора Бризкока как фотохудожника.
     - Получится! Надо только знать несколько трюков, это чистое ремесло.  Я
покажу вам кое-что... от вас у меня нет секретов...
     - Не теряйте времени, сэр,- перебил его Бризкок.- Ремеслом владеют и те
несчастные, что фотографируют прохожих на улицах и  дают  им  свои  визитные
карточки. Раздают сто карточек, а приходит один клиент, и знаете почему? Все

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг