июньский погожий день нас почти не замечали.
Куда мы шли? В самом деле, куда? Сначала мне все было ясно: надо
выбраться из ловушки. А дальше? Выгулять зверей и вернуться? Искать
Бризкока? Где? И зачем? Материал уже заслан, бодрый старикан в твидовом
костюме мне понадобится теперь только к закрытию конгресса, я же сам от его
имени пообещал кое-что рассказать томящейся читательской аудитории, но
спешки с этим сейчас нет, наверняка еще появится случай пообщаться с
Бризкоком.
Что до Саши, то он уже потратил на старика добрых полкатушки своей
драгоценной кодаковской пленки и вполне этим удовлетворен.
Научные же проблемы Миши Кравчука меня, признаться, совершенно не
волновали. Мне бы его заботы!
Мы шли не выбирая дороги - нас вел профессорский пес. Он тащил за собой
Могилевского, как ездовая собака тянет нарты, и Саше пришлось намотать
ремень на руку, чтобы не выпустить поводка. Я шел следом, кот с достоинством
озирался по сторонам, сидя на своем аристократическом матрасе, а сзади
семенил Кравчук, и по его дыханию мне было ясно, что ему невтерпеж спросить,
что же все это значит, но он не спрашивал, и я по достоинству оценил его
сдержанность. Или провинциальную застенчивость?
Наш лидер время от времени сбавлял шаг, притирался к стене и, выбросив
наотлет заднюю лапу, метил московские дома, как привык делать в своем
Кембридже. Любопытно, как он собирался охранять впоследствии меченую
столичную территорию - разве что нанимать для этого московских дворняг.
Справив нехитрое собачье дело, пес оглядывался и, убедившись, что кот на
месте, снова натягивал поводок.
Мы бежали вслед за собакой по запруженным публикой торговым улицам. У
очередного, ничем не примечательного переулка пес остановился, обнюхал
тротуар и угол дома, мотнул головой, приглашая кота за собой, и рванул
Могилевского вправо. Здесь было тише и прохладнее. У ближайшего перекрестка
пес взял влево, протащил нас мимо деревянных пестрых лотков, с которых, по
замыслу устроителей, должны бойко торговать овощами и фруктами, как только,
в четверг после долгожданного ливня, их привезут в изобилии, пометил
какой-то тихий особнячок, украшенный щитом со звездою, и увел нас в
следующий переулок.
Вообще-то я знаю эти места возле бульваров, неподалеку от Никитских
ворот, хотя это не моя вотчина - моя по другую сторону кольца, у Покровки.
Старомосковские названия здешних переулков вечно путаются у меня в голове, к
тому же многие из них переименованы уже на моей памяти, и когда-нибудь, если
так пойдет дальше, все они будут носить имена более или менее выдающихся
деятелей культуры, политики и военного дела, а когда завершит в почете
жизненный путь очередная плеяда, их, надо полагать, обзовут заново, в
очередной раз повысив в ранге: был Малый Энный переулок - стал улицей
архитектора Н.- станет проспектом генерала Н. Н. Что выше проспекта, я не
знаю. Гран-авеню памяти народного артиста всей планеты Н. Н. Н.
Мы скорым шагом двигались по улице имени Икса, бывшему 3-му
Игрековскому переулку - там довольно чистый воздух и немного автомобилей,
потому что с обеих сторон висит знак, запрещающий всякое движение. И
действительно, если вы туда ненароком заедете на собственной машине, вас
скорее всего остановят и сдерут штраф, после чего вы туда не сунетесь, но
если приедете на казенной, особенно черного цвета, или по вашему виду
милиционер догадается, что вы тут живете или с кем-то из тут живущих
накоротке - а они это сразу угадывают,- то вас проводят взглядом или даже,
если вид у вас соответствующий и на машине определенный номер, вам козырнут
и по-приятельски кивнут головой шоферу, как свой своему.
Слава Богу, ходить пешком тут не возбраняется, даже с собаками, котами
и провинциальными Бойлями-Мариоттами.
Сенбернар шел уверенно, словно знал что-то, чего не знали мы.
С котом в руках мне было нелегко поспевать за ним, но Саше, обвешанному
аппаратами, было еще труднее, поэтому я не жаловался, но все это мне здорово
надоело, потому что я не знал главного - куда мы идем.
- Куда мы идем? - робко спросил кандидат Миша, нагоняя меня и
пристраиваясь рядом.
- В самом деле,- сказал я Могилевскому.- Тебе не кажется, что мы уже
нагулялись?
- Думаю, что прогулка вот-вот закончится,- ответил он. - Насколько я
понимаю...
Мы так и не узнали, насколько он понимает, потому что пес, замерев на
мгновение возле ворот, ничем не примечательных, резко рванул под арку, и все
мы вслед за ним припустили мимо мусорных баков и сваленных в кучу ящиков
из-под египетских апельсинов.
Сделали несколько торопливых шагов, вышли из мрака на свет - и
оказались в ином мире. То есть, я хочу сказать - в мире, отличном от того,
из которого мы нырнули в эту грязноватую подворотню.
Двор был невелик, светел и зелен. Еще он был желт - за скучным казенным
зданием, выходящим на улицу своим безликим фасадом в пять рядов окон, стояла
двухэтажная городская усадьба, скромная, как невеста из небогатого
старинного рода. Усадьба была крашена светло-желтой краской, лишь четыре
колонны, портик да карнизы остались белыми, и, похоже, каменным был только
первый этаж, а второй из оштукатуренной древесины, так дешевле, это в духе
небогатых семей, где чуть стыдятся своей бедности, но не кичатся ни
знатностью, ни тонкостью манер. Наверное, пообок стояли тут когда-то два
маленьких флигелька, и был еще домик для дворни, я быстро пририсовал их
воображением, потому что скругленная линия фасада без пристроек казалась
незавершенной, утратившей что-то, но и в этой утрате таилась своя прелесть,
и, появись сейчас все эти пристройки, сгинувшее куда-то крыльцо, ставни на
окнах первого этажа, кованая решетка на месте безобразного серого дома - все
это было бы прекрасно, но излишне, как если бы Венере Милосской приставили
руки.
И вот что там еще было: облупленная ротонда, сильно поуродованная,
обшитая досками и выкрашенная маслом, превращенная в беседку для дворовых
любителей домино; великолепная старая липа, огороженная штакетником, чтобы
не вытаптывали землю и не царапали шершавый ствол; высохший давным-давно
фонтан - без фигур и без украшений, просто круглый бассейн и торчащая из
середины ржавая труба с наконечником; высокий зеленый забор слева,
закрывающий соседний двор, и глухая кирпичная стена справа; белье на веревке
между ротондой н забором; сэр Уильям Бризкок, сидящий на бортике фонтана
лицом к усадьбе; н мы впятером, с сенбернаром во главе и с долговязым
Менделеевым в арьергарде.
Пес взвизгнул и так рванулся вперед, что Саша не удержал поводка.
Профессор повернулся, привстал, поднял руку, не то приветствуя нас, не то
успокаивая, и укоризненно произнес:
- Бернар, как ты себя ведешь!
Сенбернар Бернар осадил и подошел к профессору степенной походкой,
ткнулся головой в профессорскую руку и помимо воли опять взвизгнул. Сэр
Уильям потрепал его по голове, наклонился, что-то прошептал, и в это
мгновенье я почувствовал огромное облегчение, потому что с моих рук
свалилась тяжесть - кот сиганул из корзинки на землю, подбежал к хозяину,
потерся о штанину и на кошачьем эсперанто произнес два-три слова, со всей
очевидностью выражающие преданность.
- Как поживаешь, О'Бумба? - спросил профессор, наклонился и погладил
кота по спине. О'Бумба всем своим видом показывал, что поживает прилично,
как и положена профессорскому коту.
- Благодарю вас, господа,-сказал Бризкок,- за то, что взяли на себя
труд вывести моих друзей на прогулку. В спешке я совершенно забыл это
сделать, и хотя они,- он погладил сначала собаку, потом кота,- очень
терпеливы, все же, боюсь, рано или поздно их терпение могло кончиться. Еще
раз спасибо за участие.
- Не за что,- сказал Саша Могилевский.- Но вы забыли в спешке и о
вечернем заседании. На конгрессе с ног сбились, вас разыскивая.
- Конгресс? Ах да, конгресс... Однако, господа, есть вещи поважнее
конгрессов. Вот коллега вам подтвердит: - Да...- промямлил Кравчук, не желая
спорить с профессором.- Наверно, есть, но все же, сэр, вы как-то странно
исчезли... Мы с вами так хорошо беседовали, вы первый, кто сразу понял мою
идею, я хотел обсудить с вами кое-какие интересные детали,- и вдруг вы
говорите: "Минуту",- я жду минуту, и пять, и пятнадцать, а вас нет и нет!
Тут я позволил себе направить беседу в правильное русло.
- Простите, сэр,- сказал я холодным голосом,- вы обещали мне интервью,
но вместо этого сначала позволили вовлечь себя в незапланированную беседу с
этим гражданином, а потом исчезли вовсе, ни о чем меня не предупредив.
Читатели нашей газеты просто не поймут, почему вы не нашли времени сказать
для них хотя бы несколько слов.
Я перечитал свою тираду, написанную пером на бумаге, и засомневался,
точно ли так я сказал. Во всяком случае, если и не так, то с тем же смыслом.
Тут я должен на минуту остановиться, чтобы дать необходимое
разъяснение. Конечно, слова Бризкока, Кравчука и свои собственные я привожу
по памяти - она у меня профессиональная и потому достаточно крепкая.
Кажется, говорил уже о своем знакомстве с иностранными языками: "Хорошая
погода, не правда ли?" Сэр Вилли не раз хвалил мой английский но цена таких
похвал хорошо известна: когда ты действительно знаешь язык, никому и в
голову не придет делать тебе комплименты, это будет даже дико - представьте,
вам или мне сказали бы, что мы очень хорошо говорим порусски...
Насчет русского языка сэра Уильяма: я не раз ободряюще говорил
профессору, как хорошо он знает наш великий и могучий язык. Полагаю что этим
тоже все сказано. Могилевский в школе учил немецкий, причем ему попалась
никудышная учительница, Кравчук болтал по-английски довольно бегло; хотя и с
чудовищным среднерусским акцентом, акая и нажимая на "р", Бернар лаял и
рычал, как все собаки на свете, а О'Бумба, когда нарушал обет молчания,
мяукал как-то не по-нашему: не "мяу", а "мэу", с легкой вопросительной
интонацией.
Понятно, что я воспроизвожу наши диалоги не так, как они звучали, а как
спроецировались в моем сознании. Ни мой сомнительный английский, ни
коверканый русский сэра Уильяма не достойны того, чтобы войти в историю, а у
меня есть все основания подозревать, что эти записи не канут в вечность, и
если их не оценят по достоинству сегодня,- что ж, время все расставит на
свои места. Если бы подле Архимеда и Ньютона оказались в свое время толковые
газетчики, которые по горячим следам записывали бы главные события, в
истории науки не осталось бы места плоским анекдотам о человеке в ванне и
человеке под яблоней.
- Приношу всем извинения,- Бризкок прижал руку к сердцу и склонил
голову,- но обстоятельства оказались сильнее меня. Однако все закончилось
благополучно, Бернар, как я понимаю, по следу привел вас ко мне, на вечернем
заседании председательствовал кто-то из моих коллег, случай дал нам
возможность познакомиться поближе - и, как мне кажется, все складывается на
редкость хорошо.
Признаться, я не мог разделить оптимизма сэра Уильяма, ибо коту
наскучило ходить по земле и он вспрыгнул в свою корзинку, полагая, очевидно,
что я существую исключительно для того, чтобы носить его на руках. И
надоевшая мне ноша, и неопределенность ситуации - все это начало меня
раздражать. Ладно, пес помог нам найти хозяина в этом неухоженном дворе,
спасибо случаю, приведшему нас сюда,- но Бризкок-то как здесь очутился?
Вслух этот вопрос я задать не успел - меня опередил Могилевский:
- Как вы попали сюда, сэр Уильям? Почему именно сюда? И отчего дверь
вашего номера была незаперта?
Бризкок сел на бортик фонтана и жестом пригласил нас сделать то же
самое. Могилевский и провинциал послушно сели рядом с ним. Я не знаю,
сколько приличных костюмов у кембриджских профессоров, а у московских
литсотрудников, как правило, один, и я остался стоять, только поставил рядом
с Бризкоком корзинку с О'Бумбой. Бернар плюхнулся у моих ног.
- Когда вы видите фотографию,- начал Бризкок и для наглядности показал
сначала на сумку Могилевского, а потом на японскую камеру, болтавшуюся на
его собственной шее,- и эта фотография чем-то привлекает ваше внимание,
образ, запечатленный на ней, преследует вас,- тут он достал из футляра
цветной снимок и уставился на него,- какое желание вас охватывает?
Сэр Уильям замолчал, ожидая ответа.
- Оставить эту фотографию себе на память,- сказал я первое, что пришло
мне в голову.
Профессор остался недоволен и строго посмотрел на Могилевского.
- Напечатать фотографию в газете,- сказал Саша без тени сомнения.
- Понять, как фотографу такое удалось,- предположил Кравчук.
Бризкок покачал головой - похоже, мы не оправдали его надежд.
- Снимок сам по себе ничего не создает, он только запечатлевает уже
созданное природой или человеком. Сделанный блестяще, он не более чем копия,
но, взглянув на копию, разве вы не захотите увидеть оригинал? Если так
прекрасно отражение, сколь совершенным должно быть отражаемое.
Тут я понял, к чему он клонит, и вмешался:
- Позвольте, профессор, не хотите ли вы сказать, что нашли оригинал
замечательного женского портрета, эту прекрасную незнакомку, которая
возникла из трех слайдов? Я тоже был бы рад познакомиться с ней лично.
- Не исключаю, что такой случай вам представится,- сухо ответил
Бризкок.- Боюсь, впрочем, что вы будете несколько разочарованы, ибо время
преподносит нам постоянно скверные сюрпризы. Этот оригинал мне искать не
надо, я слишком хорошо с ним знаком. Я нашел совсем другое - то самое место,
где мы с вами находимся.
С этими словами профессор повернул к нам фотографию, которую он держал
в руке. На аляповатом цветном снимке, скучноправдивом, каком-то
безнадежно-машинном, словом, на туристском моментальном снимке я не без
труда узнал этот двор - желтая с белым обветшалая усадьба, ротонда,
маленький фонтан, на бортике которого мы сидели.
- Не понял,- сказал кандидат Кравчук.- Двор действительно миленький,
что так, что на картинке, правда запущенный и все такое, но при чем тут мои
слайды? И для чего все мы здесь собрались?
- Вы не вполне корректно ставите вопрос, коллега. Не "для чего", а
"из-за чего". Конечно же, из-за ваших блестящих снимков - нет, я не
преувеличиваю, слайды сделаны великолепно, и если вы пойдете дальше такими
же шагами, то получите свою нобелевскую еще до седины.
Мне надоело, подобно Дмитрию Самозванцу, стоять у фонтана, да и вообще
надоело, что я им, сторож, сыщик, проводник служебных собак, у меня своих
дел по горло, я сегодня за весь день ни разу Оле не позвонил. Своей жене.
Напоминаю, потому что читатель вполне мог забыть о ее существовании, если
даже я с утра в этой сумасшедшей гонке ни разу ее не вспомнил.
- Пожалуйста,- сказал я сухо,- объясните нам все по порядку, и
отправимся по домам.
- Хорошо, давайте по порядку, - сразу согласился Бризкок. - Мы
разглядывала оптические срезы, приготовленные молодым коллегой, три проекции
которых, соединившись странным образом - с вашим участием, сэр, - Бризкок
широко мне улыбнулся,- превратились в совершенный портрет прекрасной дамы.
Потом возле аппарата мы и обсуждали этот феномен, но как-то наспех,
потому что вы стояли у меня над душой, а я дал вам обещание, и только
невероятные обстоятельства могут помешать мне выполнить обещанное. Эти
обстоятельства возникли. В разговоре - а мы обсуждали вариабельность
белковых молекул как проявление всеобщей изменчивости природы, верно,
коллега? - в разговоре я вертел слайды в руках, перекладывал их и соединял
опять и, должно быть, перепутал порядок. Когда я посмотрел их на просвет
снова, сложив всю тройку вместе,- я не поверил своим глазам. Там уже не было
никакой женщины. Срезы сложились в картину, реальную и прекрасную, на
удивление знакомую и в то же время какую-то чужую, выдуманную,- и я,
поспешно извинившись, выбежал в вестибюль, там, знаете, светлее, и к тому же
мне надо было хоть минуту побыть одному, понять, что же происходит. Но как
только, взглянув на яркий дневной свет, я сообразил, что же на сей раз
преподнесли мне срезы коллеги Кравчука, я превратился из человека идеи в
человека действия. Я выбежал на улицу, сел в такси и примчался в гостиницу,
чтобы взять вот эту камеру для моментальных снимков, и, конечно, забыл
запереть дверь, когда убегал из номера, хотя, я отлично помню, велел Бернару
лежать на месте и ждать меня, а ты, О'Бумба, не валяй дурака, лентяй, не
притворяйся обиженным, ты спал. И я побежал сюда, в этот двор, я был здесь в
прошлом году, когда приезжал в гости к моему давнему другу академику
Коврову, он, знаете, редкий знаток вашего древнего города, он сразу уводит
гостей от туристских перекрестков и затаскивает их вот в такие дворы, и этот
я хорошо запомнил. Его нельзя забыть, и путь к нему врезался в мою память, я
шел сюда, как собака по следу, как ты, Бернар, шел по моему следу. И вот эта
усадьба, которую не смогли испортить ни время, ни люди, латавшие ее как ни
попадя, и вот беседка, и фонтан, и все мы здесь, к моему огромному
удовольствию, поверьте, господа, вполне искреннему.
- Верим,- сказал Могилевский.- Нам тоже очень приятно быть с вами, мы
любим гостей, и двор действительно красив, я здесь впервые, и, поверьте,
сэр, снимать его надо не этой штукой и не в лоб, а сбоку, чуть сверху,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг