дружбы - я говорю тебе: это необходимо!
Что-то такое прозвучало в голосе Дана, что художник невольно смирился
и взглянул на экран, показывающий метра Ядрона крупным планом. Метр Ядрон
пребывал в полном одиночестве и был очень занят. Он ел.
Это было феерическое зрелище, отмеченное подлинным размахом. Маленький
сухонький Ядрон, закутанный в роскошный малиновый халат, торжественно
восседал в кресле за безбрежным столом. Стол, покрытый хрустящей
белоснежной скатертью, являл собой законченное произведение кулинарного
искусства и мастерства сервировки. Бронзовые подсвечники, перламутровый
фарфор, цветы и зелень, тяжелые литые приборы, украшенные врезанными
жемчугами, бокалы рубинового стекла и кубки из морских раковин, прозрачные
блюда шлифованного горного хрусталя, поставец палисандрового дерева,
инкрустированный самоцветами...
На длинном блюде алели океанические моллюски,. гарнированные
померанцами и лимонами. Светилась янтарем заливная рыба чудовищных
размеров. В сиянии мелко колотого льда стыли серебряные ведра с искристой
икрой, по срезу пряного окорока сочилась мутная слеза. Запеченные в
половинках устричных панцирей шампиньоны; шпигованная салом и чесноком
печень, зажаренная над углями камина... Заморские фрукты, невиданные
воздушные торты, корзины орехов, горы жареной птицы... Все это напоминало
бред художника, пережившего жестокий голод, а потом всю жизнь писавшего
натюрморты. И Ядрон все это ел.
Метр пребывал в состоянии почти религиозного экстаза. Глаза его
полуприкрыты, щеки разрумянились, на лбу - росинки пота. Вот рука его
потянулась еще за одним куском... затряслась, повисла в нерешительности и
резко сменила направление, ухватив белый пласт рыбы. Вслед за рыбой метр
отправил в рот горсть земляники, потом сразу же - мороженое, за мороженым -
кусок паштета из дичи.
Тиль почувствовал, что с него достаточно - к горлу уже подкатывала
тошнота.
- Ну и как? - поинтересовался Дан.
- Кошмар какой-то... сам бы не увидел, не поверил бы.
- Это еще не все. Следующий визит - к скульптору Реджелу.
При первом же взгляде на известного ваятеля Тиль испытал потрясение:
Реджел был одет в фантастический костюм. Приглядевшись, художник с
некоторым колебанием решил, что это военная форма какой-то несуществующей
армии. Темный френч переливался мерцающим блеском бриллиантовых звезд
орденов, жарким золотом галуна, петлиц, аксельбантов. На высоком челе
скульптора лежала печать благородного безумия.
Реджел склонился над огромным столом-планшетом, на котором был
воспроизведен фрагмент гористой местности. Применяясь к условиям рельефа,
на макете маневрировали две армии крошечных человечков. Палили пушки,
трещали барабаны, развевались знамена и штандарты, кавалерия неслась в
атаку лавой, сминая фронт, на левом фланге кирасиры брали на штык редут.
Под рукой Реджела трезвонили телефоны, и он, срывая трубки, вонзаясь
пальцами в кнопки селекторов, рычал басом:
- Разжаловать! Расстрелять перед строем! Гвардию - в прорыв!
Поддержать с флангов! Ковровая бомбардировка по рокадам! Огонь по площадям!
И над парадными порядками драгун зловещей каруселью заходили
пикирующие бомбардировщики, на головы черных гусар сыпался с неба
парашютный десант, "зеленые береты" брали в ножи рейдовую группу разведки.
Увиденное не укладывалось в голове Тиля. Скульптор Реджел играл в
войну! Что ж это творится...
Дан не давал времени на осмысление и анализ. Следующим он показал Тилю
эссеиста Ронти. Тот, в отличной серой тройке, простроченной красной нитью,
удобно расположился за массивным двухтумбовым столом. На оливкового цвета
сукне лежал сафьяновый бювар с серебряными застежками, помещался
монументальный чернильный прибор, стопка одинаковых папок с черными четкими
надписями. Тиль пригляделся: "Личное дело Ядрона", "Личное дело Реджела",
Тиля... Дана... Госпа...
Склонившись над бумагами, Ронти внимательно читал - справки,
характеристики, расшифрованные стенограммы телефонных переговоров, доносы,
послужные списки, выдержки из личной переписки. Потом, вперив: взгляд в
потолок, размышлял. Далее, аккуратно обмакнув перо в красные чернила,
размашисто писал на уголке папки "Уволить". И переходил к следующему делу.
У Тиля мороз пошел по коже: изысканно воспитанный, тонкий эстет Ронти
был страшен, как гигантский паук, притаившийся в скрещении радиусов ловчей
сети.
Затем друзья увидели популярного композитора, апологета модерна Демия,
который неподвижно лежал на белом диване, впившись остановившимися зрачками
в голубую полусферу видеоэкрана, где бесконечно рушились дома, взрывались
вулканы, летели в пропасть лошади и автомобили, разбивались самолеты и
тонули океанские лайнеры.
- Это он так три недели лежит. Я проверял,- шепнул Дан.
В апартаментах поэта Кертиса был оборудован тир. В пирамидах вдоль
стен зловеще отсвечивало вороненой сталью оружие, лучших марок. В отдалении
появлялись и исчезали мишени, а Кертис стрелял, стрелял, стрелял... Тиль
испугался не на шутку: у мишеней были знакомые лица коллег по Союзу
Творцов.
Картина, увиденная в номере известной литературной дамы, метра
исторической прозы Тэсси вызывала в памяти времена упадка Второй Империи.
Там было удивительно многолюдно. На пушистых коврах, заваленных подушками,
возлежали юные очаровательные девушки, одетые в розовые хитоны, увенчанные
цветами. Звучала лютня, рекой лилось вино. Из курильниц струился ладанный
дым. Метр Тэсси покоилась на шкуре барса. Ее рыжие кудри украшал золотой
лавровый венок. У ног расположился меланхоличный юноша с безумным взглядом
и лохматой шевелюрой. Время от времени метр Тэсси завывающим голосом
декламировала невнятные строки очень плохих стихов, закатывая в восторге
глаза. Публика почтительно стихала, потом заходилась воплем, воздавая метру
Тэсси божественные почести, осыпая ее лепестками роз. Меланхоличный юноша
трепетно целовал край ее лиловых одежд. Тиль поглядел, поглядел на это и
прямо спросил:
- Собственно говоря, кто сошел с ума: я или они все? Логичнее
предположить, что я...
- Не спеши с выводами. Кто там у нас дальше? Так... Роулиса помнишь,
красавчик такой, рассказики для юношества клепает, вспомнил? Роулиса я тебе
показывать не буду, мне дороги твои нравственные устои. Я сам больше одного
раза не отважился на это глядеть. А вот Сэнни...
- Нет уж, хватит с меня этого зверинца. Что здесь происходит? Кто все
это придумал? Почему они - я ж их всех сто лет знаю! - почему они здесь
такие? Зачем все это? Какое это имеет отношение к пансионату "Лебедь" и
нашему Медицинскому Центру? Это же не лечение, а наоборот! И вообще, черт
меня побери...
- Не горячись. Ответы на твои вопросы мы получим не скоро. Но теперь
ты сам убедился - здесь происходят странные вещи.
И тут картинка на экране монитора дернулась, раздался отчетливый
щелчок. Холодно и чуть иронично глянул с экрана молодой медиколог.
Посмотрел, прищурил зеленые глаза и спросил:
- Как разговаривать будем, метры? По видео или поднимитесь ко мне?
- ...Поднимемся,- после паузы произнес Дан.
V
Вы радуетесь на нашу литературу, будто бы она в самом деле занимается
чем-нибудь полезным: желаю вам радоваться... Если говорить правду, люди,
довольные нашею литературою, не имеют понятия о том, что такое литература,
достойная этого имени.
Н. Г. Чернышевский. Современное обозрение
журнал "Современник", XII, 1857 г.
В кабинете доктора горела лишь настольная лампа. В кругу ее света над
листком бумаги двигались тонкие смуглые руки - лицо сидевшей за столом
женщины было неразличимо в полумраке. Доктор же, склонившись над маленьким
столиком, преспокойно готовил кофе.
- Полюбуйся, Тана, на детективов. Поздравляю, нас разоблачили.
Женщина - Тана, как назвал ее доктор,- отложила перо и подняла голову.
Секунду она разглядывала двух несколько смущенных сыщиков, потом пожала
плечами и спросила:
- Ну и что сей сон значит?
- Они добрались до контрольного пункта, Тана.
- Можно было ожидать. Говорила тебе - поставь личный шифр.
- Какой уж тут шифр, Тана. Я никогда не сомневался в детективных
способностях метра Дана.- И доктор отвесил легкий иронический поклон в
сторону поэта. Дан ощутил приступ бешенства, смущение как рукой сняло. Он
свободно развалился в кресле, сплел на коленях длинные пальцы и деланно
ледяным тоном сказал:
- Итак, я требую объяснений.
Доктор как-то увял и флегматично ответил:
- Послушайте, метры, а вас не устроит, если мы завтра спокойно так
расстанемся без взаимных слез и сожалений, вы тихонько уедете и забудете
обо всем этом. А я со своей стороны обещаю, что никому не открою причины
вашего отъезда. Идет?
Дан просто-таки задохнулся от возмущения, но в образовавшуюся паузу
энергично вклинился Тиль:
- Что тут вообще происходит? Что вы с людьми сделали? Только не надо
мне вкручивать, что вот это и есть ваш новый метод лечения от глубинных
комплексов. Ничего себе! От такого лечения свихнуться недолго!
Однако доктор явно не желал разговаривать с художником, он неотрывно
глядел на Дана, и в глазах его отчетливо проявлялось напряжение.
Впрочем, только в глазах. Лицо доктора, его руки, вся его невозмутимая
поза выражали абсолютное спокойствие и даже некоторое пренебрежение к
разоблачившим его, словно то, что происходило в "Лебеде", было в порядке
вещей.
Дан жестом попросил друга воздержаться от дальнейших реплик и
продолжил разговор, который в конце концов вылился во многочасовой
словесный бой.
- Слушайте, доктор, вы не нагличайте, вы прекратите корчить
безразличие. Не надо пытаться запугать меня показным спокойствием, даже
если вы и на самом деле не боитесь разоблачения. Я не шантажировать вас
сюда пришел. Вы не беспокойтесь, я уже понял, что за вами кто-то стоит,
сами бы вы никогда не решились на подобную авантюру. Так вот, я вам заявляю
в трезвом уме и здравой памяти - я этого так не оставлю. Если даже на ваши
дикие эксперименты дал санкцию Координационный Совет - хотя я не
представляю себе, зачем это понадобилось бы Координационному Совету! - даже
в таком случае скандал вам гарантирован. Уж поверьте мне, я все вытащу на
свет. Общественность узнает об этом вне зависимости от исхода нашего
разговора. Посмотрим, как вы тогда будете улыбаться! Убить вы меня не
посмеете - еще чего! Да и убивать пришлось бы и метра Тиля, а это уж
слишком, согласитесь. Такое невозможно. Итак, позиции определились, я жду.
Доктор, видимо, понял, что переиграл спокойствие. Поэтому он мгновенно
стряхнул напускную невозмутимость и сел против Дана, заметно подобравшись.
- Чтобы закончить преамбулу, метр. Убивать вас никто не собирается.
Боже упаси! Наши цели прямо противоположны. Но уж простите меня, метр Дан,
предупреждаю, что буду откровенно вербовать вас. Пожалуй, вы подойдете нам
более, чем кто бы то ни был. Только выслушайте меня внимательно, речь
пойдет о вещах, очень вам знакомых, но вот точка зрения на них будет, мягко
говоря, неординарной.
Дан перебил:
- Вы все время употребляете множественное число. .Должен ли я понимать
это так, что с вами... э-э... работает, что ли... не только Тана? Что вас
много? Что это формальная, официальная группа?
- Об этом позже, метр.
- И еще. Я полагаю, что ваши эксперименты преступны. Поэтому я требую
прекратить их немедленно. А разговаривать будем после. Ну, командуйте отбой
что ж вы! Кстати, что вы сделали с Творцами? Растормозили низменные
инстинкты? Наркотики? Волновая психотехника? Нейронная перестройка?
- Ох уж мне эта популярная литература... А кстати, что вообще есть
человек, как не эти самые низменные инстинкты?
- Ну знаете ли! Выходит, я должен ходить на четвереньках? Или
пообедать вами?
- А что, очень хочется?
- Не морочьте мне голову, давайте отбой эксперименту!
- Да успокойтесь вы, ничего не грозит вашим Творцам. Ничего такого я с
ними не делал. Наоборот, они все, пожалуй, сейчас счастливы, как никогда.
Сами потом спросите, если они захотят разговаривать с вами на эту тему.
- Даже так?
- Вот именно...
- Ну, во-первых, я вам не верю. А во-вторых, что-то вы с ними все-таки
сделали. Мы - я и Тиль - знаем этих людей много лет и ничего подобного даже
вообразить себе не могли. Поэтому я полагаю, что вы тут ставите преступные
эксперименты над людьми. И какими людьми! Теми, кого называют душой,
совестью нации!
- Знаете, метр Дан, я не советую вам разговаривать со мной в таком
тоне. Поймите, наконец, что скандала я не боюсь, а может быть, даже
наоборот... Скандал невыгоден прежде всего вам, и я сейчас постараюсь
объяснить, почему.
Доктор прервался ненадолго, глотнул воды. Тана, внимательно следившая
за разговором, тихо заметила:
- Не волнуйся. И еще раз подумай, стоит ли...
- Да ладно, Тана, объяснять все равно придется. Вернемся к нашим
баранам, метр Дан, то бишь к Творцам. Как вы, простите, их назвали? Душой,
совестью нации? Позвольте мне усомниться. Вам никогда не приходило в
голову, что в конечном счете деятельность каждого Творца и всего Союза -
это не ваше личное дело, не вотчинные заботы Совета Десяти? Ах, вы никогда
ни о чем таком не задумывались? А не кажется ли вам, что сложилось
ненормальное положение? Судите сами. Общественное распределение таково:
существуют производители материальных ценностей. Они же являются
потребителями. Обратите внимание, в группу производителей этих самых
ценностей я включаю и техническую интеллигенцию, и специалистов аграрных
наук, и медиков, и службу сервиса. В том или ином виде все они производят
нечто, необходимое для жизни. И вот существует Союз Творцов. Ничего
необходимого для жизни он не производит. Материальное - сколько угодно. Но
я отказываюсь считать необходимым для народа наличие на площади гигантского
стального чудища, которое призвано олицетворять Стремление в Будущее.
Произведение Реджела, кстати. А потребляет ваш Союз еще как. Общество дает
материальные блага Творцу, и не просто дает, а подносит с почтением. И что
получает взамен?
- Вы с ума сошли,- только и сказал Дан, разом обмякая от чудовищной,
базарной, мещанской несправедливости взглядов доктора. Не может быть, чтобы
он, этот неглупый человек, образованный, всерьез так думал!
- Но, друг мой, вы заблуждаетесь,- воскликнул Тиль.- Жестоко и
несправедливо то, что вы сейчас сказали. И кстати, это отнюдь не ново. В
старых хрониках можно найти сведения о том, к чему могут привести подобные
заблуждения. Знаете ли вы, что много лет тому назад в стране за Драконьими
горами группа молодых безответственных политиканов спровоцировала дикий
кровавый бунт, жертвами которого пали именно .писатели, художники,
музыканты? Пьяное хулиганье вырывало глаза у живописцев, дробило камнями
пальцы музыкантов... обвиняя их именно в том, что те не производят ни
хлеба, ни обуви, а сидят на шее у народа. Это фашизм, дорогой мой. Лидерам
мятежа Творцы были опасны, поэтому они натравили на литераторов и
художников полуграмотную толпу, которой всегда кажется, что у Творцов
легкий жирный кусок и непыльная работенка. Мне думалось, что подобные
исторические ошибки учтены и повториться не могут. И вдруг вы...
- Ну исторические ошибки всегда повторяются. Между прочим, бунт
прокатился и стих, ну и что? Через десять лет в той стране снова было полно
писателей и живописцев.
- Вы говорите странные вещи. Мало того, что погибли люди, ведь погибли
миры! Каждый Творец - это мироздание, он неповторим. Физический закон
может, в принципе, открыть любой ученый, но никто не сможет написать точно
такую же музыку...
- А если ее и писать не стоило?
- Что?!
- Вы, метр Тиль, простите, наивны. Вы что же, полагаете, будто любое
произведение искусства ценно?
- Конечно!
- Ну, допустим. Но при условии, что это именно произведение искусства,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг