связаны, тебе придется ждать когда крыса накушается. Вы не умрете, просто в
клубе, где вы состоите, придется отшучиваться по поводу носа, ушей и губ. И
боюсь ваша любовь от тебя отвернется!
Я попала в точку. Отвращение и перспективы были настолько прозрачны,
что он невольно поднес руку ко рту, его уже мутило от омерзения, раз, от
страха быть смешным, и потерять любимого человека, два, три.
Он нервно провел несколько раз ладонью по крашеному хохолку на макушке
и наконец открыл рот:
- Я слушаю вас, Элизабет.
У него был приятный голос баловня судьбы.
- Что с Верочкой? - я хорошо запомнила слова отца о том, что Гай
отвечал за разведку с помощью ненормальных.
- Это ваша больная подружка? Мне сообщили, что она в числе утонувших.
- Кто выдал отца? Ведь все считали его покойником?
- Я узнал о нем перед тем как выйти в оставку. Один из двойных агентов
сообщил, что русские обнаружили обман двух агентов, которые разыграли свою
гибель в Сиднее и дали команду на их ликвидацию. Каким образом русским стало
известно об этом, я не знаю. От двойного агента мы узнали имена беглецов и
место их проживания. Установив слежку, я узнал о том, что ваш отец почти
прибрал к рукам крупную компанию, которая принадлежала вашей матери, и
совершил несколько преступлений. Его друг Виктор стал нашим агентом.
- Вот оно что!
- Наш мир давно провонял, Элизабет, - и гад позволил себе куцый
смешок.
- Нет, говнюк, он ничем совершенно не пахнет. Он чист. На небе нет
трупных пятен. И ангелы существуют. Ты искал меня вместе с мачехой сто лет,
ухлопал десять лимонов - а я жива и бросаю камешки в воду. А ты гол, и на
завтрак тебе положена крыса в красном сиропе.
Я прошла к машине и поколдовала над кассетным магнитофоном в панели,
о'кей! - запись работает. Проверила. Услышала свой голос сквозь шорох сырой
гальки. Велела ему сунуть мурло поближе к динамику и повторить слово в слово
все, что я скажу.
Он подчинился. И повторил слово в слово, что он - как тебя зовут,
фуфло? - Гай Лойделл вместе с Роз Кар-дье обманным путем лишил имени и прав
на наследство единственную дочь Розмари Кардье - Rpcy... и так далее.
- Заявление сделано мной, - диктовала я, - в полном уме, и в твердой
памяти, без малейшего насилия и принуждения, а только лишь из-за угрызений
совести и может быть использовано в суде как доказательство моего
преступного умысла.
Когда я проверила запись, он опять позволил себе куцый смешок:
- Ангелу не нужны деньги.
- Но каждый из ангелов носит свое имя.
Он наконец перевел дыхание и снова настроился жить, он понял, что его
не будут убивать и заметил, что ногти на правой руке изломаны.
- Ты думаешь, что имеешь дело с девчонкой и в суде отвертишься от
сказанных слов. Я знаю это, и все-таки признание тебе повредит.
Молчание.
- А ведь я видел вас однажды в Лондоне. У метро "Ламберт-Норд",
Элизабет...
- Я тоже. Вали! - и вышвырнула его из машины с такой силой, что гад
птицей летел до кастрюли и ударом головы сбил гнутую крышку... жаль что
мерзавка не прыгнула ему на пробор, а дала стрекача вдоль галечного пляжа.
Как я смогла взять ее в руки? Не помню! Единственное, что я себе
позволила - Гай сильно ушибся о гальку и лежал на спине с лицом перекошенным
от боли - единственное, что я могла сделать, чтобы его не убить, это снять
трусики - закройте глаза - и напрудить прямо на рыжий лаковый гребешок,
чтобы волос лучше смотрелся, когда просохнет.
Я захлопнула дверцу лимузина: "Встретимся в суде!"
Что было дальше?
Городок все еще спал, когда я подъехала к знакомой больнице. Но в
приемном покое кипела работа - доставили первых раненых из особняка мадам.
Долго рассказывать, как я убеждала дежурного врача забрать с территории
парка мадам своего дорогого безумца. Короче, только деньги, внесенные на его
глазах на счет клиники, решили проблему. К особняку укатила еще одна
санитарная машина. Я дождалась, когда отца привезли, и только после этого
дала деру, поцеловав на прощание и дав слово забрать калеку через неделю.
Впрочем, что могла сделать против меня полиция: все телохранители
изувечены, но живы, а ужасное стечение обстоятельств к делу не пришьешь...
но я вторглась в частные владения... словом, лучше было все-таки смыться.
Я гнала свой лимузин до причала морского парома, который отходил на
материк через час - оттуда я позвонила в Лозанну, в адвокатскую контору
мэтра Жан-Жака Нюитте - здесь из телефона-автомата можно позвонить хоть
самому господу Богу... Алло!
Я понимала, что возможно адвоката уже нет в живых, он либо умер, либо
был ликвидирован бандой тропических гадов...
- Алло! Я могу говорить с мэтром Жан-Жаком Нюитте?
Пауза.
- К сожалению его уже нет, - ответил молодой мужской голос с личной
интонацией... наверное, это его сын...
- А с кем я говорю?
- С Жан-Пьером Нюитте. Я его сын.
- Простите. Вы тоже адвокат?
- Да. Наша семья занимается адвокатской практикой больше трехсот лет.
- Я Гepca Кардье - ваша клиентка. Хотя мы еще не знакомы...
- Минутку...
Он пошел смотреть картотеку или давит клавиши дисплея...
- Гepca Кардье, она же Лиза Розмарин?
- Да, это я!
Вот что значит устои - 20 лет прошло - а карточка цела, а мы ногти на
пол стрижем, уроды!.
- Да, вы наш клиент, мадам. Слушаю.
- Нам надо срочно поговорить. Когда вам удобно?
- А вам?
- Завтра. Днем.
И он назначил встречу на 12 часов и дал адрес.
- Моя минута "мадам" стоит... - и он назвал кругленькую сумму.
Оставалась самая малость - добраться до Лозанны.
Тут больше ничего интересного нет - мне удалось провести шведскую
полицию, они явно кого-то искали, когда паром пришвартовался к берегу у
Вестеринка. Оттуда я махнула до Стокгольма и вечером того же дня улетаю -
ласточкой - в Берн. Ночью я уже спала в ло-занском отеле с видом на
Женевское озеро.
Лозанна! Когда-то я здесь родилась...
В 12.00 я была у мэтра Жан-Пьера Нюитте. Это был молодой мужчина, без
усиков, которые я терпеть не могу, и с таким лицом, но которому было
совершенно невозможно понять, что он думает и чувствует. Одним словом,
адвокат!
Волнуясь, я сразу пошла в ва-банк и объявила, что хочу возбудить дело о
наследстве (он поправил - тяжбу) и, что его гонорар будет равняться одному
миллиону долларов (все что у меня осталось) и о том, что четверть этой суммы
я готова внести авансом уже сегодня... Он понял что я совершенный ребенок в
таких делах и сразу предупредил, что не собирается пользоваться моей полной
неопытностью и будет придерживаться общих для всех клиентов правил. После
чего задал несколько вопросов. Ему достало пяти минут чтобы схватить и суть
моих претензий, и существо дела, и понять что речь идет о весьма скандальном
рекламном процессе века - наследницы против людей причастных к спецслужбам,
которые подлостью и обманом захватили контроль над легендарной фирмой и
состоянием.
- Фирма "Кардье", - сказал адвокат, - третья по величине годового
оборота компания Европы. Он равен примерно 60 миллиардам долларов... 400
заводов в 70 странах мира. Мадам выставит против нас (ага! уже "мы") целую
команду адвокатов - слишком высоки ставки. На сам процесс уйдет несколько
лет. И у вас нет достаточных средств для расходов на тяжбу.
Я согласилась, что борьба будет весьма острой, но она начнется с
грандиозного скандала - мадам и ее покровитель будут арестованы за сговор с
агентами русской разведки раньше, чем сам сговор будет доказан в суде. И
командовать адвокатами мадам придется из тюряги. Связь с враждебной
разведкой - серьезное обвинение. Это, как сразу выбить стул из-под задницы!
Известные адвокаты не захотят пачкаться в дерьме, и у мадам Роз будут
проблемы.
- Да, - согласился мэтр Нюитте. - Если ваши слова верны и в афере с
наследством замешаны люди из русской и английской разведки, то наши (опять
"мы"!) шансы на выигрыш тяжбы возрастут... но ведь вы... как бы тоже дочь
шпиона?
- Нет, дочь шпиона - Лиззи, лженаследница состояния, а я Золушка, я
дочь своего отца и своей матери Розали. Я единственная дочь и единственная
внучка дедушки Кардье. Дитя законного брака. Подлинная Гepca! А кто такая
мадам? Бастард, который выдает себя родной дочери за ее приемную мать,
сестру покойной Розали Кардье? Опекун самозванки!
Мэтр Нюитте попросил меня рассказать все, что мне известно по делу.
Целый час я рассказывала о своей одиссее, но по возможности затушевывала все
чудесные моменты и удивительные места из своей жизни.
Все равно он был ошарашен.
- Козни врагов разбиты! Браво, мадемуазель - развел он руками, когда я
закончила свой рассказ.
Короче, этот визит обошелся мне в - оля-ля! - весьма кругленькую сумму.
Прощаясь, мы договорились завтра вместе явиться в ШНБ - Швейцарский
национальный банк, - в отделение частных сейфов, и предъявить свои права на
кейс отца с документами о заговоре. Мэтр сказал, что окончательное слово
даст только после изучения компрометирующих бумаг... Только на пороге, я
наконец решилась спросить о кончине его отца... Жан-Жак Нюитте задохнулся
пробочкой от аэрозоля во время приступа астмы. Вот такая глупая смерть,
здесь трудно заподозрить злой умысел.
Я вышла из оффиса на противоположную сторону улицы, к набережной
Женевского озера. Я была совершенно измотана разговором - и плюхнулась на
первый же стул, в первом попавшем на глаза открытом кафе.
Я не привыкла раскрывать душу перед незнакомыми людьми. Даже за свои
деньги.
Я заказала фужер шампанского - отметить в полном одиночестве .свою
одинокую победу - взбитые сливки, фруктовый салат, кофе покрепче... как я
устала!
Со мной в новой сумочке из крокодиловой кожи все мои сокровища: старая
книжка заветных сказок, письмо отца на седьмой странице, на том месте, где я
когда-то детской рукой и печатными буквами переписала финал страшной сказки
про Красную Шапочку... теперь к ним добавилась карта острова Форе,
исписанная с двух сторон торопливым почерком родной руки, да обыкновенная
галька, которую я подобрала у моря на галечном пляже острова, где оставила
своего несчастного безумца.
Признаюсь, когда бокал опустел - мои глаза наполнились слезами. Я
никого не люблю и никем не любима. Сказать ли? Но я думала, что на дне моей
жизни скрыта более страшная тайна, чем деньги... Со мной произошло столько
удивительного... порой, мне мерещился свет дивной жемчужины, он проникал
сквозь мрак судьбы в самое сердце, порой, казалось, что я сражаюсь - одна! -
против демонов целого мира, порой, мне - гордо и горько - думалось, что
ангелы света с мечами в руках стоят на моей страже, порой, мне грезилось,
что от моей жизни зависит - стыдись! - будущее планеты, что моя судьба -
охо-хо! - перекресток мира...
Ко мне подошел человек, одетый клоуном. Он распространял билеты
благотворительной лотереи: "Мадемуазель, один билет! всего 5 франков! Стоит
потереть монеткой вот здесь и, если вам повезет, вы увидите сумму в Г0 тысяч
франков".
Какая удача! Сейчас я проверю - отвернулась от меня фортуна или не
отвернулась? Я купила билетик, стерла ребром монетки облатку из тонкой
фольги и увидела... пять нолей. Без выигрыша. Клоун печально развел руками:
"Пять франков небольшая потеря, мадам."
Неужели мне придется прожить обычную человеческую жизнь? Как все?
Постареть, заболеть и однажды- бац - умереть?
Когда пришло время рассчитаться с официантом, я нечаянно опрокинула на
себя недопитую чашку кофе и испортила кофейным пятном светлую юбку из
муслина.. Ага! А вот мои мелкие неприятности остались при мне. Что ж, если
бутерброд всегда и везде падает вниз только намасленной стороной, значит
есть надежда, что в баккара - так же подряд - выпадет нужная карта. Таков
закон подлости.
Я промакнула салфеткой сырые глаза и рассмеялась. Официант не понял
моей веселости, ведь - как нарочно - закапал дождь, а я, конечно, была без
зонтика. Мне всегда не везет.
На следующее утро мы с адвокатом съездили в Берн, в Швейцарский
национальный банк, где после утомительных процедур, о которых скучно
рассказывать, мне выдали стальной сверкающий кейс из личного сейфа отца...
там была куча бумаг, пленок, фотографий, в которые я не стала вникать. Мэтр
Нюитте при мне сделал копии с каждого документа и я поставила кейс на место.
Он обещал все изучить в течении недели. И я смогла наконец вернуться на Форе
за отцом.
А еще через неделю я побывала на кладбище в Сен-Рафаэле.
Никогда еще я не видела столько цветущих роз... казалось, их стебли
растут из самой глубины взглядов умерших. Вытягивая шеи, те кто умер,
пытаются глазками бутонов разглядеть тех, кто пришел на их могилы.
Кладбище находилось на склоне кипарисной горы у самого синего моря.
Издали обилие мраморных плит походило на каменный лес.
Солнце пышет огнем, и перламутровый жар поджигает обелиски вспышками
льда. Розовый туман цветущих кустов стелется по кремнистым аллеям. Кипарисы,
как зеленые урны с прахом родителей. Только навесы плюща похожи на плющ.
Смотритель провел меня к фамильному склепу и с заученной скорбью открыл
вход в печальный павильон с узкими витражами, через которые на каменный пол
падали шафранные полосы солнца. У стены стояло распятие с мраморным Христом,
напротив - четыре могильных надгробия: дед, его жена, моя бабушка, их сын...
крайней плитой было надгробие моей мамочки, на котором был выбит
католический крест в полукольце из терновых роз, а ниже на латыни - ее
артистическое имя:
РОЗАЛИ РОЗМАРИН
и больше ничего, ни дат рождения и смерти, ни настоящего имени.
И еще одна странность - на всех плитах красовались резные медальоны с
гербом старинного рода: змея, оплетающая ручку овального зеркала, а на
могильной плите моей мамочки вместо медальона вмуровано само овальное
зеркальце, в котором я увидела свое отражение. Красные глаза тлели слезами.
Я провела там больше часа. Я впервые в жизни пыталась молиться, но не
знала необходимых по этому слу-L чаю слов и только плакала и слушала шум
моря, который явственно доносился до склепа со всеми подробностями прибоя:
вот волна набегает на берег, вот катится назад. Как бесконечна его тяжесть и
каким лазурным младенцем оно играет с бирюзовой галькой. Море молится вместо
меня.
Разглядывая распятие я глуповато боялась задеть его рукой, вспоминая
как в детстве раскокала вдребезги амурчика в доме проклятой тетки... А это
кто? И я с умилением вдруг обнаружила - слезы высохли - что у основания
креста, в зазоре пола, сквозь ранку пробился мой любимый лилейный вьюнок и,
поднимаясь вверх, опутал нежными кольцами ноги Спасителя, целуя белоснежными
чашечками Христовы раны.
Мертвый Иисус смотрел на меня сквозь закрытые веки.
Я пришла сюда вброд через море крови, но ни одна красная капля не
забрызгала чистое зеркало, на моей совести всего одна смерть, нечаянная
гибель пестрой кукушки, которую я накормила отравленным зерном.
Я поднялась с колен.
Когда смотритель закрыл за мной склеп, я еще долго гуляла по кладбищу,
так оно было прекрасно и безлюдно, одна среди роз, кипарисов и облаков, в
дурмане звучащего моря. И в один прекрасный миг, я вдруг разгадала тайну
своей жизни: если есть на свете одержимые дьяволом, те, кто так долго и
тщетно искали моей смерти, то есть и другая сторона медали - одержимые
Богом!
Я Герса, что означает - одержимая Богом.
Эпилог
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг