вранливый... Ну-ка, вставай, да пойдём, Пётр Кирилыч, а то скоро на
Чертухине будут петухи петь!..
Пётр Кирилыч вскочил с земли и тут-то и разглядел хорошо, кто это ему
собрался высватать дубенскую девку и какие они на самом-то деле бывают. Пётр
Кирилыч потом говорил, что много про них в деревнях идёт пустой болтовни и
что совсем они, совсем на самом-то деле бывают другие...
ДУБЕНСКАЯ ДЕВКА
Что у мужика деревенского язык, что у серой коровы на шее ботало, всё
едино!..
Потому-то и перестали сами же верить во все эти совсем и нескладные
враки про бороды, хвосты и рога, а они, то есть вся эта нежить и небыль,
взяли да и кончили с нами всякое дело. Доведись это и нам: кому же придёт
большая охота вязаться с разным треплом, которому только и заботы, как бы
тебя понезаметней обойти да обакулить!..
Обман -- великое дело!..
От обмана нарушается вся жизнь на земле!..
Вот Пётр Кирилыч говорил нам потом, какие они с виду бывают и как эти
лешие вообще родятся на свет. Оказывается, из ничего ничего не бывает, и у
лешего, как и у всего, тоже есть корешок...
* * * * *
Разговор этот у них завёлся, когда Пётр Кирилыч поднялся с земли, а
рядом с ним стала расти у него на глазах зелёная кочка, пока не выросла
такая высокая и плечастая, что шапка на ней пришлась Петру Кирилычу в самую
ровень.
-- Пойдём, Пётр Кирилыч, -- говорит Петру Кирилычу леший, -- нечего зря
провожаться...
При этих словах леший махнул длинной лапой в ту сторону, где лежит
Боровая дорога, и перед ним, как по команде солдаты, кусты, ели и сосны,
какие тут были, посторонились и стали ещё прямее друг против дружки. Смотрит
Пётр Кирилыч, пролегла сразу, как шнур у портного в руках, прямая тропа,
похожая очень на просек, только не просек, потому просек проложен не тут, а
гораздо правее. Эта тропа так и осталась с тех пор, хотя рощу не раз уж
сводили, пока совсем её не доконали.
Пропали лесные тропки -- было их в старое время в лесу, как паутины в
углу: там зверь пройдёт, там богомолец, -- заросли они травой и мхом
затянулись... Только на Антютиковой тропе и по сию пору растут один белоус
да костырь, как щетина, {{потому много позднее прогнал Антютик по этой тропе
всех больших зверей из нашего леса -- куда, неизвестно!}}
Заказал, вишь, старый леший на этой своей тропке никакой съедобной траве
не расти, чтоб была она ему в вечную память!..
Вот только знают ли про это про всё Ивашка Баран да ещё Сенька Денщик?
По этой тропке они в сенокосное время теперь на лисапетах на Дубну к
Боровому плёсу ездят купаться?.. Начальство!
Наверно, что нет!..
А мы вот всё помним и знаем!..
* * * * *
Идёт Пётр Кирилыч рядом с Антютиком и разглядывает его во все глаза: как
это, дескать, леший выглядит во всей его полной натуре?
Допрежь всего у него нет никакого хвоста... Этот хвост прицепили ему
совсем противу натуры... Видит ещё Пётр Кирилыч, что леший одет вроде как
он, в таком балахоне, каких уж теперь совсем и не носят, потому что вышли из
моды, но только если по разности на него будешь смотреть, сначала на ноги,
скажем, а потом на башку, так станет чудно -- ни на одном человеке того не
увидишь: будешь долго смотреть, а никак не решишь, что это -- мужик стоит
перед тобой али баба...
Когда его Пётр Кирилыч об этом спросил, то есть почему это он похож то
на мужика, то на бабу, так Антютик ему только и сказал:
-- Этого, -- говорит, -- ты, Пётр Кирилыч, сейчас не поймёшь, а вот
когда я тебе сосватаю дубенскую девку да тебя со Христом поженю, тогда и
увидишь, что это такое: это, -- говорит, -- оттого, что в нашей лешей
природе никакого сунгуза не бывает!..
А что это такое за сунгуз такой, Пётр Кирилыч расспросить его
постеснялся, а повёл речь издалека и о другом...
-- Скажи, сделай милость, -- говорит Пётр Кирилыч, -- вот когда меня
мать, царство ей небесное, на этот свет родила, так Петром назвала, а как у
тебя будет имечко?..
-- Как же, как же, -- отвечает леший, -- без имени никакой вещи на свете
не существует... Зовут, -- говорит, -- меня мужики Антютик, а бабы
Анчутка...
-- На Анютку похоже, если как бабы!..
-- Только, видишь ли, меня мать не родила!..
-- То есть как же это так не родила? -- удивляется Пётр Кирилыч. --
Откуда же ты на свет выскочил?..
-- Я же тебе говорил, Пётр Кирилыч, что у нас всё по-другому... У нас
всё касательно того-сего идёт без сунгуза... Трудно мне тебе объяснить: мы
родимся совсем по-другому!..
-- Вот бы послушать! -- говорит Пётр Кирилыч...
-- Э?.. Разъело губу?.. Любопытна же эта ваша порода, страсть... Только
себе на погибель, потому человеку... многое лучше не знать!..
-- Нет, уж ты, Антютик, мне рассказал бы... Если тебя там сумление какое
берёт, что, дескать, потом всем разболтаю... так, ей-ей, во мне, как в
могиле!..
-- Да мне-то што... тебе и так ни в чём не поверят... скажут:
балакирь!..
-- Верно, Антютик! -- печально согласился Пётр Кирилыч...
-- По этому самому: слушай...
Лес, кажется, так и наклонился к земле, низко распушили свои подолы
столетние ели, сосны взбучили шапки, и берёзы выставили на ветер меленькие
ушки, которые только-только обозначились в ветках, слушают они, видно,
вместе с Петром Кирилычем своего лесного хозяина и никак наслушаться не
могут.
-- Родимся мы не в естестве, а от молоньи... Вот когда молонья ударит в
какую-нибудь ёлку в лесу или сосну, только в такую, у которой непременно не
меньше ста поясков на комле... Знаешь, по чему у дерёв считают года?..
-- Понимаем! -- отвечает Пётр Кирилыч.
-- Так вот, когда в такую стогодовалую ёлку ударит молонья, и расщепит
её напополам, и сожгёт её по самую землю, так в горелом пне после неё долго
потом сидит небесный огонь, как в материнской утробе... Наподобие как и у
чаловека: семя жены, по писанию!..
-- А-а-а... -- протянул Пётр Кирилыч, -- семя жены?..
-- Да... Проходит так год, а может, и больше, и два, и десять лет может
пройти -- какая погода, -- пень этот стоит и стоит, пока у него, у пня, не
вырастут руки и ноги и в самом верху из-подо мха, которым он за эту пору
весь обнесётся, не прорвутся гляделки с зелёным таким огоньком, каким горят
все гнилушки в лесу... Только опять надо тут различать... разбирать надо так
же, как и в человеке, -- один человек гожий, а другой такой, что, кажется,
сотню раз лучше бы было, если бы он совсем на свет не казался, -- так и с
каждым пнём в лесу: один пень и пень, ни на что другое не годный, как только
подкуривать им в подовинье, а другой пень годящий -- его в печку не сунешь и
голыми руками не возьмёшь...
-- Н-нно! -- не удержался Пётр Кирилыч.
-- А что? Не веришь? Никакой вагой такого пня не скорчуешь, когда на
него, то есть как это сказать: пень -- значит, уже не на пень -- а на нашего
брата на вырубке где-либо наткнёшься...
-- А ведь это вот как часто бывает... семь потов сгонит, а хоть бы с
места.
-- Да ты, Пётр Кирилыч, лучше слушай... Известно, будешь даром потеть и
наутро зря пораньше придёшь: никакого пня на этом месте тебе не найти,
потому пенёк за эту ночь... убежит!..
-- Убежит?..
-- Убежит!.. А тут увидишь совсем гладкое место, и на этой плешине будет
цвести земляника, сиречь ягода, которая только там и растёт, где леший
погреет на месяце спину... Пригреется леший, заснёт, а заснувши под месяцем,
и не заметит, как стукнет об землю золотое кадило и поплывут по полю и лесу
туманы, и в этом кадильном дыму леший будет на этот день уж не леший, а...
пень!..
-- Пень? Скажи, сделай милость! -- дивится Пётр Кирилыч...
-- Только опять про то же: надо его различать, а то в лесу разведёшь
землянику, а печку зимой будет нечем топить!..
-- Не знаю уж доподлинно кто, а кто-то мне про всё это рассказывал в
полной подробности... -- замысловато закинул Пётр Кирилыч, до того ему всё
было интересно выпытать да разузнать. Благо такой случай...
-- Не знаю уж, какой Фрол тебе плёл... только, Пётр Кирилыч, слышишь ты
это впервые... потому этого человеку не дадено знать... У человека и разум
человечий, а у зверя -- звериный... а у нас вот ни то ни другое, но... если
то и другое сболтать... да ты, я вижу, мало что понимаешь?..
-- Как не понять? Понимаем!.. Только дивлюсь вот, как у тебя всё это
выходит кругло!..
-- Не-е-ет!.. Ничего ты, Пётр Кирилыч, я вижу, не понимаешь! В мире,
Пётр Кирилыч, всё круглое. Недаром же ты сам дивился на месяц: выплывет в
иной раз -- как от хорошего токаря большое блюдо кто вынесет... Да, брат,
делали всё это не плетари какие-нибудь, а золотые умелые руки: без ошибки!..
Потому круглый месяц, круглое солнце, кругло и колесо... у телеги, потому
что телега иначе не стронется с места, а на то она и телега, как на то же и
месяц, и солнце, чтоб не стоять на одном месте, а катиться и катиться по
небу. Куда?.. Вот этого, брат, никто уж не знает, потому у этой дорожки
нигде нету конца.
-- Астроломы знают!..
-- Астроломы -- дуроломы: не знает никто... Мир, Пётр Кирилыч, как
большая кадушка, и в этой кадушке засол без прокиса... Знаешь, как бабы
солят огурцы?
-- Ну вот бы не знать... Сперва воду до ключа греют, а потом соли
кидают...
-- То-то и дело, что соль... А сколько вот, чтобы огурцы не прокисли?
-- Не мало, не много, а так... чтобы враз...
-- Ну вот, по этому по самому любая баба больше знает о мире, чем
астролом... потому астролом огурцов не умеет солить... И как бабы солят их,
тоже не знает... Всё дело в яи... чке...
-- А... а! То-то Мавра солит с яйцом...
-- Видел: яйцо в рассоле плавает, вниз и вверх само по себе, куда ни
захочет... само.
-- И верно, хороши у неё огурцы...
-- То же самое вот, к примеру, и наша планида. Плавает она в рассоле в
кадушке, большой зелёный такой огурец, и жизнь на ней как огуречный душок:
потому хороший... рассол...
-- Так же значит и... звёзды?..
-- Полно, Пётр Кирилыч, какие там звёзды: клюква это растёт... Это нам
отсюда кажется: звёзды!..
-- И блюдо круглое...
-- В мире, Пётр Кирилыч, всё круглое... потому, Пётр Кирилыч, человек,
если ты сам на себя поглядишь хорошенько, к примеру сказать, тоже круглый...
-- Круглый?..
-- Круглый... Только, Пётр Кирилыч, круглый дурак... потому думает про
себя, что он оченно умный, а на самом-то деле, что и к чему у него всё перед
глазами, -- не понимает и никогда не поймёт...
-- Где понять... -- согласился Пётр Кирилыч, взглянувши на небо.
-- Да, не поймёт, -- повторил Антютик, тоже пощурившись кверху, --
потому у того, кто это всё делал, остался... секрет...
-- А кто это... будет?.. -- хитро спрашивает Пётр Кирилыч.
-- Не знаю, Пётр Кирилыч, -- ответил Антютик, -- ей-богу, не знаю!..
"А вот отец Миколай, верно, знает!" -- подумал про себя Пётр Кирилыч...
-- Ну вот, Пётр Кирилыч, как у нас с тобой всё это складно вышло, --
вдруг заговорил Антютик весёлым шепотком, -- потрепались малость и незаметно
пришли...
Взял Антютик Петра Кирилыча за руку и остановился...
-- Ты пригнись-ка к земле... послушай хорошенько, как твоя краля поёт:
голосок у неё соловьиный!..
Пётр Кирилыч пригнулся и по росе услыхал, как в прибережных кустах
защёлкал первый, должно быть, только что прилетевший на Дубну соловей, --
водилось их на Дубне в старое время, сказать теперь -- не поверят!..
Запел соловей и разлился весь сразу, словно серебристый горох на воду
рассыпал, а потом опять причмокивать начал и словно на маленьких хрустальных
пальчиках прищёлкивать: дескать, хорошо!.. Хорошо, чёрт возьми, на Дубне!..
И под его щёлканье шумит в плотине вода, и заворожённый лес шумит, и под
соловьиные пересвисты и перечмоки вдруг в самых ушах у Петра Кирилыча запел
нежный и печальный девичий голос, как бы издалека зовущий и плачущий
вдалеке, отчего и у Петра Кирилыча, должно быть, больно заколотилось в
груди, в глазах потемнело и всё заволоклось в весенний душистый туман:
Над серебряной рекой, на златом песочке
Долго девы молодой я искал следочки...
А следов как будто нет... Их и не бывало...
На кого же, дева-свет, меня променяла?..
Не с того ль легла тоска в сердце молодое,
Что златой песок река унесла водою?..
Что серебряной рекой увёл по песочку
Барин, парень городской, мельникову дочку?..
-- Хорошо поёт, Пётр Кирилыч! -- говорит Антютик, так и расплывшись
своей скуластой рожей.
Смотрит Антютик на Петра Кирилыча, и не может Антютик понять, что это
такое творится с Петром: весь он согнулся и припал к земле, и руки рвут чуть
заметную травку на ней, и в глаза ему словно кто налил чистой дубенской
воды, отчего они стали ещё светлее и чище, и синева в них переливается такая
же глубокая и густая, как и у Антютика зелень...
-- Пётр Кирилыч, -- говорит ему Антютик, -- вот теперь и ты мне скажи,
потому что и я теперь не понимаю... Я, видишь, знаю, отчего у вашего брата
бывает под носом мокро, это и у зверей тоже, когда сопливая болезнь у них
заведётся, а также в звериной старости это бывает, но вот почему и кто это
тебе в глаза сейчас налил такой чистой воды, убей меня -- не пойму!..
Антютик пригнулся к Петру Кирилычу и лизнул ему по глазам языком. Такой
у него язык тёплый, большой и шершавый, как лошадиный...
-- Ба!.. Да она, эта вода-то, солёная!.. Отчего это, Пётр Кирилыч,
скажи?..
-- Не знаю, ей-богу, не знаю... вспомнилось что-то, а что... и сам я,
Антютик, не знаю, -- тихо говорит ему Пётр Кирилыч в самый его ноздрятый
нос.
-- Вот, -- говорит Антютик, -- эта самая дубенская девка и есть...
Теперь нам бы только её половчее засватать... Тебе полно лежать, ну-ка,
вставай... вставай, а не то я...
Пётр Кирилыч обмахнул глаза рукавом и поднялся.
-- Ты тут, Пётр Кирилыч, постой за кустами, а я... сейчас... живою
рукой!..
-- А ты её, Антютик, не испугаешь?.. Уж больно ты... того... неказист!..
-- Это нешто: ночью нам даден зарок -- войти в любой образ, хошь в
овечий, хошь в человечий... На то и луна, Пётр Кирилыч, по небу плывёт...
Стой тут, Пётр Кирилыч, а я сейчас... живою минутой.
Сказавши это, Антютик сначала присел до самой земли, словно уминал что
под собой, потом вдруг припрыгнул выше самой высокой ёлки в лесу и оттуда
гукнул на всю округу так, что семивёрстными шагами далеко по лесу загугукало
перекатное эхо, и на него длинным мыком отозвался, словно в большую трубу
протрубил, старый чертухинский лось, зовя к себе заблудшую на жировке
лосиху, гукнул ещё раз так, что ели пригнулись над головой Петра Кирилыча и
по кустам прошёл тихий ветер и дрожь, потом со всей высоты грохнулся оземь и
у самых ног Петра Кирилыча ушёл в землю...
Пётр Кирилыч боится и рукой пошевелить, и каждый сучок в лесу тоже
присмирел, и не шелохнётся ни одна ветка, стало в лесу в этот час тихо и
затаённо, как в церкви в двенадцатый час...
-- Вот он как леший кричит... Ррррррях! -- прошептал Пётр Кирилыч...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг